Воздушная гавань - Батчер Джим - Страница 142

В результате взрыва весь огромный корабль был полностью деформирован: его бронированный корпус искривился и вспух, треснул в десятках мест. Все его мачты, без исключений, оказались сломаны, а несколько кристаллов балансировки вышли из строя, — и крейсер под сильным креном и медленно вращаясь начал дрейфовать в сторону, подхваченный течением энергетических потоков. Беспомощные аэронавты болтались на концах оборванных страховочных ремней. Вся орудийная палуба левого борта исчезла в клубах дыма, и канониры с криками пытались спастись от буйства огня. Многие нашли в пламени страшную смерть, поскольку предназначенная для их защиты сбруя теперь лишь удерживала их в западне.

До них донесся торжествующий свист сигнального гудка «Доблестного»: крейсер Байяра возвращался к «Итаске» по дуге, уводящей от зоны оружейной стрельбы сохранившихся орудий, и одна из его носовых пушек уже послала победный выстрел, скользнувший по кончику носа аврорианца.

— Прекратить огонь! — крикнул Гримм.

— Есть прекратить огонь! — эхом отозвался Криди, надзиравший за орудиями.

Казалось, «Итаска» очень долго провисела в небе, словно гигантский зверь в состоянии шока и уже не понимающий, что творится вокруг. Гримм слышал, как из конца в конец крейсера с отчаянием летят все новые и новые приказы.

И тогда знамена Авроры сорвались с немногих удержавшихся мачт и, завиваясь на ветру, отлетели прочь.

«Хищница» так далеко проскользила вперед, приближаясь к «Итаске», что Гримм смог отчетливо различить на мостике капитана, удерживаемого от падения тремя натянутыми страховочными ремнями. Отсюда он выглядел ровесником Гримма — высокий, худощавый мужчина с обветренным лицом и с серебряным отблеском в иссиня-черных волосах. Капитан «Итаски» всмотрелся в Гримма, кивнул, отцепил от пояса вложенную в ножны саблю и протянул ее «Хищнице», рукоятью вперед.

Гримм выпрямился, насколько мог себе это позволить в почти горизонтальном положении, сохраняемом исключительно благодаря страховочным ремням. Затем он стянул с головы шляпу и отвесил кивок в ответ капитану аврорианцев.

«Итаска» сдалась на милость победителя.

Сражение окончено.

Глава 69

Бриджет мгновенно проснулась, стоило Бенедикту шевельнуться на своем тюфяке.

Выпрямившись в кресле, она по привычке сразу вскинула руки отереть ладонями губы, как всегда это делала. У Бриджет имелась отвратительная склонность пускать во сне слюни, и девушка очень этого стеснялась, но теперь, забывшись, чуть не выбила себе половину зубов, треснув прямо по губам гипсовой повязкой, которая сковала ей запястье и руку до локтя.

Шепотом выругавшись, Бриджет потерла пострадавший рот пальцами здоровой руки. Только этого не хватало — чтобы Бенедикт очнулся и увидел перед собой ее разбитые, опухшие губы.

Юный боерожденный снова шевельнулся, с негромким стоном. Его тело дернулось, а руки попытались сделать какое-то движение — но их стягивали ремни лазаретного тюфяка, который занимал Бенедикт. Тогда он открыл глаза и затуманенным взором огляделся вокруг.

Лазарет был переполнен, и люди на тюфяках покрывали едва ли не каждый фут свободного пространства на полу. Доктор Бэген, проработав почти целый день напролет, теперь лежал в растянутом в углу лазарета гамаке, похрапывая с силой далеких громовых раскатов. В противоположном углу, в таком же гамаке со сложенными на животе руками вытянулся мастер Ферус: старик спал с легкой улыбкой полного довольства на лице. Чудачка свернулась на досках пола, точно под своим наставником, и спала с приоткрытым ртом в узком пространстве между двумя тележками, груженными добром эфирреалиста.

— Не пытайся подняться, еще рано, — посоветовала Бриджет Бенедикту. — Сейчас, сейчас… Дай мне сперва расстегнуть пряжки.

Склонившись над пострадавшим, она ослабила ремни, которые удерживали Бенедикта на тюфяке, после чего юноша с глубоким вздохом поднял обе руки, чтобы вытереть ими лицо. Затем его взгляд немного прояснился; в глазах мелькнуло нечто дикое и очень опасное. Когда этот взгляд упал на Бриджет, девушка едва могла узнать в лежащем прежнего Бенедикта.

К счастью, Бэген заранее предупредил ее о том, каким может очнуться боерожденный после битвы, за которой последовали два дня забытья. Ускоренный метаболизм Бенедикта все это время горел ровным, неистовым пламенем, и сейчас юноша выглядел более изможденным и опасным, чем когда-либо прежде.

Не говоря ни слова, Бриджет протянула ему заранее наполненную большую кружку, и боерожденный почти выхватил ее из рук девушки, неуклюже зажав ладонями в ожогах под толстыми повязками, — но воду он глотал с такой жадностью, что та брызгала из уголков рта. К тому моменту, как Бенедикт опустил пустую кружку, девушка успела снять крышку с миски тушеного мяса с овощами и нащупала рядом ломоть хлеба. Юноша уселся, с рычанием принял из ее рук миску и начал есть прямо руками, — так, словно ложка помешала бы доставить пищу в рот достаточно быстро. Так он и ел, время от времени отрываясь от миски, чтобы откусить огромные куски хлеба, и едва успевая прожевать их, прежде чем проглотить.

Следуя указаниям доктора Бэгена, на протяжении всей трапезы Бриджет сохраняла неподвижность и молчание, а когда миска опустела, не предложила забрать ее.

Только после того, как с едой было покончено, из глаз Бенедикта начала испаряться прежняя дикость. Несколько раз моргнув, он снова устремил на Бриджет испытующий взгляд. Подбородок в подтеках подливы он поспешно прикрыл ладонью неловким резким жестом, и что-то вроде смущения промелькнуло в его глазах.

— Э-э-э… — выдавил он, низким и хриплым голосом. — Я… Молю вас о прощении, мисс Тэгвинн. Я был не в себе.

— Ничего страшного, — заверила девушка Бенедикта. — Как вы себя чувствуете?

— Отвратительно. — В золотистых глазах боерожденного вновь быстро промелькнула некая темная тень. — Где мы?

— На борту «Хищницы», в лазарете.

Бенедикт вновь обвел помещение взглядом.

— Угу. Но как мы сюда попали? Я помню только, что мы были в Храме…

— Вас укусил шелкопряд, — тихо сказала Бриджет. — Вы долго сопротивлялись яду, но в итоге рухнули замертво. Зная, что вам и другим отравленным смог бы помочь мастер Ферус, капитан доставил всех раненых сюда. А потом мы отправились за инструментами эфирреалиста, которые нужно было обязательно вернуть.

— И добились успеха, очевидно, — заметил Бенедикт. — Но что именно произошло?

Вздрогнув, он вдруг уселся на тюфяке прямо.

— Бриджет, что с вашим лицом? И с рукой?

Подняв руку, юноша осторожно коснулся кровоподтека на ее щеке.

Кончики его пальцев были легкими, горячими и чуточку шероховатыми. Бриджет показалось, ее сердце вот-вот перестанет биться; девушка с ужасом ощутила, как округляются ее глаза.

Казалось, хребет Бенедикта в тот же момент обратился в камень. Отдернув руку, он смущенно откашлялся.

— Э… Ну, то есть если позволите спросить.

— Когда Храм начал рушиться вокруг нас, мне попало по лицу, — сказала Бриджет, в общем-то не уклоняясь от истины. Потом она приподняла загипсованную руку. — А это было в самом начале сражения.

— Какого сражения?

— Ну, мы погнались за «Туманной акулой» и схватились с ней. Это такое судно, чемпион олимпийских состязаний в скорости. А потом был бой с каким-то другим кораблем, под названием «Итаска», но нам уже помогали военные суда нашего флота. Этот корабль мы захватили, что, кажется, было весьма существенным достижением, а сейчас возвращаемся после всех воздушных битв домой…

Этот сбивчивый рассказ самой Бриджет показался похожим на стихотворение, которое жутко застенчивая девочка впервые читает перед целым классом: слишком быстро, проглатывая слова, и не в состоянии остановиться.

Бенедикт качал головой.

— Я… Как, говорите, вы повредили руку?