Двойня в подарок-2. Семья (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 25

И что теперь делать, блин? Куда народ девать?

— Общага комбината у нас, кажется, пустует, — поворачиваюсь я к заму, имитирующему бурную деятельность.

— Заполнено на сорок процентов, — бодро рапортует он.

— Значит, людей поселим туда, а потом разберемся…

— Но руководство комбината…

— Поставим перед фактом, — заявляю я резко. — Вызывайте автобусы. Увозите людей. Им тут точно делать нечего.

А когда сам выхожу на воздух, с ужасом смотрю на обгорелые остовы домов, на дымящиеся балки и разбитые стекла, валяющиеся повсюду.

Озираюсь по сторонам, пытаясь разглядеть среди МЧС-ников белую майку Столетова.

— Куда ты делася, придурок? — звоню я, не видя друга в ближайшем окружении. Но трубка безрезультатно бьется в ухо длинными тревожными гудками.

— Эй, — окликаю я веснушчатого спасателя. — Ты Богдана не видел?

— Так он к операм пошел сразу. Больше и не видал, — пожимает он плечами, спеша прочь.

— Ребят, а вы? — обращаюсь я к идущим навстречу операм.

— Да, он подходил к нам, — пожимают плечами ребята. — Крутился рядом. А потом исчез.

— Странно, — замечаю я. И вижу, как настораживаются полицейские.

— А правда, пацаны, где Стольник? — переглядываются опера. — Твою мать, опять куда-то полез… Сейчас мы его найдем, Тимофей Сергеевич…

— Я с вами, — решаю я молниеносно. Где-то под ложечкой давит тревога.

Глава 28

Тимофей

— Богдан! — ору я, сминая башмаками осколки. Бегу мимо обгоревших домов. Где-то люди, плача, вызволяют сохранившиеся пожитки, а где-то уже и спасать нечего. Зловеще в кромешной тьме тлеют красными глотками обгоревшие бревна. Кругом валяются покореженные деревянные двери с облупившейся краской. Разбитая посуда, какие-то тряпки.

Трудно представить, что чувствует человек, наблюдая, как в адском пламени сгорает его единственное пристанище вместе с документами и деньгами. Хотя какие тут деньги…

— Стольник, твою мать! — слышится слева крик оперов.

— Осторожно, Тимофей Сергеевич, — беспокоится сзади неугомонный Солнцев. — Найдем мы Столетова в два счета.

Рыкаю что-то нечленораздельное. Объяснять на бегу что такое дружба? Да ну на фиг!

Пригибаюсь, проскакивая в низкий дверной проем и останавливаюсь в нерешительности.

Сзади в спину врезается Солнцев. И тут же связывается с другими операми.

— Мы нашли его!

А я, как во сне, смотрю на раскинувшегося звездой Богдана, лежащего посреди полуразрушенной и слегка обгоревшей кухни. Белое пятно майки в темноте режет глаз. А расслабленные конечности говорят о полной отключке.

— Дан, твою мать…

Со всех ног кидаюсь к нему. Щупаю пульс, как когда-то учили. Слабый. Нитевидный, но есть.

В свете слабого фонаря вглядываюсь в посиневшие губы. Ну капец, блин!

Приподнимаю веко и не вижу зрачка. И тут же замечаю темную струйку…

Что происходит, гребаные поросята?

— Сюда посвети, — велю я Солнцеву.

— Кто ж его так? — охает тот, освещая фонариком разбитую голову Богдана Столетова.

— Хотел бы я знать, — сжимаю я кулаки.

«Во что ты влип, Дан? — спрашиваю мысленно друга и прошу об одном: — Только живи! На Леру мою нападаешь, так это фигня, бро! Мы с ней на тебя зла не держим. Давай, очнись!»

Словно в дурном сне, наблюдаю, как к месту происшествия стекаются парни из местного участка. Даже кто-то из прокуратуры заглядывает. Последними приходят врачи. Спокойные и неторопливые.

Аж заорать хочется. Встряхнуть, что ли?

— Кто его обнаружил? — интересуется парень из прокуратуры.

— Я, — рычу я глухо.

— Тимофей Сергеевич, — в шутливом поклоне склоняет тот голову. Вот только мне не до шуток.

Медлить нельзя ни минуты!

Наблюдая, как Дана укладывают на носилки и тащат к скорой, в упор смотрю на пожилую докторшу.

— Довезите его живым, — не прошу. Приказываю.

И не обращая внимания на ее возмущенный взгляд, бегу к своей машине. Жду, когда появится из проулка скорая, и сам пристраиваюсь сзади.

— Витя! — звоню я Торганову. — Срочно поднимай медицину на уши.

— В травме полно людей после пожара. Врачи не успевают. Что там у тебя случилось, Тима? — вздыхает он устало.

— Дана кто-то пришиб. Помощь нужна, — объясняю я, смаргивая слезы. — Сейчас в больницу везут. Подсуетись, бро.

— Ща все будет, Фей, — роняет в трубку Торганов и отключается.

А я, подъехав к воротам приемного отделения, прошу старика-охранника:

— Открывай, отец.

— А ты кто такой? — грубо интересуется старый хрыч.

— Мэр города. Давай пропускай.

Дед смотрит недоверчиво. Что-то сверяет в недрах памяти. А потом, улыбнувшись золотыми зубами, поспешно открывает ворота.

— Вы из-за пожара к нам?

— Конечно, — киваю я на автомате, замечая на пандусе хоровод скорых. В которой из них Богдан?

«Он не должен умереть!» — вытесняя другие, бьется в башке единственная мольба.

Последняя машина внезапно объезжает другие и становится около крыльца.

«Наверняка Торганов придал ускорение». — И во все глаза слежу за действиями санитаров, выгружающих Богдана из мрачного чрева скорой.

Беру в свои тяжелую безжизненную ладонь. И сам не верю в происходящее. Здоровый и сильный мужик в короткий миг превратился в беспомощную колоду. Интересно, по чьей злой прихоти?

Всех найду. Вопрос чести.

— Все будет хорошо, брат, — обещаю я другу и сам не верю ни одному своему слову.

— Столетов? — выходя на крыльцо, кивает на бездыханное тело пожилой доктор. — Заносите, — командует санитарам.

А когда я собираюсь войти следом, останавливает строгим взглядом.

— Мы сами справимся, Тима… Тимофей Сергеевич… то есть. Торганов звонил. Все под контролем.

Киваю на автомате.

Витька успел!

— Дайте знать, если что-то понадобится…

На ватных ногах бреду к машине.

— Лера, — звоню я жене. Мне бы сейчас только голос услышать. — Не разбудил?

— Мы с Надей не спим. Я тебя жду, — тараторит она и сама себя обрывает на полуслове. — Все нормально, Тима? Пострадавшие есть…

— Богдан в реанимации, — выдыхаю я, стараясь справится с болью. — Кто-то на него напал на пожаре.

— А ты Ане сообщил? — тут же спрашивает Лера. И я даже сбиваюсь с шага от растерянности.

Аня? Ах да! Аркелиди! Я и забыл.

— Да зачем, — не понимаю я сразу. — Ночь на дворе. Нет смысла беспокоить.

— Ты же говорил, что у них любовь, — тревожно настаивает Лера. — Без близкого человека в беде не выжить. Звони ей!

— Наверное, ты права, — в который раз поражаюсь я мудрости жены.

И усевшись за руль, скрепя сердце нажимаю Анин номер.

Мне отвечают не сразу.

— Ань, — зову я в трубку, когда слышится слабое мычание. — Ты спишь?

— О господи, Тима! До утра не терпит? — вздыхает она.

— Богдан в больнице, — говорю я на автомате.

— А-а, пусть выздоравливает, — отрезает Анна и вешает трубку.

Капец! Просто капец!

Устало тру лицо. Почему она так?

И вывернув на Ленина, главную улицу Шанска, плавно въезжаю на парковку перед администрацией.

Щелкнув сигнализацией, быстро шагаю к зданию. И совершенно не могу понять, что происходит.

Кто покушался на Богдана? И почему так себя повела Аня? Ведь не злая она. Всегда придет на помощь. А тут…

Если меня бросит Лера в похожей ситуации, то лучше и не жить.

В ладони вибрирует сотовый.

Аркелиди. Красавица, блин!

— Тима, где он? Хочу подъехать. Может, помощь какая-то нужна…

— Вы поссорились? — угадываю я интуитивно.

— Расстались. Но если надо, я помогу…

— Все есть. Не беспокойся. Мы с Витей держим ситуацию под контролем, — говорю я спокойно и немного холодно. А сердце разрывается от обиды за друга. — Разве что… помолись за него, Ань.

— Я не умею, Тим, — вздыхает она. — Но попробую…

В трубке снова слышатся гудки. И я, подходя к зданию, пытаюсь сложить воедино совершенно разные пазлы.