Когда распахиваются крылья (СИ) - Самарова Екатерина Андреевна - Страница 48

     Вопросы вставали передо мной каждую ночь, и я без конца ворочался в кровати, пока наконец не засыпал тревожным сном, в котором Толя размеренно и равнодушно раз за разом замахивался своим потёртым ремнём с тяжёлой железной пряжкой.

     Но Тёмку с той ночи я почему-то не видел. Как и Гошу, и вопрос о моем супергеройском будущем как будто завис в воздухе над головой. Наверное, мне нужно было попросить Гошу вернуть мне моё невезение, чтобы в следующий раз Женька, мама и папа были в безопасности. Наверное, мне нужно было снова пойти к черёмухе и заорать, чтобы Гоша опять меня услышал. Но я почему-то медлил. «Ещё один день», – говорил я себе, но каждый раз что-то отвлекало меня – то надо сходить в медпункт к фельдшеру за лекарствами для Женьки, то уроков много задали, то папе надо помочь с забором.

     Прошли выходные, началась новая учебная неделя, которая не принесла с собой ничего кроме кучи домашнего задания, пары-тройки контрольных и тёплой погоды, растопившей последние остатки снега. Отпраздновав Пасху, деревенские заговорили про майские праздники. Женьку Стерхову, а с ней теперь и Серого постоянно дёргали с уроков на репетиции утренника ко Дню Победы. Каждый раз, когда к нам в класс заходила Нина Вячеславовна, наш педагог-организатор, и просила учителей отпустить их с урока, Женька тут же розовела, с готовностью подпрыгивала и выходила из класса, а за ней по пятам шёл Серый – с плохо склеенным выражением тоски и неохоты на лице. Не знаю, что у них там было на репетициях – Серый никогда особенно не распространялся, но каждый раз после них, когда мы с Мишкой, подождав его, топали домой, всю дорогу Серый сиял и переливался своим худым лицом, как только что отмытая кастрюля на солнце. На все наши удивлённые вопросы, чего он улыбается без причины, как дурак, Серый загадочно отвечал, что «погода нынче хорошая». Погода и вправду была прекрасная – весеннее солнце светило мягко и тепло, в воздухе запахло маем и каникулами, – поэтому мы с Мишкой понимающе кивали и больше не спрашивали.

     В субботу, почти через две недели после встречи с Гошей, всем классам вместо обычных шести уроков поставили четыре: после какого-то пожара в соседней области из города приехали проверяющие. За день до этого завхоз начал бегать по школе открывать запасные двери, которые до этого были закрыты на замок – потому что, когда они были открыты, туда бегали курить старшеклассники. В ящик рядом со школой быстро набрали песка, в кабинетах расставили огнетушители, все время хранившиеся под замком в подвале, на всякий случай с окон убрали потемневшие от пыли шторы – видимо, директор решил, что чем меньше горючих материалов будет в классах, тем лучше.

     Нам троим проверка, к которой все так упорно готовились, была до лампочки – было только забавно наблюдать, как старенький завхоз Михалсаныч – пропитый мужик лет шестидесяти – бегал туда-сюда по коридорам то с лопатой, то с огнетушителем и сквозь зубы матерился. Ну и то, что два ненавистных урока биологии пропадают, тоже придавало радости. Поэтому в субботу я собирался в школу в приподнятом настроении.

     Уроки, последним из которых была физра, прошли так быстро, что я даже оглянуться не успел: кажется, несколько минут назад я только переступил порог школы, а вот уже заканчиваются последние пять минут урока, а мы даже через козла толком не попрыгали. Тольмихалыч дунул в свисток, мы с готовностью выстроились в шеренгу. Минуты две покружив нас на месте («На-ле-ва! На-прр-ва!»), он громко сказал: «До свиданья, класс!», мы бодро ответили: «Дос!», после чего Тольмихалыч ушёл в свою каморку, а мы тихо заковыляли к раздевалкам. Бесцельно разглядывая спортзал, я случайно остановил взгляд на окне и подпрыгнул от неожиданности: по дороге в сторону от школы шёл Тёмка в окружении своей банды – пяти человек, среди которых оказались Катька и Олеська. Я хмыкнул: сегодня перед физкультурой обе подошли к Тольмихалычу и слёзно рассказывали, как им сегодня плохо и как у них все болит, после чего физрук отправил их к медсестре.

     Тёмка шёл первым спиной вперёд и, кажется, что-то рассказывал: Катька, Олеська и ещё три парня периодически громко смеялись и громко кричали что-то в ответ. В руке Тёмки серебристой рыбкой мелькнуло что-то блестящее. Я присмотрелся – тот самый прадедов нож, которым так гордится Тёмка. Опять он в своём репертуаре – только начнёшь ему сопереживать, как он сделает что-нибудь, от чего хочется только плеваться и пристукнуть чем-нибудь тяжёлым по его тупой башке.

     Моё сердце тревожно забилось – это был первый раз, когда я увидел Тёмку с той ночи. Нужно ведь что-то сделать, наверное? Как там говорил Гоша? Что только моя свободная воля и мой выбор могут разбить этот дурацкий снежный ком из многолетних наслоений. Но как? Мне что, сейчас выбежать к нему и крикнуть: «Тёмка, я хочу тебе помочь!»? Ага, только красных трусов и плаща не хватает. Значит, не судьба, придумаю в следующий раз что-нибудь другое. «Ага, придумаешь, – тут же сказал я сам себе, – когда Тёмку окончательно прибьёт его папашка, ты что-нибудь обязательно придумаешь. Например, какие цветы нести на похороны». Я выругался и отвернулся от окна. Все равно сейчас, когда он окружён толпой, я ничего сделать не смогу, успокоил я себя и направился за всеми в раздевалку.

     Когда я пришёл, уже все мои одноклассники переоделись и ушли домой: в раздевалке сидели только Серый и Мишка.

     – Васян, ты чего так долго? – удивился Мишка. – Все уже разошлись давно.

     – Я… Там… – протянул я, понимая, что не стоит им говорить про Тёмку, тем более, что и говорить-то нечего. – Задумался просто.

     – Вот ты всегда так, – заметил Серый, – как задумаешься, так хоть рядом с тобой бешеная корова верхом на бешеной лошади проскачет, ты и не заметишь.

     Я пожал плечами: так и есть, чего скрывать. Потом побросал пиджак, рубашку и брюки в рюкзак – ну и пусть мнутся, все равно сегодня стирать – и переодел обувь.

     – Ну все, я готов. Идём?

     Мишка с Серым кивнули, подхватили свои рюкзаки и пошли за мной. В школе, кажется, почти никого не осталось, кроме пары учителей, вяло копошащихся в учительской. Такой пустой главный вестибюль я видел только пару раз. И всякий раз уйти из пустой школы оказывалось сложнее, чем думалось. Мы переглянулись и прибавили шагу. Только бы нас никто не заметил! Я уже потянулся к входной двери, когда за нами раздался голос Ольги Николаевны:

     – Перевозчиков! Василий! И вы, Серёжа и Миша! Не уходите так быстро!

     – Ольга Николаевна, но у нас уже закончились уроки! – не сдержавшись, отчаянно проговорил я. Что сейчас они придумают? Отмывать столовую перед чьей-нибудь свадьбой в воскресенье?

     – Я знаю, Перевозчиков, – твёрдо сказала Ольга Николаевна. – Я тут проверила учебные кабинеты, все они чистые, кроме вашего – доска не вымыта, тряпка сухая, стулья и парты как попало расставлены. Так что идите-ка уберитесь в своём кабинете и цветы полейте!