Год 1914-й. До первого листопада - Михайловский Александр - Страница 3

– Высказывайся, Профессор, – ответил я, – только, будь добр, покороче.

– Мне кажется, – немного волнуясь, сказал мой юный адъютант, оглядывая присутствующих, – что вы все немного неправильно воспринимаете задачу. Это мы, родившиеся гораздо позже этих событий, понимаем, что эта война была кровопролитна, безрезультатна и в той или иной мере навредила всем участвовавшим в ней странам. Здешние люди к подобному выводу начнут приходить году к шестнадцатому, а то и к восемнадцатому. А сейчас они все наивные и радостные от того, что вот-вот решатся все их проблемы и воплотятся желания. И даже окружение второй армии в Восточной Пруссии, которое вы хотите предотвратить, в Петербурге воспримут как мелкую досадную неудачу. В отличие от предыдущего мира, где над русской армией уже витало безнадежное ощущение грядущего поражения, тут всеми – от императора до последнего нижнего чина – овладело бодрое предчувствие великих побед. Мол, разгромим австрияков и германцев, и вернемся по домам до первого листопада. И вы, Сергей Сергеевич, никак не убедите этих людей в том, что отводите их с катастрофического пути. Напротив, и в России, и во Франции с Британией будут считать, что вы покушаетесь на их законную добычу, что они справились бы и без вас, а вы им только все испортили.

Я прогнал сказанное Профессором через энергооболочку Бога Войны, и не нашел в его постулатах никакого изъяна. Так все и будет, если я попробую идти накатанным путем. Во всех предыдущих мирах, начиная, собственно, с мира Великой Артании, мои местные союзники изнемогали под натиском превосходящих вражеских сил, а потому воспринимали помощь моей армии исключительно как положительное явление, но в мире Первой Мировой Войны все совсем не так. Тут до самого конца – то есть до Февральской революции и Приказа № 1 Временного Правительства (набрали идиотов по объявлению) – германская армия не воспринималась в окопах как в принципе неодолимый враг. Стиснутые в тисках идеальной блокады Германия и Австро-Венгрия были обречены на капитуляцию по причине наступившего голода и нехватки сырья на военных заводах. Если у русской армии нет сил наступать, то солдатам достаточно просто просидеть в окопах полгода или год, после чего крах Центральных Держав будет неизбежен по чисто экономическим причинам.

– Да, Профессор, – сказал я вслух, закончив свой обмен мнениями с энергооболочкой, – ты полностью прав. Для России с ее эмоционально неустойчивым и крайне самолюбивым монархом мы будем союзником нежелательным, если не сказать больше. Хотя задачи исправления этого мира с нас никто не снимал. Есть у кого-нибудь какие-нибудь соображения, каким образом мы сможем обойти эти граничные условия?

– Есть, – сказал Профессор. – Только один народ вступает в эту войну без энтузиазма, с предчувствием величайшей беды и даже национальной катастрофы. Безумные политиканы втравили этих людей в безнадежную войну с превосходящим врагом, при том, что союзники далеко, а недружественные страны окружают их страну по периметру границ. Я, Сергей Сергеевич, имею в виду сербов и Сербию…

– Профессор говорит дело, товарищ капитан, – сказала Кобра. – Сербов в Европе воспринимают как маленьких русских, над которыми можно издеваться только потому, что, в отличие от больших русских, они в ответ не смогут дать по шее. Вот где в народе с первых же дней не было никаких радостных иллюзий, а только предчувствие битвы за выживание и великих страданий. Именно там понадобятся наши «Шершни» и «Каракурты», стойкие в бою легионы и прочие высокотехнологические и магические чудеса. А в других местах без нашей помощи перетерпят и обойдутся.

– Так что же, нам вовсе не оказывать никакой помощи русской армии? – спросил я. – Ведь именно ради сохранения и укрепления Российской державы пришел я в этот мир, а все остальные задачи тут для меня побочны или второстепенны.

– Русской армии, когда она в силу самонадеянности тупоголовых генералов начнет попадать в разные тяжелые и безнадежные ситуации, помогать надо, – ответила Кобра, – но основным театром военных действий и целью политических операций для нас должна стать как раз Сербия. Это тот ключ, та точка опоры, которая позволит проникнуть в этот мир и закрепиться в нем, встав на надежный якорь. И только обосновавшись на сербском плацдарме и заработав авторитет неодолимой силы, ты сможешь задавать Николаю Романову очень неприятные вопросы и переворачивать мир в правильном направлении.

– Милый, – сказала мне Елизавета Дмитриевна, – по поводу Сербии у меня имеется особое мнение. Там, в нашем мире, нынешнему королю Петру наследовал принц Георгий – юноша прямой, честный и откровенный, превыше всего ставящий благо собственного народа, что так нравилось императору Михаилу Второму. Но тут, как и в других мирах Основного Потока, на трон готовится взойти его прямая противоположность, принц Александр – подлец и интриган, ради власти готовый обокрасть союзника, свергнуть с престола деда, морально уничтожить родного брата и расстрелять своих благодетелей из тайной организации, сделавших все, чтобы он взошел на трон. Этот непорядок следует исправить в первую очередь, а иначе тебе, мой дорогой нахал, в этом мире не на кого будет опираться при совершении очередных подвигов.

Ну да, вот и сходили за хлебушком… Четырнадцатилетний вьюнош натыкал радостного Бича Божьего носом в отходы человеческой жизнедеятельности, а остальные его поддержали. И поделом мне. Расслабился и решил, что раз сила есть, то и думать уже не надо. А вот и нет. Если налезать на этот мир буром, то окажется, что силенок у меня маловато. Кампанию я, может быть, и не проиграю, но лишних дров будет наломано – мама не горюй. Не одну зиму печь топить хватит. Ну ничего – нормальные герои всегда идут в обход. С другой стороны, в сражении под Танненбергом пятьдесят тысяч пленных русских солдат будут для немцев слишком жирным угощением. А Самсонов – каков засранец: стреляться он вздумал, ерш твою медь! Перетопчутся Гинденбург с Людендорфом. Надо будет заранее подумать о том, каким образом при участии минимальных сил сорвать германскую операцию по окружению второй армии и вместо громкой победы подсунуть немцам кукиш с маслом. В лучшем случае русские войска должны получить возможность отойти на исходные рубежи, в худшем следует открыть порталы и вывести их куда-нибудь на территорию Великой Артании. Там к тому времени начнется месяц май, вполне подходящий для расквартирования войск в полевых лагерях. Но то, что случится через два месяца под Танненбергом, надо отодвинуть «на потом», а сейчас следует подумать о делах наших текущих, в первую очередь, о ночном визите к раненому эрцгерцогу Францу Фердинанду. Эту австрийскую делянку тоже еще пахать и пахать.

– Итак, – сказал я, закрывая Совет, – все сказанное здесь в той или иной степени будет принято во внимание. А сейчас я формирую команду для ночного визита к нашему страдающему австро-венгерскому приятелю. Со мной на дело идут Колдун, Птица, Лилия и Кобра. Форма одежды – походная, выступление – через двенадцать часов.

28 июня 1914 года, 23:55. Австро-Венгерская империя, Босния и Герцеговина, Сараево, городской госпиталь, отдельна палата выделенная наследнику австро-венгерского престола.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Тиха украинская, то есть, простите, сараевская ночь. Спят пациенты госпиталя, в отдельных палатах спят раненые во время покушения наместник Боснии и Герцеговины Оскар Потиорек и наследник австро-венгерско престола эрцгерцог Франц Фердинанд, спит умаявшаяся и наплакавшаяся эрцгерцогиня София, спит младший медперсонал (сиречь санитары), а также адъютанты и охрана высокопоставленных персон. Не брешут даже собаки за окнами, ибо и они тоже погрузились в глубокий сон. Все они спят настолько крепко, что вряд ли проснутся даже в том случае, если госпиталь начнет бомбить авиация. А все дело в бойце Птице, в миру Анне Сергеевне Струмилиной, которая спела этим людям свое колыбельное заклинание, снять которое до истечения гарантированного срока действия «с третьими петухами» может только она сама.