Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов - Джемс Джордж Рейнсфорд - Страница 24

– Святой Боже! – воскликнул король. Но, обернувшись и мельком взглянув на лорда Пемброка, он тотчас же заулыбался и добавил:

– Что ж, будь по-твоему! Я выполню эту просьбу и хоть сейчас напишу своему казначею. Какие еще будут требования?

– И когда вы дадите мне эту расписку, – продолжал Жоделль, ничуть не смущаясь, хотя он и понял значение улыбки Иоанна, – то, уверяю вас, я найду способ получить деньги от ваших друзей… или от неприятелей, усмехнулся он, – если вдруг ваша сокровищница окажется так же пуста, как луговины зимой.

– Довольно, я понял тебя. Но что же ты требуешь еще? Если я верно расслышал, ты ведь сказал «во-первых» – не так ли?

– А во-вторых, вы издадите указ, заверенный личной печатью, – продолжал Жоделль еще более самоуверенно, – о том, что мне позволяется набрать тысячу копьеносцев под свое начало и содержать это войско за ваш счет. Мне вы назначите высокое жалованье и будете выплачивать его в течение десяти лет. И наконец последнее: вы не станете препятствовать моему посвящению в рыцари, более того, сами назначите день и час этой церемонии.

– Вас – в рыцари? – возмутился лорд Пемброк. – Клянусь небом, если королю будет угодно причислить к рыцарскому ордену столь низкого и подлого изменника, то этот день станет последним в жизни такого негодяя, как ты! Лучше уж я велю конюху разбить мои шпоры в знак своего бесчестия, чем увижу хоть раз золотую цепь на тебе, мерзавец!

– Смею уверить, что когда и я буду носить шпоры, лорд Пемброк, – возразил Жоделль, – то не побоюсь встретиться с вами с глазу на глаз и отплачу презрением за презрение.

Пемброк, взбешенный подобной наглостью, хотел было что-то ответить этому негодяю, но король жестом остановил его.

– Милая шутка, – сказал Иоанн иронично. – А ну-ка, проказник, ответь мне, что же ты сделаешь, если я откажу тебе в твоих дерзких требованиях? Что тогда будет?

– А ничего, – отвечал Жоделль очень спокойно. – Просто оседлаю коня да отправлюсь туда, откуда приехал.

– Ты даже не спрашиваешь, отпустим ли мы тебя. А что если я прикажу повесить тебя вон на том вязе, который растет у ворот?

– В таком случае вы нарушите свое слово, ведь вы обещали и пальцем меня не тронуть. Да и зачем вам мой труп? Я нужен вам как помощник, поскольку именно от меня зависит исполнение самого заветного из ваших желаний. Разве мертвый может говорить? А я мог бы вам кое-что рассказать, государь.

– Похоже, тебе неизвестно, что есть еще пытки, способные расшевелить и мертвеца. Да ты сам будешь рад рассказать нам все, что знаешь, прежде чем сдохнешь, как собака. И даже смерть покажется тебе великим благом в сравнении с пытками; ты сам призовешь ее на помощь.

– Вот уж в чем я не сомневаюсь, государь, – отвечал Жоделль уже не так спокойно. – Я не был еще удостоен чести узнать вкус пыток, но думаю, что он достаточно горек, и могу даже предположить, что хватит и одного взгляда на инструменты, чтобы выболтать все, что мне известно. Но чего вы этим добьетесь? Выведаете мой план, но и только. Без меня вам никогда не осуществить его, поскольку вольные стрелки, которыми я командую, не сделают и шага без моего приказа и если меня не будет среди них. А помощь этих людей будет вам крайне необходима. Без их поддержки вам легче схватить жаркое солнце голыми руками, чем взять в плен принца Артура и сира Гюи де Кюсси.

– Этот плут забавен, милорды! Клянусь душою, он очень хитер! Отойди-ка в сторонку, приятель, я хотел бы переговорить со своими друзьями наедине. А ты, Вильгельм Гюйон, присмотри за ним, чтобы он не сбежал ненароком.

Совещание длилось несколько минут. Иоанн что-то тихо втолковывал рыцарям, сопровождавшим его на это необычное свидание, а те реагировали на доводы короля весьма неодинаково: одни внимательно слушали, не говоря ни слова; другие возражали, сопровождая свою речь столь красноречивыми жестами, что их нельзя было не понять; Пемброк в своем возмущении дошел до того, что невольно обронил несколько фраз, да так громко, что и Жоделль их услышал. «Бесчестие для рыцарства…», «бесславие для английских баронов…», «невыразимое унижение…» вот те обрывки фраз, которые уловил своим чутким ухом капитан мародеров.

Наконец совещание закончилось, и король знаком подозвал Жоделля к себе.

– Решение вынесено, – торжественно произнес он. – И ты, приятель, можешь выбрать любую из двух крайностей, которые мы тебе предложим. Ты получишь расписку на получение десяти тысяч марок серебром из государственной казны, но только в том случае, если в течение десяти дней поможешь прибрать к рукам этого непокорного. Я не дам тебе ни дня больше; и за этот короткий срок ты должен схватить и выдать мне Артура Плантагенета, живого или мертвого.

Он сделал особенное ударение на последнем слове и, сдвинув брови, уставился на Жоделля, полуприкрыв глаза, словно бы опасаясь, что открытый взгляд выдаст его истинные намерения.

– Мы соглашаемся также на твои условия относительно содержания и оплаты наемного войска, которым ты станешь командовать, – продолжал король. – Что же касается посвящения в рыцари – мы не хотим и не сделаем этого даже и за подобную услугу. Если тебя это не устраивает, то взгляни-ка вон на тот вяз… В твоей воле выбрать либо то, либо другое.

– Выбор незатруднителен, – отвечал Жоделль. – Меня больше устраивает первое предложение, и вы, государь, можете смело считать принца Артура своим пленником. Послушайте же, что я вам скажу: скачите со весь опор к Мирабо, там и найдете этого своевольника. Артур занял крепость и корчит из себя короля, а все эти его подпевалы хором вторят ему. С одной стороны город охраняет де Кюсси со своим отрядом: они расположились лагерем на высоте, называемой Мондье-Шато. Мое же войско стережет город с противоположной стороны. Сюда-то и должны подойти ваши солдаты, но желательно, чтобы они проделали все бесшумно и в темноте. И не нужны никакие знаки, достаточно одного имени «Жоделль», чтобы мои приятели отступили и пропустили ваших солдат в самое сердце крепости. Артур и его приближенные разместились в доме приора: вломитесь туда, и вы возьмете их голыми руками. Ну как вам мой план?

– Клянусь моей короной и честью! – воскликнул Иоанн, в глазах которого зажглись искорки возбуждения. – Если твой план будет выполнен так же легко, как и задуман, я готов присоединить алмаз в тысячу марок к вознаграждению, уже обещанному. Рассчитывай на это, старый плут. Я на всю жизнь стану твоим должником, если столь хитроумный замысел осуществится. Да-да, я твой должник, Алберин!

– Жоделль к вашим услугам! Алберин – всего лишь вымышленное имя. Теперь, государь, я должен сесть на коня и скакать что есть силы: мне предстоит одолеть двадцать миль до рассвета.

– Бог в помощь, Жоделль! Счастливого пути! – напутствовал король, вставая. – Я не заставлю себя ждать и примчусь в Мирабо столь же стремительно, как орел падает на свою добычу. Ступайте, милорды. На лошадей!.. Я твой должник, добрый Жоделль, – повторял король, вдевая ногу в стремя, – рассчитывай на меня!.. – И, пустившись в галоп, добавил сквозь зубы:

– Будь уверен, уж я постараюсь, чтобы тебя повесили так высоко, как даже ворон не вил гнезда. Да, ты вправе рассчитывать на это!

ГЛАВА III

Едва лишь Жоделль, а за ним и король со свитою, уехали из гостиницы, как Эрмольд де выбрался из своей темницы.

– Боже праведный! – не удержался он от восклицания. – Что же мне делать? Если я признаюсь сиру Гюи, что пренебрег его приказанием вернуться как можно скорее ради свидания с Элеонорой, он убьет меня тут же, на месте. Да он свернет мне шею или раскроит голову своим бердышом, узнав об истинной причине такой медлительности! Он непременно сделает это, чтоб другим было неповадно, и будет, конечно, прав. А если я не вернусь… что тогда? Торжество изменника, падение моего доброго и благородного господина, уничтожение всех надежд принца – вот каковы будут последствия такого поступка. Решено, я возвращаюсь! Да, я вернусь, чтобы рассказать своему хозяину все без утайки, чего бы мне это ни стоило. И пусть он меня убьет, если ему будет угодно, но я спасу его жизнь, я разрушу коварный заговор. Но как быть с Элеонорой? Сердце ее разорвется от горя, если меня не станет! – нечаянная слеза сползла по его щеке. – А впрочем, она ничего не потеряет, кроме любовника, которому так просто найти замену. Смею надеяться, что она скоро утешится и будет счастлива.