Рыцарская честь - Джеллис Роберта - Страница 31

Раннулф отвернулся, явно обескураженный.

– Она… Я мог бы ускорить это дело, если бы она не перестала говорить на эту тему, а так… Она… Когда ночью я заговаривал с ней, она оставалась равнодушной к этому, а потом… а сегодня утром она вообще не пожелала со мной разговаривать.

«Вот корова!» – подумал Херефорд с раздражением.

– Тебе надо быть с ней поласковей, ты что, такой же девственник, как она, не знаешь, как надо с ними обращаться?

– Честно говоря, в этих делах я не такой знаток, как вы, милорд, – ответил Раннулф холодно, глаза его сердито сверкнули, и Херефорд обругал себя последним дураком. Надо же ему было такое сморозить!

– Постой, брат, – сказал Роджер, заметив, что Раннулф собирается пришпорить коня. – Прости за невежливые и глупые слова! Ты должен извинить слепую любовь брата к маленькой сестренке.

Тут он не лукавил, его любовь была слепа. Это Анну надо винить за такое поведение с мужем. Херефорд решил поговорить с ней, и строго. Если она позволит себе повторить такое, она утратит всякое влияние на мужа, а с ним и надежду на счастье.

– Скажу даже так, все разговоры о нежных девах – вздор, – продолжал Роджер, похлопав шурина по руке. Тут он слегка перегнул палку, но ради пользы дела. – И чем они кажутся добрее, тем хуже. Наверное, мы с матерью оба виноваты, что слишком строго ее воспитывали. Она оказалась в таких вещах полной неумехой.

– Не думаю, что моя кузина Элизабет вела себя так же, но даже если так, лорд Херефорд знает, как все уладить.

– Знал бы ты, как она со мной поговорила, – засмеялся Херефорд. – В этом недостатка не было. Мно-ого чего нашлось у нее высказать мне, и, должен заметить, ни единого ласкового слова, какого можно было бы ожидать от невесты. Если твои уши были оскорблены молчанием, то можешь посчитать себя счастливым: у меня они были прожжены насквозь.

Обида Раннулфа растаяла с его смехом над удрученным видом лорда Херефорда.

– Каждому свое. Если выбирать, предпочитаю молчание. – Но хмурое выражение быстро вернулось на лицо Раннулфа. – И все-таки какая радость, если жена только плачет и брыкается, когда ищешь ее губы! Зачем тогда вся эта канитель, если в итоге получаешь то же, что и с девкой на траве…

Это тронуло Херефорда, он понял, что для Раннулфа важно, чтобы с женой складывались добрые отношения, он не собирается держать ее за племенную кобылу.

– Привыкнет и будет уступчивей, надо немного терпения и обращаться с ней помягче; ее молодость и неопытность извинительны. Она станет любить горячо, даже страсть появится, со временем, конечно. Знаешь, Раннулф, она будет очень послушной, если держать се поближе к себе. Как только она увидит, что все благополучие зависит от тебя одного, она будет искать любой повод, чтобы тебе угодить, она так воспитана. Но если в доме будут такие, кто возьмет на себя ее заботы, или, скажем, твоя мать станет ее жалеть, у вас с ней не скоро отыщется общий язык.

Херефорд вел дело к главному, чтобы поселить Раннулфа в замке Корби. Проще говоря, он понял, что свояку была чужда жестокость, иначе в сопротивлении Анны он видел бы повод для развлечения. Вот почему им и следовало жить одним, в сложившейся ситуации это лучше и для них, и для Херефорда.

– Я не думал об этом. Но в том, что ты говоришь, есть резон, однако…

– Если хочешь, я поговорю с твоим отцом. В известном смысле это меня касается тоже, потому что договор заключен со мной и речь идет о судьбе моей сестры. Мы с отцом договорились, что она будет самостоятельной хозяйкой.

Раннулф почувствовал, это было видно, большое облегчение. Он не мог сразу сбросить путы страха и почтения, которые навязывались ему годами, хотя стать самостоятельным рыцарем было его заветным желанием.

– Если возьмешься за это дело, окажешь мне большую услугу. Я вроде не трус, но ссориться с отцом для меня было бы верхом непочтительности.

– Договорились. Значит, этим делом займусь я.

– Тут есть еще одно… – Раннулф весь зарделся, внимательно разглядывая уши своего коня. – Анна сказала, что не хочет быть со мной, что убежит от меня и что ты возьмешь ее под свою защиту.

– Я?! – Херефорд был просто взбешен. – Да за такие штучки ее надо отхлестать ремнем, да еще пряжкой! Если мать узнает, а она не признает за женщинами самомнсния, она с нес с живой кожу сдерет! Пусть Анна только пикнет еще об этом, вздуй ее как следует! Быстренько образумится.

– Не надо так на нее сердиться, – поспешил на защиту жены Раннулф, встревоженный яростью шурина. – Она еще, сам сказал, молода. Похоже, она напугана, а где же ей еще искать защиту. И я бить женщину не могу, насмотрелся, как отец избивал мою мать. Может, ваша мать поговорит с ней…

У Херефорда родилась мысль, как одним махом решить сразу две проблемы.

– Тебе нравится моя мать, Раннулф? Ее общество не будет тебе обузой?

– Нет, конечно. Она добрая леди, мне очень понравилась.

– Тогда ты окажешь мне услугу, поможешь Анне и отведешь возражения отца. Только не думай, что все это я хочу свалить на тебя одного, и если тебя не устроит, говори прямо, это меня никак не обидит. Позволь моей матери поехать с тобой и Анной в Корби. Я говорил, что она не приемлет своевольных женщин, а с Элизабет… Словом, в Херефордском замке на этой неделе обстановка слегка перегрелась, ты, наверное, сам это заметил.

– Я бы сказал, немного прохладная обстановка, но можно выразиться и по-твоему, Херефорд. – Раннулф был польщен просьбой высокочтимого графа Херефорда и его обращением к нему как к равному. – Я с радостью сделаю это.

– Жарко, холодно, называй как хочешь, обстановка одинаково неблагоприятная. А прошла всего неделя. Через какое-то время мы с Элизабет поедем в ее родовые имения, мне их надо посмотреть. Вот пока мы будем отсутствовать, мать должна вернуться в Херефорд. А к тому времени Анна уже будет устроена.

– Прекрасно… Ищи, ищи!

В лас волкодавов, бежавших немного впереди, появилась новая нота: собаки учуяли зверя. Херефорд и Раннулф пришпорили коней и поскакали на лай собак. Гончие тоже рванулись вперед, далеко опередив лошадей. След они еще не взяли, а просто бросились на тревожный лай своих компаньонов. Херефорд глубоко вонзил золотые шпоры в бока коня, стремясь не отставать от своей пока молчащей своры. Низкие ветки хлестнули его по лицу, он выругался, пригнулся к седлу, избегая новых ударов и облегчая галоп коня. За ним слышался тяжелый топот коня под Раннулфом, а краем глаза он заметил мелькающий черный плащ с золотом, который мог принадлежать только лорду Сторму, как и хриплое «Ха!», которым тот погонял своего вороного жеребца.

Лай сменился глухим ревом кобелей и волкодавов, к которому примешался высокий лай гончих сучек. Кабан удирал. Кровь Херефорда взыграла, холодный ветер бил в лицо. Погоня сменила направление, Херефорд левым коленом со всей силой повернул коня следом. Они пролетели заросли папоротника, колючки драли одежду всадника и ноги коня, подгоняя его болью глубоких царапин.

– Взять, взять! Давай, голубчики, ату-ату! – Это Честер натравливал своих собак. Ему вторил Линкольн:

– Дави его! Жми, жми! Держи крепче его, детки! Смелей, смелей!

По дружному лаю Херефорд понял, что кабана обложили и зверь встал. Еще миг, и он увидел, как собаки яростно наскакивали и отлетали от него. Херефорд почти скатился с коня, бросив поводья. Пешие егеря и крепостные поймают лошадей, если они убегут с места. Схватив короткую охотничью пику, быстрым отработанным движением проверил прочность крепления крестовины, дернул длинны и нож, чтобы убедиться, что он не застрянет в нужный момент. Крестовина, закрепленная в восемнадцати дюймах от острия, служила для защиты охотника, задерживая тушу свирепого зверя на безопасном расстоянии.

Отчаянный визг означал, что кабан разделался с одной из собак. Херефорд побежал, Раннулф кинулся за ним. Еще одна собака завизжала, лай усилился. Херефорд и Раннулф разошлись на несколько шагов и пригнулись к земле. Они вышли на поляну, перегороженную с одной стороны большим упавшим деревом. Здесь кабан встретил своих преследователей. Херефорд упер древко пики в землю у ног, направив острие в сторону зверя, на два фута от поверхности земли. Человек не в состоянии выдержать бросок взрослого кабана; всю силу удара должна принять на себя земля. Раннулф встал справа, Линкольн и Честер – на одинаковом расстоянии левее, Сторм, немного замешкавшийся из-за своей хромоты, справа от Раннулфа. Маловероятно, чтобы кабан проскочил между охотниками, разъяренное животное, как правило, бросается на врага.