Серебряное зеркало - Джеллис Роберта - Страница 81

Эта задержка дала Барбаре время подумать. Внимательно изучив лицо Генриха, пока он сидел, обложенный подушками, она начала сомневаться в том, что его сильно опущенное веко было проявлением хитрости. Скорее всего это слабость, вызванная усталостью. Однако он хотел поговорить, и долгий опыт придворной дамы подсказывал ей, что надо использовать такую возможность, чтобы вынудить королевскую семью к некоторым обязательствам.

— Альфред был одним из тех, кто помог принцу Эдуарду бежать, — сказала Барбара, как только слуга ушел. — Чтобы я была в безопасности, он послал меня в Ившемское аббатство, но я была напугана, когда услышала, что туда приезжает Лестер, и бежала в Клив.

Лицо Генриха стало грустным, и он протянул свою дрожащую руку, чтобы пожать ей руку.

— Как ужасно, моя бедная Барбара, когда отец сражается на одной стороне, а муж на другой. И как ужасно, если они встретятся на поле боя.

Барбара была тронута искренним сочувствием и прошептала: «Вы так добры, сир», прежде чем вспомнила, как часто таким теплым обращением король обольщает тех, кому следовало бы его лучше знать, и волна раздражения смыла ее благодарность. В это мгновение до нее дошел подлинный смысл слов Генриха, и в ней снова поднялась тревога.

— Но ваша доброта напрасна. Мой отец и мой муж не могли встретиться. Отец не ответил на вызов Лестера и не принимал участия в битве. Вы должны знать, сир, что мой отец никогда не одобрял всего, что делал Лестер, и был очень рассержен, когда узнал об условиях Кентерберийского мира.

— Но он не отказался признать Оксфордские соглашения, — сказал Генри, отдернув руку.

— Милорд, вы сами одобрили соглашения в их первоначальном виде. Это граф Лестер изменил их до неузнаваемости.

При этих словах Барбара почувствовала угрызения совести. Но она знала, что никакая сила на земле не примирит теперь короля с Лестером. Было бы лучше, если бы король, чувствующий свой долг, и ее отец, который искренне хотел приносить пользу королевству, были бы свободны и распорядились властью так, чтобы из крушения планов Лестера можно было извлечь какую-то пользу.

— Вы знаете, что мой отец любит вас, — продолжила она. — Я не могу сказать, сколько раз он говорил мне о ваших детских проделках и о том, как ваша доброта спасала его от гнева отца. Это было связано с лошадьми, но я не помню точно, что произошло…

Барбара замолчала, приглашая его продолжить. Генрих тут же начал пересказывать давно знакомую историю, приукрашивая ее подробностями, о которых она раньше не слышала. Когда принесли суп, Барбара наполнила чашу и подала королю. За обедом она старалась осторожно напомнить о тех случаях, когда отец поддерживал Генриха. Было непонятно, обратил ли король внимание на ее старания. Сказав, что желает отдохнуть, он тепло улыбнулся, погладил ее по руке, назвал хорошей девочкой и отпустил.

Спускаясь по лестнице, Барбара вновь и вновь вспоминала их разговор. Возможно, ей следовало более открыто выступить в поддержку отца? Нет. Если бы она надоедливо толковала о его разрыве с Лестером, в хитром уме короля проснулись бы подозрения. А любые объяснения свелись бы к рассмотрению ошибок короля, а это было бы глупо.

Значит, она поступила правильно: утешила короля, заставила его почувствовать себя в безопасности и сообщила, что Норфолк не поддерживает Лестера. Она связала отсутствие отца на поле сражения с его любовью к королю, а Генрих всегда хотел, чтобы его любили. Теперь нужно было сообщить отцу последние новости.

Барбара стояла на пороге гостевого дома, глядя на двор. Дождь утих, лишь слегка моросил, хотя в отдалении еще были видны вспышки молнии и слышались раскаты грома. Она поспешила к себе. Приказав Клотильде купить у монахов два пера, лист пергамента и чернила, она взяла подсвечник и села писать подробное письмо. Беви и Льюис уже готовились отвезти его Норфолку.

Буря прошла, и последние лучи заходящего солнца на мгновение заглянули в узкое оконце, вновь исчезнув за монастырской стеной.

Перечитав еще раз письмо, Барбара почувствовала облегчение. Она понимала, что, одним из первых узнав о победе Эдуарда, отец сможет собрать силы и выступить с предложением о мирных переговорах. Если он будет прощен, а она постаралась сделать все, от нее зависящее, в остальном надо положиться на здравый смысл Эдуарда. Поскольку Норфолк не сражался при Льюисе и Ившеме, принц захочет принять новую клятву верности от него и взять минимальный штраф, вместо того чтобы лишить его собственности. Барбара на мгновение закрыла глаза, прошептав благодарственную молитву: она была уверена, что теперь отец в безопасности. Она открыла глаза, чтобы дописать письмо.

Чья-то тень упала на стол. Барбара хотела приказать человеку отойти от света. Но, подняв глаза, быстро вскочила и неистово рванулась через стол к Альфреду, который стоял с другой стороны скамьи и молча смотрел на нее.

— Ты не ранен?

— Всего лишь несколько синяков. — Его голос звучал безжизненно, кожа имела серый оттенок, а глаза с безразличием остановились на ней.

— Мой любимый, мой дорогой, что случилось? — прошептала она, подойдя к нему и взяв за руку.

При этих нежных словах в его глазах появилось больше чувства, и она поцеловала его в губы. Он высвободил руку и прижал ее к себе. Она почувствовала, как он дрожит, и услышала неровное дыхание, словно он всхлипнул. Он крепко обнимал ее, опустив голову и зарывшись лицом в ее волосы. Это была радостная встреча, без слов подтверждающая, что он действительно не ранен. Немного погодя он тяжело вздохнул и отпустил ее. Молча, словно старик с больными суставами, он сел на скамью. Присев рядом с ним, она взяла его руку, нежно сжала, подняла и поцеловала его пальцы. Его руки пахли кровью, но она не отшатнулась, а ждала, ничего не говоря.

— Война окончена, — наконец сказал он. — Лестер мертв, и вместе с ним все его сторонники — Питер де Монфорт, Деспенсер…

Барбара прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Деспенсер мертв! Значит, Альва свободна и богата. И она будет в безопасности, потому что Роджер Бигод будет защищать ее. Он не участвовал в сражении при Ившеме и является сыном верного королю человека. Ее внимание снова вернулось к мужу. Он назвал имена других убитых, потом замолчал и потер лицо.

— Не думаю, что я когда-либо видел столько знатных покойников. А Лестер, — он вздрогнул, — был не прав. Он был хорошим человеком, но напрасно навязывал свою волю королю Генриху, помазанному на царство. Но если бы я встретил того, кто отрубил ему голову и руки…

— О Боже, — выдохнула Барбара и тоже вздрогнула.

— Эдуард был доволен. — Голос Альфреда стал еще безжизненнее.

— Эдуард умеет ненавидеть, — холодно заметила Барбара, коснувшись его щеки, чтобы привлечь внимание. — Это ужасно, но все не так плохо. Раз Эдуард получил удовлетворение за свое оскорбление, он не затаит месть. Смерть Лестера, возможно, сделает его не таким грубым по отношению к тем, кто остался жив.

Альфред повернул голову и осмысленно посмотрел на нее, затем медленно кивнул.

— Со временем это забудется, но, вероятно, ты права. — Но он снова вздрогнул. — Война — не турнир. Я ненавижу ее. Генрих де Монфорт тоже мертв.

— О, мне очень жаль, — воскликнула Барбара. Но, увидев лицо Альфреда, она задержала дыхание и прошептала: — Он погиб от твоей руки?

— Я пытался убить Гая, а Генрих встал между нами, и я его ранил. Если бы не это, возможно, он остался бы жив. Он спас от смерти Хемфри де Боуэна и двоих сыновей Питера де Монфорта. А Гай… Гай тоже выжил.

— Плохо, но это доказывает, что рана, нанесенная Генриху, не имела значения. Ты ведь ранил Гая, а он жив. На самом деле это меня не беспокоит. Он ничего собой не представляет.

Альфред сжал губы и покачал головой.

— Он очень опасен. Не знаю почему, но я чувствую это. У него плохие намерения. Я едва не заколол его, когда обнаружил живым рядом с телом Генриха. Я должен был его убить. Но не смог заставить себя заколоть безоружного человека.