Когда распахиваются крылья (СИ) - Самарова Екатерина Андреевна - Страница 55

     – Ты чего здесь? – от неожиданности я не придумал ничего умнее. – Я… Я думал, что больше тебя не увижу.

     – Что ж, как оказалось, ты ошибался. Ты же хотел меня увидеть?

     – Э-э… Да, хотел… – ответил я и вдруг понял, что все слова, которые я долго репетировал про себя, куда-то испарились, остались только какие-то глупости.

     – Не расстраивайся, – просто сказал Гоша, – все эти твои слова я уже слышал.

     – Тогда ты знаешь, что я хотел сказать?

     – Знаю. И спасибо тебе за эти слова. Я не так чтобы часто их слышу.

     Гоша грустно улыбнулся и провёл рукой по потрескавшемуся от старости стволу черёмухи, опять затрепетавшей, как невеста на выданье. Он сел на скамейку и жестом пригласил меня сделать то же самое. Помедлив, я осторожно присел рядом. Некоторое время мы молчали, смотря как солнце медленно опускается к горизонту, серебря своим лучами остатки снежного покрывала.

     – Знаешь, – начал Гоша, – я пришёл сюда, чтобы сказать это: Я горжусь тобой, Вася.

     От неожиданности я покраснел, а Гоша продолжил:

     – Может быть, ты не до конца ещё понял моё творение – себя самого, но ты на верном пути. Вчера на мосту ты показал, какой ты смелый и отважный – ведь ты не побоялся выглядеть смешным, когда от твоего выбора зависела жизнь другого человека. Ты мог бы отвернуться, сделать вид, что не заметил, – и ком бы покатился дальше. Но ты смог остановить его, ты смог показать Тёмке, что не только страх движет людьми, но и другие, более яркие и приятные чувства. Ты почти смог сломать стену непонимания между Мишкой и Тёмкой – а это дорогого стоит, поверь мне. Только помни, пожалуйста, что вся человеческая жизнь – это череда выборов, в которой растворён твой главный выбор – между свободой и страхом. Тебе будет нелегко, ты будешь сомневаться и – что греха таить – ты будешь страдать – но знай: это того стоит. Быть человеком, быть свободным, чувствовать, любить, жалеть, радоваться… Творить, создавать этот мир вместе со мной – это того стоит.

     – Я запомню, – просто ответил я, не зная, что ещё сказать.

     – Ничего не надо говорить. Мне достаточно того, что ты понял. А дальше, вся твоя жизнь – зависит только от тебя.

     Мы опять замолчали. Женька внизу закончил катать один ком – для головы снеговика, и начал другой. Второй ком был уже очень большим, поэтому мелкий изо всех сил кряхтел и пыхтел, толкая его в сторону, где ещё оставался нетронутый снег.

     – Ты сейчас… уходишь? – осторожно спросил я, где-то в глубине души надеясь, что Гоша отрицательно покачает головой и скажет, что он ещё не всему меня научил.

     – Нет, – ответил Гоша, и я на мгновение обрадовался. – Я никогда и не уходил. Я всегда был с тобой, с самого твоего рождения. Я – это весь мир вокруг тебя. Я – это люди, которые тебя окружают. Я – это ты.

     Гоша показал на свой жуткий розовый свитер:

     – А Гоша… Гоша – это только часть меня. Часть, которую ты можешь видеть и воспринимать. Настоящий Я – неизмеримо больше, чем Гоша. Как и ты – неизмеримо больше, чем о тебе знают.

     – Я… Я думал, что ты всегда Гоша… Так в тебя было как-то легче верить, – неуверенно проговорил я.

     – А тебе и не нужно верить в меня, – светло улыбнулся Гоша. – Тебе нужно верить в самого себя. В Женьку, в маму и папу. В Серого и Мишку. В Женьку Стерхову и Тёмку. В близких и родных. Во всех людей. Потому что самое дорогое, что есть у вас всех – это вы сами.

     Я опять не нашёлся, что сказать.

     – Ничего, – жизнерадостно ответил Гоша, – скажешь в следующий раз. Только в этот раз не кричи, пожалуйста, просто знай, что я всегда тебя услышу. Между прочим, – заметил он вдруг, – ты заметил, какая сегодня хорошая погода? Снег в конце апреля, – это, конечно, слегка странно, но я хотел, чтобы новую главу своей жизни, главу о свободном и творящем человеке, ты начал с чистого и белоснежного листа.

     Золотистые глаза Гоши, в которых отражались последние яркие лучи тёплого апрельского солнца, снова засияли отдалёнными искорками – как будто свет фонарей на тёмной улице. Он улыбнулся – и таким я запомнил его навсегда: как будто светящимся изнутри, мягким, понимающим… Родным.

     – Ва-а-ася-а-а! – возмущённо заорал снизу склона Женька. – Помоги уже-э-э! Я не могу перевернуть третий ком! Он слишком большо-о-ой!

     Я отвлёкся от своих ощущений и посмотрел на Женьку. Тот успел состряпать третий ком, который оказался ещё больше первых двух и доставал мелкому до пояса. Мелкий пыхтел, упирался ногами в землю и толкал изо всех сил, но перевернуть его ещё раз не смог. Я хихикнул, опять ощущая волну привязанности и любви к младшему брату.

     – Я, наверное, пойду… – повернулся я к Гоше и тут же осёкся. На скамейке было пусто. Старая черёмуха замерла и сгорбилась, подобрав под себя сухие толстые ветки.

     «Значит, ты всегда со мной? – подумал я. – Тогда спасибо тебе за все это! И… я побежал!». Я встал со скамейки и рванул со склона к Женьке. Мелкий тут же увернулся и запустил в меня снежком.

     – Ага, значит, война? – спросил я, сминая рукой снежок.

     – Война! – пискнул брат и со смехом и визгом запустил в меня ещё несколько снежков.

     Мы весь вечер носились с криками по склону мимо нашего снеговика, пока наконец не стемнело. Когда на небе появились первые звёзды, я загрузил подуставшего брата на санки и покатил домой. На душе было удивительно тихо, спокойно и приятно, как будто я ощущал руку родного человека на плече. За спиной, легонько и почти незаметно трепеща, опять распахнулись крылья – как будто хотели поднять меня высоко-высоко.

<p>

<a name="TOC_id20251031"></a></p>