Когда распахиваются крылья (СИ) - Самарова Екатерина Андреевна - Страница 32

     Вместо ответа Гоша привстал и, несмотря на приглушенное шиканье Серого, помахал Женьке, привлекая её внимание. Та сначала оглянулась, пытаясь понять, кого зовёт Гоша, а потом неуверенно подошла к нам, вцепившись руками в лямки своего рюкзака, как в спасательный жилет.

     – Привет, – тихо сказала она.

     – Привет! – Гоша жизнерадостно пожал ей руку. – Не хочешь спеть с нами?

     – Нет, спасибо, – вежливо ответила она, но даже я со стороны заметил, что ей очень хотелось согласиться.

     – Давай! – жизнерадостно воскликнул Гоша. – Серый сказал, что ты отлично поешь! А нам как раз не хватает женского голоса.

     Женька бросила быстрый оценивающий взгляд на Серого, тот в очередной раз вспыхнул и яростно посмотрел на Гошу, а он лишь пожал плечами и лучезарно улыбнулся.

     – Но я никогда эти песни не пела, – неуверенно начала Женька. – Я не смогу, наверно…

     – Сможешь, – ответил Гоша. – Если что, Серый поможет. Ты же слова знаешь?

     – Тех песен, которые вы спели, – знаю.

     – Ну и прекрасно. Серый, двигай сюда!

     Серый послушно подвинулся, уступая место, и Женька села на покрышку рядом с ним. Я усмехнулся, заметив, как лицо Серого пошло лёгкими пятнами, но тот, глубоко вздохнув, взял себя в руки и опустил пальцы на струны. Раздался первый аккорд, и я сразу же узнал песню – «Группа крови» Цоя. Гоша послушно подхватил мотив и присоединился. Ребята вокруг оживились, какой-то парень с задних покрышек одобрительно крикнул. Гоша запел первый куплет, выплетая слова своим глубоким голосом. На припеве его поддержал грубый голос Серого и неожиданно мягкий, мелодичный и красивый Женькин голос. Кажется, она никогда ещё не пела так – спокойно, просто, без этих всяких академических тонов, которые были, вообще-то, неплохими, но совсем не такими, как сейчас.

     Потому было ещё несколько песен – тон задавал Серый, Гоша подключался сразу же, Женька вытягивала припевы. Я вдруг понял, что не хочу, чтобы они заканчивали играть. Все это – гитарная музыка, песни, мягкий и успокаивающий Женькин голос – как будто все это было здесь уже давно, и я, и мы все были здесь уже давно, так давно, что уже не помнили, как пришли сюда. Невесомые воздушные крылья трепетали за спиной, шептали и звали за собой. Я блаженно прислонился спиной к чьей-то спине и, широко открыв глаза, посмотрел в небо. Оно было ясное, до рези в глазах сияюще-голубое, с ярким расплывающимся солнечным пятном чуть в стороне. Если не это счастье, то что тогда? Я счастливо зажмурился и почувствовал тёплые лучи солнца на своём лице.

     Я даже не удивился, когда откуда-то забили барабаны. Серый взял несколько аккордов, потом присоединился Гоша – музыка углубилась и заполнила весь мир вокруг:

О, прекрасная даль, поглотившая небо.

Облака, как к любимой, прижались к земле,

Где ты, я под простой, да не скошенной крышей,

Ищем друг в друге тепло…

     «Ветер» ДДТ. Серый, наверное, сейчас счастлив. И я откуда-то знал наверняка – сейчас он узнал то же, что почувствовал и я тогда, рядом с горящей черёмухой, – чистое, свежее, как весенний ветер, сияющее и переливающееся вдохновение. «Ведь Серый сейчас – творец, – неожиданно осознал я, – Бог, сидящий рядом с Богом и творящий мир». Я открыл глаза и увидел Гошу. Он, перебирая руками струны, смотрел на меня и улыбался. Кажется, я начинаю понимать тебя. Гоша кивнул: ты на верном пути. Не сходи с него и иди до конца.

     Серый и Гоша взяли последний аккорд, и музыка затихла, расплескавшись эхом по площадке. Мы с Мишкой не сговариваясь одобрительно закричали, наши крики восторженно подхватили другие ребята. Серый, пунцовый от счастья, неуверенно улыбался, Женька, красивая и длинноволосая, сияла, как ангел с картины. Только Гоша отвернулся и смотрел куда-то в сторону. Инстинктивно почувствовав неладное, я проследил за его взглядом и замер. К нам медленно, как будто с неохотой, шагал Тёма, сжимая что-то глубоко в карманах. Его бледное лицо, окаменев, не выражало ни одной эмоции. На дороге, ожидая его и приготовившись к чему-то, стояли Олеська и Катька. Гоша провожал его грустно-понимающим взглядом: мне так жаль. Я вдруг понял – сейчас что-то случится. Окликнуть Мишку уже не было времени – я резко встал с покрышки и сделал несколько шагов Тёмке навстречу. Как в замедленной съёмке он оглядел меня с ног до головы и усмехнулся – меня он не боялся. С чего вдруг боятся парня с кличкой Васяк-Наперекосяк, который может запутаться в своих собственных шнурках и отправиться носом рыть норки для кротов в асфальте? Ни Серый, ни Мишка, ни другие парни не обратили внимания на новопришедшего, а даже если бы и обратили – что бы они успели сделать? Тёма вытащил из одного кармана небольшую разноцветную коробку, а из другого чёрную тонкую палочку с красным концом. Прежде чем я успел сообразить, что это, он чиркнул палкой по коробке и бросил её Серому с Женькой под ноги. Инстинктивно, не успев додумать, я выставил ногу вперёд. Петарда с еле слышным стуком ударилась о мой сапог и отскочила под ноги Тёмки. Он проводил её взглядом, на лице так и осталась мерзкая ухмылка – не успела превратиться в гримасу ужаса. Отпрыгнуть назад он уже не успел.

     Бомбочка с сухим громоподобным треском взорвалась рядом с его ботинком, обдав его и чёрные брюки золотистыми искрами. Тёма взвыл от боли и запрыгал на одной ноге. Ребята, привлечённые громкими звуками, вздрогнули и заозирались. Сначала раздались неуверенные смешки, потом все громче и громче – наконец, над судорожно прыгающим Тёмкой засмеялись все собравшиеся ребята. Тёмка остановился и повернулся к нам. Его лицо пылало, в глазах стояли слёзы, которые тут же потекли по щекам. Он ненавидяще посмотрел на меня и ничего не сказав, быстро, прихрамывая, пошёл прочь. За ним потянулись потрясённые Олеська и Катька. Краем глаза я заметил, как с новенького блестящего ботинка Тёмки отвалилась подошва и теперь хлюпает, держась на одном каблуке.

     Серый, наконец сообразив, что случилось, подскочил ко мне:

     – Круто, Васян! – воскликнул он. – Спасибо, братан! Эта зараза в нас с Женькой целилась? Если бы с Ж… с гитарой что-нибудь случилось, я бы ему ноги оторвал! Чтоб эта бомбочка у него в другом месте взорвалась! – с чувством проговорил он.

     Серый тоже не любил Тёмку – в основном потому, что в начальных классах, как и я, часто огребал от него. Родители Серого были пчеловоды – у них была собственная пасека в несколько десятков ульев, они продавали мёд на всю республику и, говорили, даже за её пределы. Они были самой богатой семьёй в деревне – и не только в деревне, но и во всём районе, – что очень не нравилось Тёмке и его банде. А ещё, наверное, Тёмке не нравилось, что семья Серого была прекрасной: тётя Аня и дядя Витя были очень добродушными и улыбчивыми людьми. Они всегда радушно встречали меня и Мишку и поили чаем с мёдом. Особенно весело было есть свежий мёд с сот – как будто ешь какую-то мягкую доску, а оттуда неожиданно появляется мёд.