Воздушная гавань - Батчер Джим - Страница 1

Джим Батчер

Воздушная гавань

Пролог

— Гвендолин Маргарет Элизабет Ланкастер! — резко и твердо возгласила мать. — Ты немедленно прекратишь эти нелепые игры.

— Полноте, мама, — рассеянно обронила Гвендолин, — мы с вами все уже обсуждали. Подолгу, и не раз…

Хмуря брови, она слегка покрутила запястьем левой руки, затянутым в боевую перчатку.

— Третий ремешок чуть туговат, Сара. Кристалл давит на ладонь.

— Сию секунду, мисс… — Сара склонилась над креплениями перчатки, всматриваясь в них поверх линз пенсне. Быстро и ловко исправила натяжение ремней. — Так лучше?

Повторив попытку, Гвендолин улыбнулась:

— Просто замечательно. Спасибо, Сара.

— Конечно, мисс, — кивнула та. Рискнула было улыбнуться в ответ, но бросила опасливый взгляд в сторону и придала лицу подходящее к случаю безучастное выражение.

— Ничего мы не обсуждали, — повысила голос мать, складывая на груди руки. — «Обсуждение» подразумевает обмен мнениями. Ты же усердно делала вид, что меня нет рядом, стоило мне только начать разговор.

Гвендолин обратила к ней милую улыбку:

— Мама, если вам угодно, можем опять повторить весь этот спектакль, но мои намерения ничуть не изменились. Я не буду посещать Высшую академию леди Хадшоу.

— Я была бы счастлива увидеть, как ты поступишь в Академию эфирных устройств вместе с…

— Ну нет! — воздела очи Гвендолин. — Я разбирала эти приборы в испытательной мастерской еще прежде, чем научилась ходить, и совершенно точно лишусь рассудка, если меня заставят вытерпеть целых два года вводного курса.

Мать недовольно покачала головой.

— Гвендолин, ты ведь не настолько наивна, чтобы…

— Довольно! — отрезала девушка. — Говорить не о чем. Я вступлю в Гвардию копьеарха. Принесу клятву и проведу год в страже.

Она повернулась оглядеть свое отражение в высоком зеркале; чуть выровняла юбки и поправила отвороты короткого жилета.

— В конце концов, дочерям и других Высоких Домов доводилось приносить клятвы. Не возьму в толк, зачем устраивать суету по столь ничтожному поводу.

— Другие Дома не ровня Ланкастерам, — неожиданно холодно возразила мать. — Не они управляют жизнью высочайшего хаббла в Совете. Ни на один из других Домов во всем Копье Альбион не возложены столь существенные обязанности.

— Мама… — выдохнула Гвендолин. — Можно подумать, жители нижних уровней Копья чем-то провинились и от этого менее достойны. И потом, честно говоря, все эти огромные чаны и кристаллы едва ли не сами о себе заботятся!

— Ты еще совсем юна, — возразила мать. — Ты не задумывалась о том, насколько ценны эти кристаллы, и не только для хаббла Утро или нашего флота. О том, как самые разные люди жаждут их заполучить, и о том, сколько усилий нужно приложить и как тщательно все продумать ради производства единственного кристалла. Ведь это требует неусыпного внимания целых…

— Целых поколений мастеров, — перебила ее Гвендолин. — Нет, очевидно, мои мыслительные способности не отвечают вашим высоким стандартам… Тем не менее я позволю себе заметить, что очередное повторение прописных истин едва ли способно исправить ситуацию, а посему наименее мучительным выходом для обеих сторон будет вовсе опустить этот этап беседы.

— Гвендолин! — сузила глаза мать. — Даю десять секунд. Ты сейчас же отправишься в свои покои — или, клянусь Всевышним, я тебя отшлепаю.

Дожили. Вот до чего дошло. Гвендолин подавила в себе сперва приступ чисто детского страха, а затем и более обоснованной злости, чтобы спокойно и рассудительно взвесить ситуацию и окружение.

Сара стояла рядом, оцепенев. Выходка матери явилась для нее неприятным шоком, ведь служанка ясно понимала, что подобная сцена в одном из сильнейших Домов хаббла никак не предназначалась для ее глаз. Гнев вывел мать из себя, заставив совершить эту ошибку, и теперь Сара растерялась, не решаясь просто выйти из комнаты. Что было делать бедняжке?

— Сара, — окликнула ее Гвендолин. — Кажется, я слыхала, что кухарка по-прежнему жалуется на боли в спине. Буду очень благодарна, если ты сможешь уделить время и поможешь ей сегодня. Тебе не очень сложно будет отнести отцу завтрак и избавить кухарку от подъема по ступеням?

— Вовсе не сложно, леди Гвендолин, — сказала Сара, приседая в быстром реверансе. Перед тем, как подчеркнуто чинно выйти, она послала хозяйке легкую улыбку, исполненную благодарности.

Гвендолин продолжала улыбаться, пока за служанкой не закрылась дверь. Лишь тогда она обернулась, чтобы с поднятой бровью взглянуть в лицо матери:

— Не особенно хорошо обдуманные слова, мама.

— Даже не пытайся менять тему, — отрезала мать. — Сейчас же сними с руки эту смехотворную перчатку, или столкнешься с неприятными последствиями.

Бровь Гвендолин взлетела выше прежнего.

— Вы ведь понимаете, что я вооружена?

Темные глаза матери угрожающе сверкнули.

— Ты не посмеешь.

— Думаю, применять оружие не потребуется, — вздохнула Гвендолин. — Впрочем, возможность быть отшлепанной привлекает меня даже меньше, чем перспектива провести остаток своих дней в этом скучном мавзолее или в другом, точь-в-точь как этот. Рискну предположить, что, состоя в рядах Гвардии, сумею наткнуться хоть на что-нибудь интересное.

Она вздернула подбородок, прищурила глаза и тихо предостерегла:

— Не испытывайте меня, мама.

— Невозможный ребенок, — уронила взгляд мать. — Схватить ее.

В этот миг Гвендолин сообразила, что материнские угрозы и гнев притворны; они — лишь отвлекающий маневр, который заставит Гвендолин вести себя смирно, пока сзади к ней подкрадываются двое вооруженных охранников Дома. Она быстро шагнула в сторону и тут же почувствовала, как на ее левом локте смыкаются чьи-то крепкие ладони. Останься Гвендолин стоять, второй охранник схватил бы ее и справа, полностью лишив свободы.

Вместо этого она поймала обидчика за запястье, толкнула его, заставив потерять равновесие, и одновременно вырвалась из захвата, чтобы единым плавным движением превратить разворот в бросок через бедро; первый охранник отлетел в сторону, под ноги второму. Подкошенный, тот тоже оказался на полу и заворочался в попытке подняться. Тогда, чуть приподняв юбки, Гвендолин метким пинком выбила из-под него опорную руку. Крякнув, второй охранник повалился на первого и с изумлением воззрился вверх на девушку.

— Мне ужасно жаль, — сказала ему Гвендолин. — Ничего личного.

И нанесла выверенно-сильный, точный удар носком туфли ему в висок. Оглушенный, мужчина издал слабый стон и обмяк.

— Эстербрук! — вскрикнула мать.

Отвернувшись от двух поверженных противников, Гвендолин увидела, как в комнату входит Эстербрук — капитан охраны Дома Ланкастер. Поджарый, грозный с виду человек с кожей, выдубленной годами, проведенными под беспощадным солнцем: того темного оттенка, что так к лицу аэронавтам. На Эстербруке были черный костюм и куртка, скроенные на манер привычного ему военного мундира. У бедра подвешен короткий и тяжелый флотский клинок в блестящих ножнах. Боевая перчатка на левой руке из потертой мягкой кожи, но начищенная медь ее каркаса на запястье сверкает как новенькая — ничуть не хуже свежей модели на руке у самой Гвендолин.

Девушка мгновенно переключила внимание на вошедшего, отступила на шаг от распростертых на полу охранников и вытянула вперед левую руку, показывая Эстербруку вжатый в ладонь кристалл. Свою цель — седую голову капитана — она заключила точно в развилку указательного и среднего пальцев. К этому моменту кристалл боевой перчатки успел пробудиться, оживленный мысленным приказом Гвендолин. Излучаемый им холодный белый свет поменял рисунок теней в комнате и заставил мать девушки прикрыть глаза от внезапной вспышки.