Вересковый рай - Джеллис Роберта - Страница 76

– А почему опасно держать поблизости лошадей, если их не будет видно?

Бассетт снисходительно улыбнулся столь невинному вопросу. Он уже оправился от первого, волшебного, впечатления от Рианнон, державшей в руке узду огромного злобного боевого коня, за которым, как овечки, покорно брели остальные лошади.

– Потому что стоит им хотя бы один раз заржать или фыркнуть, это предупредит стражу так же явственно, как если бы они увидели отряд воинов.

– Лошади не издадут ни звука, – сказала Рианнон, – я буду с ними.

Наступило молчание. Бассетт остолбенел. Он не хотел вспоминать то, что видел, – ему не хотелось думать плохо о дочери Ллевелина и невесте младшего сына клана Роузлинд. Но если он не мог позволить себе такой мысли, то должен был взбеситься от женской глупости. Саймон просто размышлял над этим предложением. Ему не приходило в голову брать с собой Рианнон, но теперь, когда она сама предложила это, его мозг прорабатывал новые открывавшиеся возможности.

– Скольких лошадей ты сможешь удержать в спокойствии? – спросил Саймон.

Бассетт побагровел и издал странный звук, но ни Саймон, ни Рианнон не обратили на это никакого внимания.

– Это зависит от того, какого спокойствия ты хочешь от них. Сегодня утром я нашла овражек, так что мне оставалось только собрать их вместе и ласково поговорить с ними. Если же ты имеешь в виду, что они не должны фыркать или топать ногами и я сама должна сохранять молчание, то тогда мне понадобится быть достаточно близко к каждой из них, чтобы почаще прикасаться к ним рукой. Но, Саймон, валлийцы могут вернуться пешком – так будет даже безопаснее, как мне кажется.

– Ты права, – согласился Саймон. – Мне следовало бы додуматься до этого самому. Хорошо, – он повернулся к Бассетту. – Трое моих людей, я, вы, леди Рианнон и четверо ваших людей, которые заменят стражу. Получается десять. Что-нибудь не так, сэр Гилберт?

– Со мной? – взорвался Бассетт. – Ничего! Но вы, мне кажется, сошли с ума!

– Почему? Уверяю вас, что я с тремя воинами вполне справлюсь с охраной. Двое могли бы…

– Сэр Саймон, я говорю не о воинах! – голос Бассетта уже дошел до крика. – Вы не можете подвергать опасности женщину!

– Почему нет? – удивился Саймон. – Рианнон умеет управляться с лошадьми, и я буду рядом, чтобы защитить ее. Ведь никто не требует от нее сражаться.

– Я могла бы взять с собой мой лук, – невинным тоном предложила Рианнон, поддразнивая мужчин.

– Нет, – возразил Саймон, – я не хотел бы, чтобы кого-нибудь убивали, если можно избежать этого. А ты увлечешься и попадешь в кого-либо.

Бассетт ошалело смотрел на обоих.

– Вы не в своем уме. Она завизжит, или начнет болтать в неподходящий момент, или…

– Нет, ну, что вы, – возразила Рианнон, – мой брат Давид часто брал меня на рейды…

Она внезапно замолчала и закрыла рот рукой. Ллевелин не контролировал ее, но он контролировал Давида. Ллевелин без колебаний подверг бы свою дочь опасности, если бы считал, что это принесет пользу Гвинедду, но он никогда не отпустил бы ее в рейд за добычей только ради того, чтобы можно было больше унести. В первый раз, правда, Давид и Рианнон сделали это не ради корысти – его подталкивало озорство, а ее – любопытство, но желание захватить добычу заставило их повторять эту авантюру еще и еще раз. Если бы Ллевелин узнал, чем занимался Давид, тому не поздоровилось бы.

Увидев испуганное выражение ее лица, Саймон решил: она понимала, что отправляться на грабежи вдвоем с братом было неблагоразумно. Однако Давид не был самым умным или самым совестливым из мужчин. Он часто стремился к немедленной выгоде, не задумываясь о последствиях своих действий. Тут Саймон скромно улыбнулся. Он и сам был не намного лучше и как раз сейчас собирался воспользоваться плодами безрассудства Давида. Поэтому он удержался от каких-либо упреков. Его молчание в сочетании с улыбкой убедило Рианнон не только в том, что Саймон не выдаст Давида ее отцу, что было чистой правдой, но и в том, что он не имеет ничего против ее приключений, что вовсе не было правдой. Убедило это и Бассетта, освежив его воспоминание об Имлладде, кусавшем конюхов и вырывавшемся из их рук в лагере, и об Имлладде, тихо, как ягненок, шагавшем рядом с Рианнон. Он воздержался от дальнейших возражений, но искоса взглянул на Рианнон и, когда этой же ночью они выехали из лагеря, старался держаться от нее подальше.

Выехали они, как только стемнело. Каждый лишний час заточения де Бурга лишь приближал его смерть от голода и жажды. Три десятка людей Бассетта и весь отряд Саймона сошлись вместе примерно в миле к северу от города на поросшем лесом склоне Раундвей-Хилла. Все оружие и упряжь были обмотаны тряпками и вымазаны грязью, чтобы ничего не звякнуло и не блеснуло. В полумиле к западу пролегала дорога на Чиппенхем и Малмсбери. Если операция окажется успешной и не поднимется тревога, люди Бассетта повезут де Бурга именно по этой дороге.

Когда капитан Саймона решил, что люди и лошади замаскированы достаточно хорошо, небольшая группа спасателей вскочила в седла. Ночь была не самая лучшая для такого предприятия – Саймон молился о дожде, ровной мелкой измороси, но молитвы его не были услышаны – однако и не самая плохая. Луна была молодая, и дул резкий холодный ветер, гнавший тучи, которые то и дело перекрывали ее ясный лик, создавая мелькание теней на открытой местности. Саймон надеялся, что еще несколько лишних движущихся теней никого не встревожат.

Бассетт ошеломленно наблюдал за приготовлениями Саймона и его людей – они мазали сажей лица и руки, испещряли крапинками свои однотонные кожаные туники, сменившие кольчугу Саймона и обшитые металлическими пластинками камзолы его воинов, вымазывали светлыми и темными полосами всех лошадей мало-мальски одинаковой масти. Из оружия они взяли с собой только длинные кинжалы и удавки.

Саймон приказал никого не убивать. Солдаты немного поворчали, поскольку тишину наилучшим образом обеспечивают именно мертвецы, а с живыми надо еще добиваться этого. Но ропот был добродушный – воины уже привыкли к мягкости своего хозяина, и у них был заготовлено достаточно кляпов и ремней. Потом Сьорл и Эхтор пешком отправились вперед, на разведку. Абсолютная тишина угнетала. Приказ был дан недвусмысленный. Любой, кто издаст звук громче, чем необходимо для дыхания, будет тут же валяться с перерезанной глоткой. Валлийцы Саймона рыскали кругом совершенно неслышными шагами, так что никто не осмеливался даже дышать, чтобы тень за его спиной не заметила этого и не доложила командиру. Рианнон была неподалеку, поглаживая вверенный ей десяток лошадей и нашептывая им, куда идти. Если бы кто-нибудь придвинулся поближе, то сумел бы расслышать ее голос. Шаг назад, и звук становился неотличим от шелеста кустов и деревьев под ветром.

Через полчаса показались Сьорл и Эхтор – без звука, вообще без какого бы то ни было знака. Они сделали два коротких жеста, и Саймон кивнул Бассетту. Все шло, как он и рассчитывал. Валлийцы сняли двух часовых, патрулировавших внешний периметр территории. Десять избранных вскочили в седла и двинулись на юг, потом немного на запад, обходя фермы лесом, чтобы не потревожить собак. Был только один плохой участок, где следовало пересечь открытое место, чтобы добраться в укрытие небольшой рощицы, окружавшей церковь.

Наконец они все снова собрались под прикрытием деревьев, не слишком надежным, так как лесок был довольно редкий, и листья уже большей частью опали. Однако те немногие, которые остались на стволах и кустах, шумно трепетали под порывистым ветром, искажая контуры людей и лошадей и превращая их в нечто совершенно неопознаваемое – просто шевелящиеся тени.

Воины один за другим спешились. Как только всадник спрыгивал на землю, Рианнон прикасалась рукой к его скакуну, издавая тихий успокаивающий звук. Когда все спустились на землю, отряд осторожно двинулся вперед, обходя церковь полукругом, пока не оказался с противоположной стороны, возле кладбища. Животные словно окаменели. Оглянувшись через плечо, Саймон удовлетворенно кивнул. Бассетт проследил за его взглядом и едва сдержал изумленный вздох. Кони исчезли, хотя он прекрасно знал, где они находились. Он даже не мог расслышать их дыхания, не говоря уже об обычном топтании и фырканье скучающего без дела животного.