Песнь сирены - Джеллис Роберта - Страница 42

Лицо Элизабет было спокойным, голос – ровным, но она чувствовала себя ужасно. Вильям похож на привидение. Все о чем она могла думать, это побыстрее добраться до места, где могла бы тщательно осмотреть его и помочь чем возможно. Будь Элизабет не так испугана, она обязательно спросила бы у Элис, не хочет ли та пойти с ними. Впрочем девушка была озабочена совсем другим и не могла бы рассердиться на Элизабет. Элис всматривалась в Раймонда. У него были ввалившиеся глаза и изможденный вид.

– Вы и сами не очень хорошо выглядите, – сказала она.

– Я просто устал и… и очень, очень беспокоился.

Его голос дрогнул. Раймонд помнил, что Элис красавица, но его воспоминания бледнели в сравнении с действительностью. Голубые глаза, которые могли сверкать в гневе и искриться в хорошем настроении, теперь затуманились от беспокойства за него.

– Вы тоже ранены в сражении?

– Это был всего лишь рейд, – пробормотал он.

С тех пор как у Элис налилась грудь и сформировалось тело, мужчины часто смотрели на нее смущенно, но не с такой страстью, которая и сейчас читалась на лице Раймонда. Прежде Элис находила это даже забавным, поскольку такие взгляды обычно сопровождались хвастовством и напыщенностью, что слегка напоминало ей важное расхаживание петухов перед курами на птичьем дворе. Один или два раза она испугалась, почувствовав отвращение, поскольку к страсти примешивалась совершенно безобразная жадность. Несколько раз она испытывала даже сострадание к своим поклонникам.

На этот раз Элис даже не вспомнила о взглядах других мужчин. Она залилась нежным румянцем, испытывая желание обнять молодого человека и попросить не волноваться, потому что она принесет ему покой, удовлетворив его страсть. Элис сделала шаг вперед и протянула руку. Раймонд взял ее, прежде чем девушка вспомнила: он всего лишь наемник, совершенно неподходящий для нее. Жестоко позволить ему надеяться, ведь она все равно не может принадлежать ему. Угрызения совести вынудили Элис отбросить эту ужасную мысль. Есть более неотложные проблемы, чем ее взаимоотношения с Раймондом.

– Вы ранены, Раймонд? – повторила она резко, сжав и слегка тряхнув его руку, желая вывести из оцепенения.

– Ранен? О, не стоит говорить об этом.

– Глупый! – воскликнула Элис и непонятным образом нежность, которую она ощущала, прозвучала в ее словах, обратив их в ласку. У Раймонда перехватило дыхание, но Элис поспешила добавить: – Если бы я не хотела говорить об этом, то не спрашивала бы. Куда вас ранили?

– Один порез на руке и еще на ноге. Ничего особенного, – произнес Раймонд с дрожью в голосе.

– Они зажили?

– Нет… Не совсем.

– Идемте же, я осмотрю вас.

Элис отвернулась и распорядилась отнести в замок небольшой багаж, привезенный Раймондом. Затем она подозвала человека, державшего лошадей. Раймонд сделал движение, желая помочь ей сесть в седло, но девушка тряхнула головой и сказала, что хотела бы посмотреть, в состоянии ли он сам забраться на лошадь. Когда они повернули к замку, Элис увидела людей, несущих отца, и ее охватил стыд. Она забыла о нем! Элизабет склонилась над носилками и то ли что-то говорила, то ли поправляла. Ревность не смогла превозмочь стыд: Элизабет будет лучше заботиться об отце, чем она сама. У нее же появится свободное время для… Нет, не надо сейчас думать об этом. Когда будет время и все успокоится, она заново оценит значение некоторых обстоятельств своей жизни на соответствие принципам, которые считала незыблемыми.

– Почему вы привезли папу домой? – опять спросила Элис, когда они медленно двигались вслед пешей группе.

Раймонд посмотрел на обращенное к нему прелестное лицо, на точеный подбородок, спокойные глаза и смог, наконец, с облегчением вздохнуть. Задай ему такой вопрос мать или сестры, он вынужден был бы солгать и продолжать страдать в одиночку – а он так устал! Но Элис не забьется в истерике. Она поможет ему.

– Кто-то пытается убить его. Я и граф Херфордский, считаем, что он будет в большей безопасности в Марлоу, чем в любом другом месте.

Элис широко раскрыла глаза от изумления, но, как и ожидал Раймонд, не выказала никаких признаков испуга.

– Это странно, – сказала она, – не верю, что в мире есть хотя бы один человек, ненавидящий папу до такой степени.

– Вы должны поверить мне! – воскликнул Раймонд. Он торопливо рассказал о происшедшем в лагере и аббатстве. Доверие Элис возрастало по мере осмысления услышанного, но росло и смущение.

– Я верю вам, – сказала она, наконец, – но это совершенное безумие. Кто мог бы желать…

Элис замолчала и посмотрела на Элизабет, следующую рядом с носилками и державшую, как показалось девушке, отца за руку. Если сэр Моджер узнал… Элис вспомнила его, стоящим и прислушивающимся у закрытой двери, ведущей в комнату отца. Что если он услышал нечто такое, что возбудило в нем подозрения? Она торопилась тогда, как могла, но все же отстала из-за неотложного дела. Сэр Моджер так надоел ей за время небольшой прогулки верхом, которую они совершили. Глупец, он вздыхал о страстной любви Обри к ней! Неужели считает ее дурой? Элис помнила все касающееся последнего визита Обри, ведь произошел он всего лишь несколькими месяцами ранее и, мягко говоря, друг детства не пылал тогда к ней страстью. Кроме того, Элизабет говорила, что отношение Обри к ней не изменилось.

– Именно этого мы с графом и не могли понять. Вашего отца так все любят. Мы решили, что это каким-то образом связано с Ричардом Корнуолльским.

Элис уже собиралась рассказать Раймонду о своих подозрениях относительно Моджера, но его последние слова остановили ее. Предположение графа выглядело достовернее. В конце концов отец с Элизабет любили друг друга уже много лет. Сэр Моджер все эти годы ничего не предпринимал. С чего бы он стал мстить? С другой стороны, не было ничего невероятного в том, что кому-то не терпится разлучить отца с дядей Ричардом. Правда, раньше его не пытались убить, но разного рода попытки, ставившие своей целью очернить отца в глазах дяди Ричарда, предпринимались и прежде. Вероятно, кто-то решил, что избавиться от папы во время войны будет проще всего.

– Возможно. Я об этом раньше не думала. – Глаза Элис сузились. – Пока папа болеет, нет нужды беспокоиться. Достаточно приказать слугам не впускать в его комнату никого, кроме вас, меня, Мартина и Элизабет. Вот когда он встанет на ноги… – Ее голос дрогнул. – Он ведь выздоровеет, не правда ли?

– Уверен в этом, – сказал Раймонд со всей сердечностью, на какую был способен.

В этот момент они поравнялись с носилками. Элис наклонилась, чтобы взглянуть на отца. Он был спокоен, но губы шевелились, как будто он разговаривал во сне. Правой рукой он держался за руку Элизабет, высвободив ее из-под накидки, прикрывавшей его. Элизабет повернулась к Раймонду. Ее губы дрогнули. Похоже, она хотела что-то спросить, но не решалась.

– Он был без памяти все время? – наконец произнесла она.

– Нет, миледи. Вчера, на несколько минут он пришел в себя и узнал меня, сегодня утром тоже. – Голос Раймонда стал хриплым, и он кашлянул, прочищая горло. – Сегодня утром он отчетливо обратился ко мне, спросил про своих людей и тому подобное, а затем спокойно уснул, не метался и не бредил. Я подумал… но потом ему опять стало хуже.

– О, превосходно! – воскликнула Элизабет и улыбнулась, увидев выражение лица Раймонда. – Нет, превосходно не то, что ему стало хуже, я не это имела в виду. Из такой лихорадки не вырваться за один день. Но если он узнал вас утром, значит ему становится лучше. Когда мы его помоем и собьем жар, ему полегчает, а с завтрашнего утра, надеюсь, дело пойдет на поправку быстрее.

Когда суматоха в замке, связанная с размещением больного, улеглась, Элис вышла из комнаты отца в зал и увидела Раймонда, безвольно сидящего в одном из кресел возле камина. Заметив ее, он попытался встать.

– Сидите, – сказала она, – нет, встаньте. – Элис подошла ближе и протянула руку, чтобы помочь ему подняться с кресла. – Пойдемте в вашу комнату и позвольте мне осмотреть вас. Думаю, вам лучше находиться в постели.