Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри - Страница 38

Обессиленная, я лишь покачала головой и опустила заплаканные глаза.

– Он все тут трогал! Все трогал! Кто запустил его в наш дом?

На кухне послушался шум разбивающейся посуды. Мать метала тарелками и срывала скатерть со стола. Проснувшаяся Ариша громко заплакала, а мы с отцом попытались успокоить обезумившую женщину.

– С какой кружки он пил?! С какой?! – кричала она, но бросала на пол все до одной. – Я не помню, он дотрагивался до штор? До них он дотрагивался? Тут нужно все сжечь! – следом она начала посыпать пол бытовым порошком.

Тошнота подступила к горлу. Мне стало мерзко.

– Это так не предается, мама! Не веди себя так! Это глупо!

– Что не передается? – папа был обескуражен. Такую мать он видел впервые. – Кто-нибудь объяснит мне?

Мама перевела дыхание и истерично рассмеялась.

– А то, что друг нашей Вареньки, болеет СПИДом!

Страшное слово полоснуло бритвой по сердцe.

– Это не так! Это не правда!

– Замолчи, дура! – пригрозила она мне. – Если ты спала с ним, если только…

– Что? – разревелась я. – Сожжешь меня тоже?

– Сожгу, если потребуется!

Папа обхватил ее руками и попытался усадить, но та вырвалась и побежала к плачущей Арине.

– Послушай, дочка, дядя Витя трогал твои фигурки? Их нужно выкинуть!

– Нет! – плакал ребенок. – Дядя Витя ничего не трогал!

– Не ври мне, девочка. Мы все выкинем. Не плачь. Я куплю тебе новые игрушки.

Не в силах больше наблюдать за всем этим безумием я спряталась в комнате. Слезы душили. Сердце болело так, что казалось вот-вот разорвется на части. Мне было жаль, что я живу в таком жестоком мире. Мне было жаль, что у моей матери холодное сердце. Мне было жаль, что во мне течет ее кровь.

Не дозвонившись Вите, я сползла вниз по стенке. Плакала. Мне хотелось прийти к нему, обнять его, но сейчас это было попросту невозможно. После долгого затишья эта ситуация, как удар под дых. Мы только порадовались свету, а теперь нас снова накрыла тьма. Счастье улетело от нас, лишь минуту посидев на плече…

Все было ужасно, когда казалось, что хуже некуда. Мне оставалось только молиться, что Звягин переживет все это и не сорвется.

«Пожалуйста, Витя, только не натвори глупостей…».

Глава#22. Витя

Мое везение – нечто мимолетное. Стоило мне только вдохнуть полной грудью, как все снова полетело к чертям. И если раньше я вышагивал по шаткому мостику, цеплялся за хлипкие поручни, пытался держать равновесие, то на сей раз канул в беспросветную бездну. Еще никогда моя тайна не была так широко известна. Мне следовало чихать на это все, я не должен обращать внимание на гавкающих шавок, ведь эта меньшая из проблем, но почему-то этот факт подкосил меня. Поставил в ступор. Разозлил. Заставил чувствовать прежнюю ненависть.

Даже наутро я не почувствовал должного облегчения. Нисколько не почувствовал. Долго лежал в кровати и повторял один и тот же вопрос – за что? Почему еще в утробе я стал не мил этому миру, за что он воспылал ко мне жгучей ненавистью? И за что я огребаюсь сейчас? За Варю? Мне непозволительно иметь друзей, а тем более пользоваться добротой девчонки, душа которой еще не успела запачкаться – так они думают? Я наивно решил, что Варя та, кто была послана с выше, как крохотный шанс на то, что еще могу выкарабкаться. Но нет. Этот подарок был подкинут мне по случайности, а теперь его следует вернуть отправителю. Что ж, судьба-злодейка, забирай.

Телефон разрывался от звонков. Огромное количество пропущенных от Тарасовой, я сбился со счету уже на тридцатом. Не нужно быть провидцем, чтобы предугадать сценарий разговора, поэтому я отвечал на звонок мысленно: «Да, Варя, у меня все в порядке», «Нет, я не плачу», «Тебе не нужно приходить и проводить надо мной психологический сеанс», «Поверь, сейчас ты больше нуждаешься в помощи», «Я один, и нет со мной никакой Джоконды», «Мне не скучно. Анатолий и я играем в «Крокодила». Ты бы видела, он так реалистично показывает обезьяну…»

Мысли. Почему нет такой кнопки, которая способна их отключить? Впрочем, есть одно средство, которое сделает эту ситуацию плевой, оно выручало меня долгие годы, но употребить его – значит, поставить точку. Огромную, жирную точку. Для себя я решил, что если вернусь к прошлой жизни, то вовсе с ней попрощаюсь. Какой смысл жить от дозы к дозе, когда каждый длительный промежуток будет напоминать тебе какая ты мразь? Одиночество, которое раньше было неотъемлемой частью существования, теперь проест до костей. Я буду ловить себя на мысли, что упустил последнюю возможность, лишился теплых минут, оставшись один на один с собой в промерзшей камере, и буду беспрерывно мучится. Доза принесет мне успокоение, выдернет из камеры, но это облегчение – ничто, по сравнению с тем, что я испытаю в реале. Ад в чистом виде, и я к нему не готов.

Если бы не смертельная сухость во рту, я бы никогда не покинул пределы своей комнаты. Теперь, как унылое, безжизненное приведение я проплываю на кухню и замечаю там отца. Он с невозможным сожалением смотрит на полупустой фуфырик и тягостно вздыхает. Когда наши взгляды встречаются, он награждает меня приветственной улыбкой. Черт бы его побрал его и эту улыбку.

– Не огорчайся, Толя. То, что наполовину пустое, так же наполовину полное, – иронизирую я, набирая воду из крана. Должно пройти какое-то прежде чем вода в кружке станет ледяной и более вкусной. – Мне лестно, что ты так основательно переживаешь о моем положении. Ни один родитель не выпил за здоровье своего чада столько, сколько выжрал ты. Тебя пора вручать награду.

– Не кусайся, шакаленок, – фыркает отец и прикладывает руку ко лбу. – У меня действительно стресс. Как только вспомню ту сумасшедшею женщину, так перекреститься хочется. Кто она вообще такая?

Осушив стакан с специфической водой, я облегченно выдохнул, а потом внимательно посмотрел на седого пьяницу.

– Что, понравилась тебе?

– Да упаси господь! – его передрогнуло.

– Не претворяйся, старый, ты любитель блондиночек. А как ты на ее фигуру таращился? Твой рот не закрывался.

– Я был шокирован, – настаивал он. – Впервые видел истеричку.

– А что насчет румянца на твоих обвисших щечках? – ехидно протянул я. – Твои сальные глазки так и бегали по ней.

– Не выдумывай, дурень! Ерунду чешешь! Я за Варьку беспокоился, а не баб разглядывал!

– Ты просто понял, что тебе ничего не светит, вот и мажешься.

– Да замолчи ты, ирод!

Я нарочно нервировал отца, потому что он заслуживал наказания. Пусть знает, что если он захочет расслабиться, пропустив при этом несколько рюмочек, то следом появлюсь я и испорчу его идиллию, ибо себе срывов не позволяю.

Проблема в том, что я постоянно думаю об этом срыве. Это как ноющая зубная боль. Ты постоянно думаешь о ней, чувствуешь, мучаешься, представляешь, как добрый врач удаляет очаг боли или же мечтаешь о обезболивающей таблетке. Так и со мной. Когда тьма окутывает, ты будешь рад любому лучику, пусть даже токсичному.

– Значит, это невозможно, – констатировал я, когда отец замахнул следующую и протер губы от водки. – У меня нет шансов. Мы давно погибли… Так, папа?

Анатолий ничего не ответил, лишь виновато опустил голову.

К обеду тремор становился только сильнее. Меня раздражало все – свет, запахи, звуки. Особенно раздражал вибрирующий телефон, который казалось сейчас вспыхнет от настойчивости абонента. И я не выдержал.

– Бюро ритуальных услуг «Откинутые копытца». Марина, слушаю вас, – мне мастерски удалось изменить голос. Теперь я говорил как парень, на чью мошонку упала железная кувалда. – Что вас интересует? Мягкий гроб? Стильные тапочки?

– Что? – неуверенно бормочет Варя на том конце трубки. – Где Ви..?

– А Витя сегодня умер. Ему что-то передать?

– Витя?

– Не Витя. Ма–ри–на, – устало вздыхаю. – Мы всегда рады новым клиентам, так что обращайтесь к нам почаще.

– Звягин, кончай придуриваться! – не выдерживает она.