Меч и лебедь - Джеллис Роберта - Страница 23

Следующие полчаса Рэннальф вел оборонительный бой, не делая попыток скрыть свою слабость, вынуждая Осборна истощать силы в бесплодных попытках пробить его оборону. Он слабел, но с удовлетворением чувствовал, что сэр Герберт теряет дыхание и он может продолжать схватку без опасений. День клонился к вечеру. Было поздно начинать рукопашный бой, у него будет ночь для отдыха, прежде чем придется снова напрягать силы. Сейчас он должен победить гнусного лжеца.

Осборн, озадаченный, взбешенный и слегка напуганный, смотрел на изнемогающего противника. Казалось невероятным, что сэр Рэннальф может отразить еще один удар. Его щит опускался все ниже, меч двигался все медленнее. Но каждый удар был отражен, и Осборн чувствовал, что его голова и грудь разрываются от усталости. Это должно закончиться, говорил он себе, противник едва стоит на ногах. Нужно лишь последний раз наброситься на него. Он сделал еще один глубокий вздох и атаковал.

Рэннальф медленно отступил. Мощный, направленный вниз удар он принял поднятым щитом. Меч отскочил, быстро повернулся в руке Осборна и перевернулся режущей стороной. Рэннальф парировал удар мечом, снова отступая. Удары были отражены, но они были слабее. Серые глаза Рэннальфа становились напряженнее, но они не стекленели. Сэр Герберт внезапно испугался. Удары противника становились резче, и когда пересохшие губы Рэннальфа скривила беспощадная усмешка, он всхлипнул.

Еще раз сэр Герберт поднял меч над головой, но Рэннальф не удовлетворился тем, что просто отразил удар. Он прыгнул вперед, используя свой любимый выпад щитом, стараясь быть как можно ближе к противнику, чтобы удар Осборна коснулся его. В то же время он взмахнул низко и сильно своим мечом. Он почувствовал, как металл пробивает металл, а затем проходит через что-то мягкое. Он услышал крик Осборна, когда сухожилия его бедер были разрублены, и увидел, как тот падает вниз головой.

Кэтрин услышала крик. Ее глаза раскрылись. Она чуть не вскрикнула, когда увидела герб Соука на щите и накидке, которую сама сшила Рэннальфу. Ужас охватил ее, когда она увидела кровь на одежде. Но, когда Рэннальф поднял меч и она поняла, что он ранен не сильно, Кэтрин охватило другое чувство. Несомненно, он получал удовольствие, в то время как она чуть не умерла от страха за него. Она не может не любить его, но он никогда не узнает об этом — вот какое наказание она назначила ему за эгоизм!

Битва была окончена. Выбить меч из рук Осборна было секундным делом, и в это мгновение Рэннальф решил, что клеветник должен извиниться перед Кэтрин в обмен на жизнь. Не было особого смысла убивать человека, если он готов признать, что лгал о Кэтрин и об отравлении. По всей вероятности, он не будет сражаться снова, поврежденные сухожилия не срастаются удачно. В любом случае, земли Осборна будут конфискованы. Рэннальф приставил острие меча к горлу сэра Герберта, предлагая ему уступить и сознаться во лжи.

— Не убивайте меня, милорд, — зарыдал сэр Герберт. — Я сознаюсь во всем. Юстас вынудил меня сделать это. Я пожаловался, что делал предложение леди Кэтрин, но ее отец не дал мне ответа. Юстас приказал мне написать это письмо, он взял печать Соука из королевского сейфа. Я расскажу об этом всему миру, если вы пожелаете!..

С желтым, как пергамент, лицом Рэннальф направил лезвие прямо на кольчугу, прорезая вену. Это стоило ему безумных усилий. Кольчуга стала красной, даже трава вокруг заалела. Только будущее было черно, так как Рэннальф Слиффордский отказал в помиловании сраженному противнику, потому что остался предан своему королю.

Глава 6

Мэри, незаконнорожденная дочь Рэнналъфа Тефли, усевшись за прялку, вздохнула с облегчением. Она любила прясть. Приятно было скручивать мягкое руно под мерное жужжание колеса. Это рождало странные мысли в голове. Удивительно приятные мысли, далекие от стирки и шитья, уборки и проветривания постелей, полировки серебряных и золотых блюд.

Мэри посмотрела в открытое окно на поля Слиффорда, сочные, зеленые в этот роскошный майский день. Вот уже два года, нет, два года и три месяца, как леди Кэтрин, графиня Соук, приехала, чтобы стать хозяйкой Слиффордского поместья. Колесо замедлило свой ход. Мэри огляделась. Она уже привыкла ко всему за последнее время, но женские покои не имели больше ничего общего с тем, какими были при Аделисии.

Все в замке изменилось за последние два года, но перемены в женской половине казались более, заметными. Возвращаясь мысленно в прошлое, Мэри вспомнила, как вскрикнула от ужаса леди Кэтрин, когда впервые переступила порог своего нового дома, как стояла, прижав к себе Ричарда, словно ребенок мог удержать ее от немедленного бегства. Мэри вспомнила и себя в то время и рассмеялась. С ней самой произошли большие перемены. Тогда она была полудиким тринадцатилетним ребенком, хватающим корки хлеба со стола вассалов. Она подняла руку, чтобы погладить аккуратную косу, и чуть не подскочила, когда поняла, что сделала промах в работе. Колесо было остановлено, ошибка исправлена, и опять послышалось равномерное жужжание. Как приятно трогать свои чистые волосы, а не спутанные вшивые космы, носить простое, но хорошенькое платье вместо грязных лохмотьев.

Единственное, что не изменилось в Слиффорде, — это его хозяин. Мэри нахмурилась, и колесо завертелось быстрее. Она боготворила леди Кэтрин, которая, словно ангел, сошла с небес, чтобы преобразить жизнь в Слиффорде в лучшую сторону. И это из-за мужа леди Кэтрин была такой печальной. Каждый раз, когда он приезжал домой, что, благодарение Богу, случалось нечасто, она просто увядала.

Мэри никогда, даже в мыслях, не называла хозяина Слиффорда отцом. На людях она почтительно обращалась к нему «милорд»; впрочем, такая возможность ей представлялась крайне редко — говорить с этим хмурым замкнутым человеком, чья кровь текла и в ее жилах, просто не хотелось, а про себя Мари именовала хозяина замка не иначе, как «он». Зато Кэтрин в своих мыслях она награждала всевозможными добродетелями, возносила тайком молитвы за ее здоровье — даже от мимолетной встречи с этой прекрасной женщиной все существо Мэри наполнялось гармонией и радостью.

Леди Кэтрин никогда не была очень веселой, и Мэри догадывалась, что у нее лежит камень на сердце. Когда посещения хозяина забывались, леди Кэтрин предавалась настоящему веселью, играла с Ричардом, словно сама была ребенком. Тогда ее смех звонким эхом пробегал по залам замка, а вслед за ним катился тоненький ручеек заливистого детского хохота.

Колесо завертелось быстрее, руно так и мелькало в проворных пальцах. Сейчас он опять приезжает домой. Вот почему нужно перетрясти и проветрить постели, почистить серебро. Вот почему леди Кэтрин плакала ночью, а сейчас молча сидит за вышиванием.

В это яркое майское утро Кэтрин унеслась мыслями в прошлое. Но думала она не о том, что изменилось, а о том, что осталось прежним. За два года она так и не достучалась до сердца Рэннальфа. Почему-то сейчас они были более чужими, чем тогда, когда только поженились. Кэтрин с отчаянием гадала, отчего все ее усилия приблизиться к мужу оказывались напрасными. Это, кажется, только отталкивает его еще больше. Она из кожи вон лезет, чтобы делать все так, как ему хочется. Она нежно заботится о его детях, привела его дом в порядок, с ним всегда держалась предупредительно и с почтением, без намека на привязанность.

Расправляя яркий шелк, чтобы сделать узор на цветке, который она вышила на вороте рубахи Рэннальфа, она подумала, что была недостаточно внимательна. Возможно, не всегда умела спрятать свою любовь, и это вызывало его сопротивление и раздражение. Она перестала работать, стараясь сдержать слезы, застилающие глаза. Она так старалась, даже отказала себе в удовольствии отвечать на его любовь в постели, оставаясь холодной, когда ей так хотелось гореть с ним одной страстью. Как тяжело было не выдать себя! Как часто подавляла она вздох удовольствия и отворачивала лицо от его поцелуев, чтобы скрыть свою радость.