Рыцарская честь - Джеллис Роберта - Страница 50

– Пойду к нему, – торопливо поднялся Херефорд. – Если он еще жив…

– Преставился. Но он еще не остыл, и священник его помазал. Это сделано для тебя. Но ты уж лучше не ходи. Зачем еще надрывать себе сердце? Он сражался за тебя до конца, это ясно. Я прослежу, все почести ему будут отданы.

– Живой или нет, не важно. Я должен с ним проститься. Мне, кажется, не перенести смерть Алана… Горше потери быть не может…

У Сторма не нашлось слов утешить друга, что мог он еще сказать? Но он горько пожалел, что не удержал его, наблюдая страдание Херефорда, когда тот склонился над истерзанным телом того, кто был его верным оруженосцем. Отойдя от покойного, он тихо поговорил с остальными освобожденными пленниками и, отпустив их, снова повернулся к Ившему.

– Хватит, Роджер, пойдем.

– Почему? – шептал Херефорд про себя. – Лучше тебя я не знаю людей! За что такой конец?

– На то воля Божья! Только Бог знает, каким был его конец, а лицо его не выражало ни боли, ни страдания. Слушай, ты плохо кончишь сегодня. Нельзя себя так истязать. Пойдем, тебе надо хоть немного отдохнуть. Если ослабнешь и мы из-за этого задержимся тут, еще много кому придется здесь умереть. У тебя будет время погоревать, когда мы будем в безопасности.

– Я в порядке, и хорошо, что пришел проститься. Теперь мне легче. Мне бы не хотелось оставлять своих людей в таком положении. Алана тем более. Ведь ты сам…

– Не беспокойся. Нам надо отправляться, и поскорее. Если не возражаешь, я отвезу в Херефорд Алана и тех из твоих воинов, кто плох и с тобой на юг не пойдет. Это мне по пути домой. – Сторм в нерешительности остановился перед входом в шатер. – Я с удовольствием бы сопроводил до дому также леди Элизабет. Вы еще не виделись, ты не…

– Занимайся своей женой, а мою оставь мне!

Бледное лицо Херефорда слегка покраснело. Сторм спрятал довольную усмешку: к его удовольствию, глухой, мертвый голос друга оживился. Он понимал, что это упоминание рассердит Херефорда не на него самого, а на жену, и потому смело пожертвовал Элизабет, чтобы отвлечь друга и облегчить ему горе. Как и все малые задумки Сторма, эта тоже удалась. Давний и уже забывшийся гнев был разогрет. Херефорд решительно вошел в шатер и сел. Он знал, что фигура, стоящая в глубине, была Элизабет, и не взглянул на нее. Вильям вернулся с бутылью скверного вина, которым разжился в дружине Линкольна. Роджер схватил ее, припал к ней торопливо и поперхнулся. Глаза Элизабет привыкли к сумраку шатра, и она все видела до мелочей, но стояла молча, не двигаясь. Лицо мужа посерело, светлые кудри слиплись от крови. Ничего ей так не хотелось, как броситься перед ним на колени и молить его о прощении, но колени ее не сгибались, а глаза были сухи. Она должна была ждать.

– Певерел с тобой обошелся плохо?

– Нет.

– Куда же ты ехала? – голос Херефорда звучал спокойно и холодно.

– В Колби, – сказала она еле слышно.

– Что? – Тут он повернулся к ней, его правая рука на колене сжалась в кулак.

На миг у Элизабет вспыхнула целительная надежда, что он изобьет ее, но он не двигался, и надежда быстро умерла.

– В замок Колби, – сказала она немного громче, – к Анне и Раннулфу.

– Почему?

Губы Элизабет шевельнулись, но выговорить она не смогла. Она не могла солгать, но и признаться тоже никак не решалась, что действовала в порыве детского каприза. Ей казалось, она достаточно пережила за свою ошибку, и не ожидала, что впереди ей уготована новая пытка. Она терпеливо снесет наказание, но не была готова каяться.

– Я спрашиваю тебя, почему ты поехала в Колби. Не притворяйся немой, таких женщин не бывает.

– Я не немая… Я не желаю отвечать. – Угроза в голосе мужа пробудила в Элизабет гордость. Она отвечала спокойно и с достоинством, как разговаривала с Певерелом в замке. Они посмотрели друг на друга. В глазах Роджера было столько боли, что жалость смыла всю ее гордость и твердость. Элизабет опустила глаза.

– Прости меня, Роджер!.. Я так, я так перед тобой виновата. Клянусь тебе, никогда не огорчу тебя… Никогда так больше не буду делать.

Голос ее задрожал, но в этот раз не тронул Херефорда. Он подумал: наверное, это были дела ее личные или отцовские, о которых ей не хочется говорить. Ни на минуту не допускал он мысли, что Элизабет что-то затевала против него, но знать, что в множестве своих проблем он не может больше на нее полностью положиться, было для него невыносимо. Он шагнул к ней, не совсем уверенный, что предпринять: допытываться ли дальше, зачем туда ехала, или просто прибить ее, – но ему помешали.

– Роджер, мне надо… Простите, я зайду после.

– Вальтер, что у тебя? Я освободился. – Он сказал это намеренно бесцеремонно, как будто ее тут вообще не было.

Вальтер смущенно глядел то на него, то на нее.

– Просто хотел спросить, действительно ли де Кальдо надо отдать Линкольну? Я…

– Да, мне хочется избавиться от него. Погоди, Вальтер, хочу у тебя спросить одну вещь.

– Потом, Роджер, мне надо…

– Потом у нас не будет возможности, скоро будем выступать, а тебе надо решить, куда идти. Я потерял… – Херефорд запнулся, прочистил горло. – Я потерял свою правую руку. Алан Ившем погиб.

Тут Элизабет всхлипнула, но Херефорд проигнорировал ее.

– Алан?! Не может быть! Он был хорошим рыцарем и добрым тебе другом. Не найти лучшего человека, с кем можно стать спина к спине.

– Не надо, Вальтер, не могу об этом говорить. Еще слово, начну реветь, ничего хорошего из этого не выйдет. Заговорил об этом, чтобы ты хорошо понял, о чем тебя хочу спросить. Ты мне нужен. Ты пойдешь со мной, будешь сражаться под моим знаменем?

Лицо Вальтера стало суровым. Херефорд сел, ноги его совсем не держали. Ему так хотелось задержать брата, оставить его при себе, что он опять сделал грубую ошибку, начав его уговаривать.

– Я не смогу обещать тебе никакого скорого выигрыша, ничего похожего на то, если ты продолжишь действовать по нашему старому плану. Если потерпим неудачу, могу пообещать только веревку на шею. Но если мы победим, Вальтер, ты можешь просить все, что ни пожелаешь… землю, титул графа, любую богатую невесту в жены…

Вальтер сощурился, плотно сжал губы. Роджер, глядя на брата, понял, что опять говорит не то, не то!.. Ему хотелось крикнуть, вернуть сказанное, не дать пробудиться ненависти и отчужденности.

– Мало даешь! – бросил Вальтер.

Все время Роджер хочет купить его, как простого наемника, и это неизменно вызывает у Вальтера жгучую обиду и резкий отпор. Он не понимал, что сам своим злым языком и отталкивающим поведением не дает брату найти к себе подход. Глядя на мужа, Элизабет начала плакать, но никто из мужчин не обратил на нее внимания. Противоборство их силы воли вновь захватило братьев. Вальтер закусил искусанную губу, чувствуя свое новое поражение, и упорно продолжал сопротивляться. Тяжело вздохнув, Херефорд признал, что опять допустил просчет, и понял, что сейчас будет лучше остаться без поддержки брата, чем пытаться подчинить его своей воле. Вальтер может пойти с ним только по доброй воле, и никак иначе.

– Прости меня, Вальтер. У меня нет права толкать тебя, куда ты не хочешь. Я должен был знать это. Мне остается только просить тебя и умолять простить меня. Что ты будешь дальше делать? – Тут Херефорд рассмеялся, пряча свою неловкость. – Нет, не надо, можешь не отвечать. Ты мужчина, а не ребенок, за которым нужен глаз. Ты вправе поступать, как считаешь нужным.

Вальтер молчал, но уйти так просто он уже не мог. Херефорд прилег, его трясло, силы оставляли его.

– Что сделать для тебя? – спросила Элизабет и подошла к нему.

– Ты мне сделала довольно. – Ответ был жесток, но Херефорду было худо, он вот-вот мог лишиться чувств. Элизабет будто хлестнули, но она хорошо сознавала, что получила по заслугам, оправдания себе она. не находила.

– Черт бы тебя побрал, Роджер! – крикнул Вальтер.

Элизабет вздрогнула, подумала, что Вальтер решил заступиться за нее, но тот даже не слышал их разговора.