Роузлинд (Хмельная мечта) - Джеллис Роберта - Страница 37

– Оставь меня в покое. Делай, что велит тебе король, и все будет в порядке.

Из этого Элинор заключила, что Саймон знает что-то такое, о чем умолчала королева.

Но все сомнения и страхи вылетели из ее головы, когда Элинор увидела подъезжавшего лорда Ричарда. Все придворные были разнаряжены в парадные одежды, но кортеж Ричарда затмевал своим блеском все вокруг, как солнце затмевает луну, и даже среди этого блеска король выделялся своим великолепием. Его доспехи сверкали позолотой, его алый плащ и попона лошади были расшиты золотом и украшены драгоценными камнями.

Подъехав на достаточно близкое расстояние, он соскочил с лошади с грацией дикой кошки. Медленно спешившийся Саймон едва успел помочь королеве, как Ричард был уже рядом с ними. Предвосхищая поклон матери, король живо преклонил колено, прося ее благословения. Впервые Элинор услышала, как дрожит голос королевы, обычно такой властный и уверенный. Она поцеловала протянутые к ней руки Ричарда, а когда он выпрямился, поцеловала его в щеки, а затем в губы.

Они обменялись всего несколькими словами, шепотом, так что никто из встречавших ничего не смог разобрать. Затем Ричард повернулся к кортежу, сопровождавшему королеву. Все стояли, преклонив колени, пока он приветствовал свою мать. Улыбаясь, король жестом приказал всем подняться. У Элинор при виде его красивого лица перехватило дыхание: он был такого же крепкого телосложения, как Саймон или Вильям Маршал, но гораздо более гибкий, с великолепной грацией в движениях. Его рыжие волосы отливали золотом, он носил их чуть длиннее, чем требовала нынешняя мода, отчего кончики слегка завивались; сияющие голубые глаза напоминали ясное летнее небо; светлую, слегка бледноватую кожу не портили веснушки – характерная черта всех белолицых Анжуйских.

Король повернулся к Саймону и произнес несколько слов. Элинор с облегчением увидела, что Саймон от души рассмеялся, отвечая ему, и когда Ричард протянул ему руку для поцелуя, Саймон склонился к ней с благоговением. Затем король проследовал вдоль стоявших в ряд придворных и священнослужителей, обращаясь с любезными словами к тем, кого узнавал в лицо или по гербу на щите. Он доброжелательно заговорил с двумя-тремя дамами, но не с Элинор, которая вовремя отступила за спины, как и полагалось скромной девице на выданье. Она даже слегка отвернулась, чтобы не встретиться с королем взглядами, решив для себя, что чем меньше король обратит сейчас на нее внимания, тем будет лучше для нее.

В этот момент Элинор увидела рыцаря, который вторым после короля преклонил колено перед королевой. По чистой случайности он поднял голову, и их взгляды встретились. У Элинор сжалось все внутри от этого взгляда, хотя она и затруднилась бы назвать причину. В его глазах не было угрозы, но во взоре сквозила такая жадность, что казалось: дай ему волю – он проглотит весь мир. Элинор невольно отпрянула назад. Позже, уже перед сном, она не могла вспомнить, показалось ей или нет, что королева поцеловала этого рыцаря после некоторых колебаний.

Но королева была искренней, а не играла на публику, и Элинор поняла, что перед ней младший из братьев, лорд Джон, любимчик, восставший против отца, когда тот состарился. Он был совершенно не похож на брата. Ричард унаследовал от отца цвет волос и глаз, а от матери – рост. Джон был полной противоположностью: низкорослый и коренастый, как Генрих, их отец, и темноволосый и кареглазый, как мать.

Джон громко приветствовал Саймона, которого хорошо знал, и Элинор впервые услышала его голос. Она была изумлена – голос был красивый, низкий, с бархатным оттенком.

Саймон, улыбаясь, отвечал ему. Но Элинор, уже хорошо зная Саймона, чувствовала его внутреннее состояние. До этого он разговаривал с Ричардом, и она чувствовала себя легко – все было в порядке. Сейчас же ее снова охватило неприятное предчувствие – хотя голос Саймона звучал ровно, и на лице играла улыбка, все его тело было напряжено и готово нанести или отразить удар.

Конечно, это была только первая реакция Саймона, выдававшая то недоверие, которое он испытывал к лорду Джону, и которое передалось Элинор. Это только усиливало неприятное впечатление взгляда, каким наградил ее лорд Джон раньше. И, тем не менее, она не могла отвести глаз от младшего сына королевы. В нем было своеобразное очарование злодея, которое притягивало жертву, уже готовую добровольно подчиниться всем его прихотям.

Элинор охватил страх, вызванный почти неуловимым, но настороженным отношением королевы к своему младшему отпрыску и странным поведением Саймона в этот момент. В обычной ситуации ей бы и в голову не пришло связывать, хотя бы мысленно, себя и Джона. Ее владения были богаты, но не настолько, чтобы стать приданым для королевского сына и будущего наследника престола. Изабель Глостерская, уже получившая одобрение королевы, была уверена в предстоящей свадьбе с Джоном. Однако если королева и Ричард не доверяют Джону, вряд ли они пожелают уступить власть, которую даст ему обладание ее землями.

Элинор не считала королеву неразумной настолько, чтобы добровольно отдать то, на что он вряд ли мог бы рассчитывать, а тем более такие земли, как у самой Элинор, куда входили целые мили открытого для вторжения побережья. Есть два варианта, как поступить с теми, кому не доверяешь. Один – уничтожить, а другой – наоборот, дать так много, чтобы ненадежный человек был предан хотя бы только из страха потерять свои привилегии. Если бы Джон не был плоть от плоти королевы, имело бы смысл разбить его ожидания и вручить ему в качестве невесты Элинор вместо Изабель, и это вызвало бы его открытое сопротивление. Элинор верила, что так бы все и произошло – Анжуйские всегда преследовали своих близких, а не оберегали их. Но такому замыслу мог помешать крестовый поход лорда Ричарда, ведь никто в здравом уме не станет провоцировать восстание, чтобы затем спокойно удалиться в Святую землю.

Элинор чувствовала какую-то скрытую угрозу, толком не понимая, откуда она исходит. Это заставило ее поспешить в покои королевы, как только кортеж вернулся в Винчестер, и закончилась официальная церемония приветствия. Там, в кабинете королевы, она незаметно пристроилась в нише у окна, где обычно писала. Она рассчитывала на то, что у матери и сыновей найдется о чем поговорить с глазу на глаз, и лучшим местом для этого будут, естественно, покои Ее Величества.

Ее предчувствия вскоре оправдались. Послышались шаги, мелькнули огни, и легкий, приятный голос короля, который Элинор уже узнавала, заботливо произнес:

– Вы, должно быть, устали, мадам. Оставьте на сегодня дела и отдыхайте.

–Устала? – ответила королева резким тоном.– Я совершенно не устала, но даже если бы я валилась с ног, это не могло бы послужить причиной, чтобы отложить дела…

Она взяла себя в руки и продолжала уже более спокойно:

– Я хочу знать твое решение.

– Меня здесь не было, я практически никого не знаю, кроме Вильяма Маршала, а по твоим словам, он не так уж послушен. Поэтому я готов принять любое твое решение, сам я не владею ситуацией.– В его голосе послышались недовольные нотки.

– Ричард, сердце мое, я старалась сделать так, как ты хотел.

– Если бы ты приказала, они бы подчинились.

– Да, и возненавидели бы меня. И, что еще хуже, их ненависть обратилась бы и на тебя. Если бы Вильям увидел, что графиня Пемброкская несчастлива, его ненависть перешла бы все границы. А весь двор знает, что она его невеста. Если ты нарушишь это обещание, разве кто-нибудь из них будет доверять тебе?

– Тьфу! Кто станет переживать о том, что подумают какие-то занюханные бароны из Богом забытого угла! Что касается Вильяма – он не жаден. Его устроят владения той, другой девушки, и ему можно подыскать подходящий титул.

– Не торопись! Не плюй в колодец! Возможно, в жилах этих, как ты называешь, «занюханных» баронов кровь течет медленнее, чем у Плантагенетов, но она горяча. Я никогда не говорила и не считаю, что Вильямом движет жадность. Я сказала, что он перестанет действовать разумно, если Изабель будет несчастна. И так будет, даже если он полюбит Элинор, в чем я очень сомневаюсь. У него совсем нет чувства юмора, и он не будет счастлив с такой женой. Вильям чувствует ответственность за Изабель, но самое главное – он любит ее.