Аделаида: путь к Тьме (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 8

Внимание привлекла огромная карта, висящая на противоположной стене. Я пробежалась пальцами по плотному тиснению. Ну здравствуй, другой мир. Не такой уж ты и большой, всего три материка. Один на севере, второй на юге, третий, самый крупный и вытянутый, посередине. Я попыталась прочитать обозначения на карте. Естественно, ничего не получилось. Местная крючковатая письменность показалась совершенно чуждой. Я даже не смогла разобрать, где находятся отдельные буквы. О том, чтобы понять, в Альмендри́и я или нет, даже речи не шло. Отдельно рядом висели другие карты, более подробные, можно предположить, что той страны, в которой я находилась. Не понятны ни размеры, ни название.

Поиск по книгам никаких результатов не принёс. Иллюстрации попадались нечасто. Правда, одна книга с изображениями разных животных особенно выделялась яркими и правдоподобными картинками. Названий этих зверей я не знала, поэтому справочник ничем не помог.

«Можно взять эту книгу, показать кому-то и узнать названия животных. Попробовать соотнести звуки и надписи, отследить закономерности», — предложил Разум.

«А если книги брать запрещено, и нас накажут за самовольство?» — засомневалась Осторожность.

«Да разве кто-то захочет нас обидеть? Для чего? Мы же никому плохого не сделали!» — воскликнула Наивность.

«Да уж, хорошо таки, что никто никого не обижает просто так!» — весело воскликнул Сарказм.

На это даже Наивность ничего не ответила.

Пришлось вернуться в свою комнату-пенал. Если где-то потребовалась бы иллюстрация слова «аскетичность», то фото этой комнаты не приняли бы, ибо дело обстояло гораздо хуже. Тут имелись только кровать и две плетёные корзины под ней вместо шкафа. Их я сначала даже не заметила. Ширина комнаты была такова, что я доставала до обеих стен, раскинув руки. Длина — около трёх метров. На дальней стене сочилось мутным светом узкое — в три ладони шириной — окно с цветным, желтоватым стеклом. Оно не выглядело особо кустарным, но цвет имело несколько непривычный.

Вскоре ко мне постучалась девочка и передала объёмный свёрток.

— Ты где была? Тебя искала Домоправительница, чтобы вещи отдать. Вот, возьми.

Я закивала, выражая благодарность, а потом осторожно погладила её по тыльной стороне ладони.

— Спасибо! — сказала я, хотя и знала, что она ничего не поймёт.

— Ты чего, ластишься что ли? — удивилась она.

Я неуверенно кивнула. Вдруг девочка улыбнулась и слегка неловко погладила меня по голове. А затем убежала.

С интересом вывалила содержимое свёртка на кровать. Да уж, не сокровища. Запасное платье-чехол, две рубашки, трое панталон, тёплая кофта, одна глухая фланелевая ночнушка, зубная щётка и порошок в маленькой коробочке (аллилуйя!), ещё какой-то слабенький артефакт, два полотенца, деревянный гребень с длинными зубцами, три пары носков, ещё один передник и брусок мутного мыла с не самым приятным запахом в другой деревянной коробочке. Всё. Даже запасной пары обуви не было, а ведь вредно всё время носить одну и ту же. Сложила свой договор и остальное в корзины под кроватью и села, уставившись на стену перед собой.

Раньше я бы на такие вещи даже не посмотрела, но они, бесспорно, привлекали больше, чем перспектива ходить голышом.

«Мы обречены влачить жалкое существование до конца своих безрадостных дней», — с подвыванием запричитало Отчаяние.

Ему никто не ответил. Я легла на жёсткую постель с грубым бельём и разрыдалась.

«Не надо реветь! Завтра обследуем замок и выясним, что к чему», — сказал Разум.

«Наша жизнь бессмысленна и безрадостна. Мы — лишь жалкая песчинка в жерновах судьбы. Счастье никогда не улыбнётся нам. Мы обречены вечно прозябать под сенью бесконечных неудач!» — не унималось Отчаяние.

«Руки-ноги есть, голова на месте. Мы сыты, здоровы, одеты, обуты и размещены в индивидуальных стилизованных под средневековье апартаментах. Перед нами целый новый магический мир, который нам ещё предстоит исследовать! Да нам вообще повезло!» — подал голос Оптимизм.

«Действительно, просто-таки нереальное везение!» — согласился с ним Сарказм.

«Давайте лучше спать. Завтра предстоит нелёгкий день», — сказал Разум.

«Очередной безрадостный день…» — прошелестело Отчаяние.

«В котором нам обязательно повезёт», — совсем тихо прошептал Оптимизм.

И я уснула. Прямо в платье.

За что и поплатилась уже на следующее утро.

— Ты что, в хлеву валялась? Что за вид? — орала на меня Домоправительница.

Мне было не до её криков, жутко хотелось в туалет. Вчера перед сном я в ванную комнату не заглянула, и сегодня об этом активно жалела.

«Пока сдерживаю натиск, но я бессилен против гравитации! — взволнованно сказал Организм. — Ещё немного, и я за себя не отвечаю!».

«Я приказываю тебе держаться!» — суровым тоном велел Разум.

«Таки шо ещё ты имеешь ему приказать? Отменить физиологию?» — ехидно спросил Сарказм.

Домомучительница что-то ещё вещала на повышенных тонах, но я была сосредоточена только на одном: дотерпеть. В конце концов, дождалась короткой паузы в её тираде, коротко промычала что-то согласное и бросилась в сторону туалета. Три вожделенные кабинки для раздумий с каменными чашами под ногами, такие непривычные и такие желанные! Я залетела в первую попавшуюся и закрыла за собой дверь.

— А ну-ка мигом выходи оттуда! — яростно взревела бабища снаружи.

Ответом ей стало виноватое журчание. Я бы честно дослушала её до конца, если бы не крайняя нужда. Стоило мне выйти из кабинки, как на меня обрушился град слов и ударов тростью.

— Убогая, своенравная, жалкая непослушная лентяйка! Будешь намывать уборные! — не унималась она, стегая меня палкой по ногам.

Ну это уж слишком!

— Я что, виновата, что вы на меня орать решили с утра пораньше, не дав даже отлучиться в уборную! Кружевная Жаба! — сердито воскликнула я, с изяществом горной козы отпрыгивая от очередного удара.

— А ну не смей на меня блеять! Уродина бледноглазая! — заорала она в ответ.

В этот момент я разозлилась по-настоящему.

Свет в ванной комнате и коридоре вспыхнул, рассыпался искрами и потух.

«Мы можем её придушить… прямо сейчас… за то, что она посмела поднять на нас руку…» — змеёй зашипела Тьма.

Нет, это уже за гранью. Убивать за грубость — это слишком.

В помещении стало жутковато, и остальные попятились.

— Ой, не вяжитесь с ней! Мало ли какая скверна в этой бледноглазой! Проклятое семя! — запричитала луковая бабка.

А я вдруг поняла, что да, могу и проклясть. Верно бабка говорит.

Домомучительница стушевалась. Я воспользовалась паузой. Задрав голову и печатая шаг, вышла из ванной, взяла ведро с тряпкой и отправилась в библиотеку. Может, оно и на руку, что меня считают юродивой. Мыть туалеты полтора года желания не возникло. А зубы почищу, когда все разойдутся. Аппетит пропал, поэтому на завтрак решила не ходить. Когда бабища нашла меня пару часов спустя, я аккуратно и очень бережно, едва влажной тряпочкой, протирала стеллажи и старые фолианты на них. Она, кажется, хотела сделать замечание, но сдержалась. Только с подозрением, опаской и затаённой ненавистью наблюдала за моими движениями. Я не торопилась, но и не медлила. Вынимала с полок книги, протирала запылённые поверхности, затем отдельной тряпицей — сами фолианты. Обратно устанавливала в том же порядке, мало ли, может, тут есть система?

Подставила лестницу и взобралась повыше. Под её пристальным взглядом я рьяно принялась за самый верх шкафов. Без надсмотрщиков я ещё заглядывала в книги и пыталась понять, к чему они относятся, но в присутствии Кружевной Жабы старательно изображала трудовой экстаз. Если разобраться, в библиотеке тоже полно работы, большая часть шкафов покрыта слоем пыли, особенно сверху. Мои старания приносили пользу, просто не так, как этого хотела она.

Домомучительница, видимо, удовлетворила любопытство и исчезла в дверном проёме.

На обед я пошла вместе со всеми, но рядом со мной никто садиться не захотел. Разговоры стихли при моём появлении, а потом начались противные, липкие шепотки. Никаких оскорблений я не расслышала, но стало мерзко от всей этой ситуации. Никогда не была изгоем, наоборот, всегда росла в окружении друзей и приятелей. От меня раньше никогда демонстративно не отодвигались, не делали два шага назад, если я проходила мимо. Тошно. Я всегда считала себя сильной личностью, но последние события поставили эту убеждённость под сомнение. Хотелось сдаться и устроить истерику, но я усилием воли заставила себя поесть.