Осколки наших грез (СИ) - Прай Кэрри - Страница 12

– Он выбрал другую, Снег, – с издёвкой прошептал Назар. – А я всегда буду тебе верен. В родительской кровати, на кухонном столе… Я даже смерюсь с этим уродским скафандром, в который ты вырядилась… Что же там под упаковкой?

Переняв правила игры, я потянулась к его губам, а после прокричала:

– Перестань, Назар! Нет ничего плохого в том, что ты поигрался с пылесосом! Ты молод, а значит – всякий опыт важен! Зачем бояться, когда нечего терять?!

Парней взял долгий хохот.

– Сука, – восхищённо кинул Назар, а после поцеловал меня в макушку. – И пусть я готов вывернуться наизнанку, чтобы заполучить тебя… Никогда меня не подпускай. Никто тебя не тронет, малая. Только через наши трупы, слышишь?

Спустя час мы разливали шампанское на дорогие ковры и неуклюже дрыгались под ритмичную музыку. Некогда серьёзные люди превратились в примитивных баловников. Тогда я поняла одно: выросли наши тела, но не души. Подумать только, ведь сам Давид Сотников позволил себя слабость и, потеряв осанку, вспоминал смешные моменты из юности.

– А помнишь, мы Снег в кладовке закрыли? – смеялся он, позволяя шаманскому стекать на рубашку. – Она потом себе нос разбила. Сказала, что мы её побили. Хотя нет, история лучше была. Когда попросили её гараж отцовский поджечь! Он тогда чертовски разозлился!

– Ага, – поддерживал Назар. – Платон решил, что лишился коллекции порно-журналов. Отец не знает, ведь я до сих пор храню её у себя. Барышни того времени намного сочнее нынешних. Без обид, Снег.

Безудержно смеясь, я с трудом переводила воздух.

– Видели бы вы, когда Авдей танцы устраивал. Как только услышит новостной проигрыш, так сразу в гостиную выскочит и фонарики наяривает. Мать тогда не раз задумывалась о враче. Хотя сейчас ничего не изменилось.

– Дура, - бухтел Авдей. – Лучше вспомни, когда презервативы надувала. Бегала по всему двору с шарами. Отец полгода из дома не выходил.

В какой-то момент дверь распахнулась и нашу компанию разбавил Матвей. Смех в секунду утих. Он был настолько напряжен и зол, что подобно ластику стёр всеобщее веселье. Взмахнув рукой, он посоветовал его не трогать. Янковский прошёл на кухню, до краёв наполнил бокал и в секунду его осушил.

Парни молчали, будто всецело его понимая, но не Авдей:

– Где Надя? С ней всё хорошо? – спросил он.

– Может, ты сам у неё просишь, хренов жених?! – грозно бросил Матвей.

Я украдкой наблюдала за ним и не могла найти причину ярого напряжения. Его руки тряслись, дыхание сбилось, а голова устало поникла. Удивительно, но мне не хотелось его успокоить. Нарочито держала на нём твёрдый взгляд, быть может, укорительный, за то что не считается с другими. Янковский плевал на нас, его заботили внутренние переживания.

Надя. Он думал только о ней.

– Нам пора идти. Время, – предупреди Давид, и парни двинулись к выходу. – Давайте сделаем это. «Эдем» никогда не забудет сегодняшнего дня.

– Я останусь здесь, – бросил Матвей, запив короткую речь шампанским.

Парни не попытались его переубедить, словно полагали, что хилая попытка не увенчается успехом. Их силы были ничтожны перед горой.

– Ладно, истеричка, позже увидимся, – отозвался Назар, а после посмотрел на меня. Сама себя не веря, я покачала головой, чем спровоцировала очередной смешок, но на этот раз горький. – Сияй, несмотря ни на что.

Дверь захлопнулась, погрузив дом в неуютное молчание.

Понимала ли я, что делаю? Конечно же, нет. Прислушивалась зову интуиции, которая сейчас страшно рябила. Мне не хотелось его бросать, не хотелось уходить и оставлять часть себя здесь, без возможности добраться до истины. И пусть я боялась жирной точки, больше пугала запятая. Лучше я получу открытый удар, чем потом навсегда прогнусь под неожиданным ударом в спину. Мне нужна эта правда.

– Зачем ты осталась? – спросил Матвей так сухо, на сколько это было возможно. Его грубый тон спровоцировал волну мурашек.

– Это решение я приняла задолго до твоего прихода. Перестань считать себя центром мира, – сказала я, играя ненавистную роль.

– Заруби себе это прежде, чем начнёшь убеждать меня.

Схватив полупустую бутылку, он прошёл в центр гостиной. Его агрессивная поза заставила меня подняться с дивана. Со стороны мы походили на две контрастные стихии, готовые взорваться в любую секунду.

– Этот вечер ничего не изменит, – его глаза отражали холодное бездушие. – Ты ведь знаешь об этом. Так зачем мучаешь себя?

– Тебе ли говорить об этом? – тихо хохотнула я, не попытавшись опровергнуть сказанное. Здравый смысл затмила необузданная волна эмоций. – Насколько паршиво любить ту, которая никогда не ответить тебя взаимностью?

Матвей не подал реакции, но его пальцы побелели, крепче обхватив бокал.

– Детская чушь. Тебе рано рассуждать об этом.

– Заруби себе это прежде, чем начнёшь убеждать меня, – я вернула ему собственные слова, но проговорить их было сложнее, чем получить. – Ты влюбился, так почему молчишь об этом? Не будь трусом. Расскажи всем о своих чувствах. Уверена, друзья поймут. Авдей тебя поддержит, ведь он так тобой дорожит.

Матвей швырнул бутылку в стену, устроив дождь из осколков.

– Не лезь не в своё дело, Снег!

– Перестану, как только ты объяснишься! – вспылила в ответ. – Я понимаю, если ты видишь во мне сестру друга, соседку, нескладную девчонку…Боже, кого угодно, но только не врага. Почему ты меня избегаешь? Почему боишься? Неужели, я заслужила эту ненависть? Объясни мне, наконец, что я сделал не так?

Матвей на секунду потерялся, наверняка не зная ответ, либо зная, но не решаясь произнести его вслух. Этим он только больше меня запутал.

– Всё слишком сложно, – выдохнул он и, сдав позиции, уволился на диван.

Мне ничего не оставалось, как пройти за барный стол, спрятавшись в тусклом свете софитов. Матвей служил неосознанным манипулятором, который без умысла укрощал мой характер. Делал слабой, не способной размышлять и даже дышать. Я ненавидела это состояние, и только в эти минуты чувствовала себя по-настоящему счастливой. Парадокс. Меня делало счастливой то, что нещадно убивало.

Мы находились в одном помещении, но были так далеки друг от друга. Что-то не сказанное и всецело скрытое стояло между нами. Что же это? Или кто?

Стрелка часов перешагнула за полночь. К тому моменту Матвей уснул, а я выбрала вернуться домой.

Выдумка о Золушке так и осталась выдумкой.

Убрав осколки, я подошла к спящему парню. Расслабленные черты лица, ровное дыхание; он больше не излучал агрессию. Янковский хотел показаться плохим, но никогда им не являлся. Капаться в его внутренних переживаниях было слишком опасно, отчасти невозможно. Я могла лишь наблюдать.

Не сумев обуздать соблазн, я провела подушечками пальцев по грубой щеке, но так и не смогла оторваться. Запястье перехватила сильная рука. Веки парня распахнулись, испугав взглядом ворона. В тёмных зрачках заклубилось бешенство.

Резким движением Матвей привлёк меня к себе. Теперь наши губы обжигало горячее дыхание. Пути назад не было. Кто-то свыше выбросил карту.

– Ты пожалеешь об этом, – с хрипотцой выдавил он. – Одумайся.

– Ошибаешься… Только не я.

– Я сделаю тебе больно.

– У нас всегда есть выбор. И только тебе решать, как ты поступишь.

Глава#12

Страдать от любви – вопрос личного выбора. Я приняла это решение задолго до совершеннолетия, но никогда не считала себя несчастной. Всякие эмоции побеждают безразличие, и если они есть, то всегда остаётся маленький шанс стать по-настоящему счастливой. Не в моих силах его упустить.

Пальцы Янковского хладнокровно душили запястье, заменив оковы. В унисон с бешеным ритмом сердца ускорялось наше дыхание. Но я если я делала вызов Матвею, то он соперничал с самим собой. В его тёмных глазах разгоралась война между желанием и рассудком, и последнее терпело поражение.

– Чего ты боишься? – прошептала я так тихо, будто прощалась с жизнью.