Песнь сирены - Джеллис Роберта - Страница 46

– Но вы не…

– Япоправлюсь за месяц, – сказал Вильям твердо. – И если Ричард выступит, я тоже пойду.

– На сегодня достаточно, – сказала Элизабет, и Раймонд сразу поднялся, покачав головой, возражая Вильяму.

– Чтобы поправиться за месяц, – язвительно сказала Элизабет, – не нужно вредить себе сейчас.

Вильям утих. Он совсем не устал, и Элизабет должна была это знать. Следовательно, она хотела почему-то избавиться от присутствия Раймонда. Когда тот вышел, Элизабет придвинула стул поближе к кровати и тихо сказала:

– Это Моджер.

Вильяму было ясно, что она имеет в виду, но он не хотел верить. Если именно Моджер пытался убить его, то гнетущее чувство вины перед ним должно рассеяться. Конечно, тот имеет право убить, но не тайно. Со стороны Моджера было бы справедливо и резонно вызвать его на поединок. Вильям принял бы вызов, хотя и не был уверен в победе. Возможно, он искуснее и опытнее, но слишком верил в могущество Бога и сомневался, что целомудренный Всевышний поймет или одобрит его посягательство на жену ближнего.

Вильям не хотел, как ни старался, поверить в виновность Моджера и думал, должно быть таким образом Элизабет старается успокоить свою совесть.

– Это не мог быть Моджер, – сказал он неохотно. – Моджер не может желать моей смерти.

Он передал Элизабет свой разговор с Обри и признался, что не решился сообщить Моджеру о невозможности брачного союза их детей. Потом он сказал:

– Моджер должен знать, что Ричард станет опекуном Элис. Он также должен знать: Ричард не удовлетворит его просьбы, тогда зачем ему это? Даже если Моджер не догадывается, насколько Ричард любит Элис, он понимает, что сюзерен выдает замуж своих подопечных, только если ему это выгодно. А у Ричарда нет никакого интереса выдавать Элис за Обри.

Элизабет упрямо покачала головой.

– Все сказанное тобой может быть правдой, но… но я уверена – это его рук дело. Думаю, он виновен и в твоих ранах, потому что нарочно не пришел на помощь вовремя.

Вместо ответа Вильям взял ее руку и поцеловал. Он не хотел признаться, что связывает слова Элизабет с растревоженной совестью. И все же его поцелуй был не просто жестом. Вильям приник губами к ее ладони, потом стал покусывать ей пальцы, лаская подушечки кончиком языка. Элизабет затаила дыхание, потом осторожно высвободила руку.

– Стыдно, – прошептала она, – рассылать приглашения, если не можешь устроить праздник.

– Кто сказал, не могу? – возразил Вильям. Элизабет испугало выражение страсти на его лице. Она почувствовала, что краснеет. Вильям это тоже заметил и потянулся, стараясь обнять ее. Она отвела его руки.

– Раймонд, – шепнула она едва слышно и кивнула головой в сторону двери.

– Позови его, – прошептал Вильям. – Я дам ему задание. И что, черт возьми, он делает там?

Элизабет покраснела еще больше, но покачала головой.

– Он охраняет тебя, – произнесла она тихо и, не обращая внимания на изумление, написанное на лице Вильяма, добавила: – Пусть он лучше остается там. Если ты поддашься своему желанию, то потом пожалеешь об этом, и я тоже.

– Я не пожалею, чего бы это ни стоило, – настаивал Вильям, забыв уже о своем удивлении: Раймонд, оказывается, охраняет его.

– Я тоже, если бы платить пришлось мне, – сказала она, печально улыбаясь. – Но, поскольку за все придется расплачиваться тебе, не могу быть такой легкомысленной.

Вильям взял ее за руку и усмехнулся.

– Обещаю, цена будет небольшой. Я знаю много способов. Все сделаешь ты, я же буду праздно лежать.

Он улыбнулся в ответ на удивленный взгляд Элизабет. Она родила двух детей, но оставалась неискушенной, как юная девушка. Про себя Вильям поблагодарил высокородных шлюх, которые всегда стремились к новшествам и расширили его познания о различных позициях, порой достаточно причудливых, которые можно использовать для занятий любовью. Какое наслаждение научить этому Элизабет! Вильям не боялся, что она будет шокирована или откажется. На се лице, когда удивление прошло, были написаны любопытство и страстное желание.

Однако в следующий момент все изменилось. Вильям был озадачен, так как Элизабет опустила глаза и побледнела.

– Не сейчас, Вильям. Когда ты окрепнешь.

Но не о любви она думала. Сомнение подавляло ее радость и остужало сердечный жар. Дольше откладывать разговор было невозможно. Вильям поднял руки Элизабет и поцеловал их, на этот раз с нежностью, далекой от чувственности.

– Скажи мне, что с тобой – попросил он. Элизабет сразу стало ясно, что Вильям правильно понял причину изменения ее настроения. Часто в словах между ними не было необходимости. В присутствии Моджера они очень хорошо понимали друг друга, пользуясь только языком взглядов. Сейчас в Элизабет росло чувство панического страха, и она попыталась освободить свои руки. Нет ничего хуже, чем узнать теперь, что была права, и Вильям счел «приемлемым» свой брак. Это превратило бы слабость неуверенного в себе мальчика в тяжкий грех взрослого мужчины и кто знает, что за этим последует.

Тиски Вильяма несмотря на болезнь были по-прежнему крепки. И, чтобы вырваться из них, требовалась немалая сила. Элизабет сделала попытку освободиться, но она оказалась неудачной.

– Скажи мне, – настаивал он.

– Почему ты женился на Мэри? – спросила , наконец Элизабет.

Из всех вопросов, которые она могла бы задать, этот оказался для Вильяма самым неожиданным. Он отпустил ее руки и пристально посмотрел на нее. Странно! Она должна знать ответ. Горечь овладела им. Если бы она тогда не уступила, чувство вины, омрачавшее сейчас их радость, не было бы таким мучительным.

– А что мне оставалось после того, как ты сдалась? Какая разница, на ком жениться, если ты уже вышла замуж и стала недоступной для меня?!

И такая ярость, такая боль прозвучали в его голосе, что Вильям сам испугался. Он не собирался вымещать на Элизабет свой гнев, который носил в себе столько лет. Но его удивление от вопроса Элизабет не шло ни в какое сравнение с изумлением, когда он увидел ее реакцию на столь жестокий ответ. Она светилась радостью. Той самой, которая сначала была омрачена сомнениями и едва не погасла, а теперь вспыхнула, не зная границ.

– Вильям! – закричала Элизабет. – Они обманули нас. Они обманули нас обоих. – Она поразилась силе своего голоса и продолжила уже тише, но столь же страстно: – Я не уступала, клянусь, пока мне не сказали, что ты согласился взять в жены Мэри. Я думала, ты первым нарушил клятву, и для меня потом не имело значения, за кого выходить замуж, раз ты бросил меня.

– Ты хочешь сказать, мой отец солгал?

Подобное утверждение было для Вильяма почти таким же болезненным, как когда-то известие о замужестве Элизабет. Он любил отца и верил ему. Более того, после их близости, ему уже стало не так важно, была ли Элизабет стойкой или поддалась уговорам своего отца. Для нее же-то, что он не изменил своей клятве, имело первостепенную важность. Это позволяло ей полностью довериться ему, отдать свою судьбу в руки возлюбленного и верить: он сможет защитить, что бы потом ни случилось.

Ее заботило только одно: покой в душе Вильяма. И совсем не важно, солгал старый сэр Вильям или нет.

– Будь благоразумен, Вильям, – успокаивала она. – Подумай, как часто утаивал правду от Элис или говорил только часть правды, когда думал, что это в ее интересах.

– Я не… – начал было он и замолчал, потому что делал это, как и всякий родитель.

– Возможно, когда твой отец рассказал о моем замужестве, это уже было правдой… или по крайней мере меня увезли для этого. – Она наклонилась и поцеловала его. – Вильям, они не могли знать… Я уверена, даже мой отец не желал нам зла, а твой и подавно делал все возможное, чтобы ты был счастлив: переживания детей не принимались в расчет.

– Боже упаси, я и Элис всегда желал только добра, – вздохнул Вильям. – Но ты права. Мой отец был убежден: если он слегка отшлепает меня в юные годы, ему не придется браться за кнут, когда я повзрослею. Это оправдало себя во всем, кроме одного. Ты была моей сиреной, и я всегда слышал только твою песню.