Год 1914-й. До первого листопада - Михайловский Александр - Страница 13

Одновременно с началом арестов руководителей «Черной Руки» встрепенувшийся король Петр издал указ о Чрезвычайном Положении в предвоенный период. Всеобщая мобилизация. Враг у ворот. Отставка правительства, роспуск парламента и приостановка действия Конституции. Сама по себе эта конституция не такая плохая, но прежде чем она вернется в оборот, необходимо выиграть войну, провести судебный процесс века над ее поджигателями, а потом организовать новые выборы, и уже после них пусть все будет сусально, либерально и демократично. А сейчас не до баловства. До войны, считай, уже рукой подать.

И вишь ты – после того как главные смутьяны подевались неизвестно куда (на самом деле в застенки к товарищу Бергман и герру Шмидту), то и возмущаться творящимся произволом никто не стал. Хотя никаких зловещих слухов по Белграду еще не ходит, Артанский князь во всем великолепии показывался только королевичу Джоржи и его отцу, а недовольных хоть в парламенте, хоть просто на улице – ни одного. Или это так их выдрессировала «Черная Рука», по поводу и без повода пускавшая в ход физическое насилие.

Тут в ходе следствия по делу майора Танкосича, главного организатора Сараевского покушения, выяснился один интересный факт. В 1902 году этот деятель, пребывая в чине поручника сербской армии, до полусмерти избил некоего британского журналиста, бывшего в Белграде проездом. Наглый англосакс на людях хамски отозвался о Сербии и о сербах, и душа сербского патриота не выдержала. Все бы ничего, но журналист с литературным псевдонимом Саврола по документам проходил как Уинстон Черчилль. Вот вам и молодой журналист. Товарищ Бергман, сообщившая мне этот факт, сама пребывала в легком обалдении. А ведь, казалось бы, эту «снежную королеву» ничем не проймешь.

Однако в связи с формированием Чрезвычайного Правительства возникла необходимость в чрезвычайном премьере для него. Если оставить в этой должности господина Пашича или кого-то из его коллег по Народной Радикальной Партии, то получается, что не стоило и огород городить. Причина всех сербских бед кроется в экстремистски настроенной интеллигенции, жаждущей на основе королевства Караджоржевичей создать Великосербскую (Югославскую) империю, включающую в себя все славянские и даже неславянские народы Балкан. Этих людей не смущает то, что ради построения так желаемой ими империи они должны победить и пустить прахом Австро-Венгрию, Румынию, Болгарию, Грецию, а также подмять под себя Албанию, которая, конечно, ни рыба ни мясо, но очень свободолюбива. Любой, кто попробует наложить руку на ту землю, огребет не одно ведро геморроя. С Австро-Венгрией не легче. Нет, разгромить и разобрать ее на запчасти вполне возможно, но тамошние народы, убегающие из клетки с надписью «Габсбурги», отнюдь не жаждут попасть в такую же клетку «Караджоржевичи».

Так что следует относиться к делу тщательней, и народных радикалов на ответственных постах заменять их прямой противоположностью. По счастью, от королевича Джоржи я знал, что нужный мне человек в местной реальности имеется. Это Владан Джоржевич – врач, первый сербский полковник санитарной службы, в разные годы начальник военного и гражданского санитарного управления, экс-мэр Белграда, экс-премьер-министр и экс-министр иностранных дел, экс-главный редактор журнала «Сербский архив медицины». Ныне он пребывает в Белграде во внутреннем изгнании, не имея возможности использовать свои таланты на благо Сербии, а все потому, что поссорился с господином Димитриевичем, в своей книге «Конец одной династии» весьма едко описав переворот 1903 года.

Почетного в той истории и на самом деле было мало. Хотя покойники были людьми малосимпатичными, от того, что натворили во время переворота маньяки из «Черной Руки», стошнит любого нормального человека. А Владана Джоржевича, рассказавшего ту историю, обвинили в разглашении государственной тайны и на шесть месяцев посадили в Белградскую тюрьму. Мол, мы здесь власть. Поэтому у меня, честно говоря, возникла мысль пойти в камеру к Димитриевичу и сломать ему вторую руку, а также обе ноги сразу. Так сказать, для симметрии. Не люблю мелочных мстительных мерзавцев. Но, к счастью для потенциального круглого инвалида, остыв, я эту идею оставил. Не мой это модус операнди.

К господину Джоржевичу в гости мы пошли совсем малой кампанией: я, Джоржи и Лилия. При этом Джоржи был нашей верительной грамотой, а Лилия увязалась, чтобы посмотреть на местную знаменитость широкого профиля: военный, врач, управленец и политик – все в одном флаконе. Ну и вообще она у нас очень милая девочка, и способна уговорить кого угодно и на что угодно. А то король Петр уже присылал этому человеку приглашение прибыть на аудиенцию для обсуждения кадровых перспектив, а тот им проманкировал[8]. Гордый. Мол, с политической деятельностью покончено навсегда, как и хотел ваш прихвостень господин Димитриевич. И вообще, сами вляпались в эту историю с покушением на эрцгерцога Франца Фердинанда, сами и выпутывайтесь.

На самом деле получилось так, что старик оказался смущен и ошарашен нашим визитом. Поскольку он не поддерживал сумасшедших идей великосербских национал-интеллектуалов, его постарались оттеснить как можно дальше от политической жизни во тьму забвения. Он уже думал, что в его жизни все самое интересное уже в прошлом: династия Обреновичей[9], которой он служил верой и правдой, безвозвратно умерла, а нынешний король из враждебной ему династии Караджоржевичей зовет к себе, чтобы поиздеваться над пожилым человеком.

И вдруг к отставному премьеру прямо на дом является такой же униженный и оскорбленный «Черной Рукой» королевич Джоржи, а с ним те, кого в этом мире просто не может быть. Я не только про себя (ничего не сделал, только вошел), а в основном про Лилию. Именно она так очаровала этого незаурядного человека, при рождении получившего греческое имя Гиппократ (крестный был пророком), что тот почти без споров согласился проследовать за нами в Тридесятое царство. А может быть, все дело в королевиче Джоржи, который в местном обществе работает кем-то вроде детектора правдивости. Прежде чем представить кого-то своим знакомым или даже малознакомым, он в первую очередь сам убедится в правдивости этого человека, и только потом будет рекомендовать его другим.

И вот, собрав походный саквояж, бывший и будущий премьер сербского королевства перешагивает через порог своего дома, ожидая увидеть запряженный лошадьми экипаж, но неожиданно для себя оказывается под прокаленными солнцем небесами Тридесятого царства…

– Вот, господин Джоржевич, – говорю я, – вы в моих владениях. Я же говорил вам, что путь к ним может быть очень короток – одна нога уже здесь, а вторая еще там. Или наоборот. Вон там, впереди – запретный город Ниц, который я обратил в свою штаб-квартиру. А запретным для предыдущих хозяев он был оттого, что в самой его середине бьет фонтан самой настоящей живой воды, напитывающий этот мир магией. Идемте, я покажу вам это чудо.

– А я-то думал, что вы, господин Серегин, будете уговаривать меня пойти на службу к узурпатору престола Петру Караджоржевичу… – с долей сарказма отозвался господин Джоржевич, настороженно озираясь.

– И не подумаю вас уговаривать! – ответил я. – Решение занять должность премьер-министра в этот ключевой для страны момент вы должны принять абсолютно самостоятельно. И случится это в тот момент, когда вы осознаете, что будете служить не Караджоржевичам, Обреновичам или кому-то еще, а Сербии – точно так же, как я служу не Рюриковичам, не Романовым и не кому еще, а России. Интересы Родины для вас должны быть важнее междинастических свар, тем более что династия Обреновичей пресеклась полностью и бесповоротно, а два ее последних представителя не блистали человеческими достоинствами. Я бы таким и захудалой деревней править не позволил, потому что и там тоже живут люди, желающие в жизни счастья, а не сплошных мучений.

– А что, – поинтересовался господин Джоржевич, – вам приходилось решать, кто из претендентов будет править страной, а кого забьют, будто свинью на бойне?