Меч и лебедь - Джеллис Роберта - Страница 2

— Могу я спросить, Лестер, что ты делаешь в этой славной компании?

Прежде чем огромный воин, к которому было обращено замечание, поднялся из-за стола, послышался другой, ясный и молодой, голос:

— Это относится ко мне?

Королева предупреждающе сжала руку Рэннальфа и глубоко, печально вздохнула: грубый смех спутника опередил ее предупреждение.

— Нет, Херефорд, ты честный враг, и, хотя наши мечи могут скреститься на поле брани, как это уже бывало, сегодня я преломлю с тобой хлеб.

Лестер взглянул на Рэннальфа, но ничего не сказал.

— Сядь, задира, — вмешался мурлыкающий голос Вильяма Глостерского. — Колкость предназначалась мне. Но многоуважаемый лорд, одержимый справедливостью, нуждается в страхе, а не в ничтожной вспышке разума. Надеюсь, твоя рука пока еще сильнее языка, Тефли. Кроме того, я никому не враг…

— За исключением тех, кто имеет жену, дочь или юного сына… — резко ответил Рэннальф.

— Милорд, — мягко вступилась Мод, обрывая Слиффорда, — мы все сегодня радуемся миру на нашей земле. Не будем вспоминать похороненных обид, чтобы не возникли новые.

Действительно, даже среди его товарищей мало кто поддерживал оскорбительные выходки Рэннальфа по отношению к Вильяму Глостерскому. Тефли вообще нельзя было назвать любезным, но вряд ли кто-нибудь смог бы припомнить несправедливо нанесенное им оскорбление. Поэтому беспричинная ненависть Рэннальфа к Вильяму Глостерскому оставалась для всех загадкой. Граф Херефордский решил не искушать судьбу, ожидая, чем Рэннальф ответит на замечание неожиданно вмешавшегося в их разговор Вильяма Глостера, и коснулся плеча Рэннальфа.

— Благодарю тебя за эти слова. Я отнюдь не огорчен, что вижу тебя, сэр Рэннальф. Давно хотел сказать, что не держу на тебя зла за ту шутку, что ты сыграл с нами в битве при Девайзесе.

Во второй раз Рэннальф подумал, что стоило придержать свой язык. Не надо ему было вступать в перебранку с Вильямом Глостерским, а следовало бы сдержать свою необъяснимую неприязнь к этому человеку, который не сделал ему ничего дурного, а лишь подшучивал над ним. Рэннальф обернулся к Херефорду, улыбаясь:

— Нет, ну почему же? Я выполнял свой долг, как и ты свой. Если мы понимаем наши обязанности по-разному, это вовсе не значит, что между нами должна оставаться вражда и после битвы.

— Верно. Надеюсь, что в будущем мы окажемся на одной стороне.

Улыбка на лице Рэннальфа неожиданно погасла.

— Я не думаю ни о будущем, ни о прошлом, милорд Херефорд, Раз день наступил, я живу, не оглядываясь назад и не забегая вперед. Я слишком стар.

— Это не так, в наше время нужно смотреть вперед. — Херефорд прикусил язык, наткнувшись на предупреждающий взгляд королевы. — Вы надолго в Лондон? Как говорит наша госпожа королева, бесполезно что-либо обсуждать, когда ум слаб, а тело устало от лишений. Я оставляю вас, чтобы вы отдохнули, но надеюсь, что мы можем вновь встретиться в более подходящее для бесед время.

Когда Херефорд ушел. Мод вздохнула.

— Увы, не знаю, легче ли быть в состоянии открытой вражды или заполучить друзей, которые улыбаются нам, но за спиной пытаются поссорить между собой тех, кто еще предан нам.

— Мадам, оставьте ваши уговоры тем, кому они необходимы! Что касается меня, вы не получите ни меньше, ни больше той клятвы, которую я принес вашему мужу, — резко, но уже без раздражения в голосе ответил Рэннальф.

— Простите, милорд, я знаю, что вас не свернуть с дороги, и вовсе не вас я имела в виду, — поспешно сказала Мод.

На самом деле она сомневалась, потому что сомневалась во всех. Королева не верила никаким клятвам. Слишком часто она сама нарушала любые обещания, тем более сейчас, когда при дворе воцарился дух недобрых предзнаменований, а мятежники вот-вот готовы вновь поднять голову. Мод не боялась, что Рэннальф примкнет к ним, но она опасалась, что он захочет отойти в сторону, занять нейтральную позицию. Лестер, один из самых стойких лордов оппозиции, был молочным братом Рэннальфа. Если Роберт Лестер и любил кого-то, кроме себя самого и своего брата-близнеца, то только Рэннальфа Слиффордского. Если для него и имело значение чье-то мнение, то только мнение Рэннальфа. Вот почему королеве необходимо было связать этого могущественного вассала новыми цепями обязательств по отношению к Стефану. А лучше и крепче женитьбы цепи подыскать трудно!

Рэннальф был зол на себя. Обычно он не позволял раздражению выплескиваться наружу. Однако сегодня он не сдержался, и гнев его нанес Стефану не Меньше вреда, чем поведение мятежников, на которое жаловалась Мод.

Ему сложно было бы выразить чувства, что бередили его душу, так как он не привык задумываться над природой собственных переживаний, тем более обсуждать их. Он сердито отмалчивался. Опустив глаза и угрюмо сжав губы, Рэннальф позволил женщинам раздеть себя и вымыть душистой водой.

Наконец, когда служанки завернули его в мягкие ткани, он почувствовал на себе изучающий взгляд королевы.

— Что вас так заинтересовало, мадам? — добродушно спросил он.

Мод перевела глаза на лицо гостя:

— Извини, милорд, но ты сказал Херефорду, что стар, я же нахожу, что ты выглядишь свежо и молодо. — Она поднялась и без всякого стеснения, как будто он был ее сыном, обнажила его плечо и легко провела рукой по крепким мышцам его руки. — Посмотри! Это ли не доказательство? Сколько тебе лет, милорд?

Прекрасно зная жизнь королевы и то, что она беззаветно любит своего мужа, страсть к которому не оставляет в ее душе места для влечения к другому мужчине, Рэннальф понимал, что в восхищении королевы прослеживается какая-то тайная цель, но все равно он был польщен. Его голос был тверд, как всегда, но он опустил глаза.

— Мне сорок лет. Как бы я ни выглядел, я не молод.

— Для того, кто прожил больше, это еще печальнее. Мне бы хотелось выглядеть так же молодо, как ты. Ты невысоко ценишь себя, милорд, — засмеялась королева, заметив его смущение. — Я бы дважды подумала, прежде чем оставить тебя на руках служанок, когда меня не окажется рядом. Ты не видел, как они смотрели на тебя?

— Им есть на что любоваться здесь — тут сотня молодых крепких жеребцов. Не думаю, что тебе стоит беспокоиться о моей стойкости или о благочестии твоих служанок, — сухо ответил Рэннальф.

— У молодых нет того, что есть у тебя, Рэннальф. Даже их сила не дает женщине ощущения безопасности.

Мод сознательно льстила этому мужчине, хотя, по правде сказать, его тело действительно было молодым и сильным. Однако, не будучи красавицей, королева даже в юности не позволяла себе быть простодушной и капризной. Мод давно усвоила, как полезно для дела упрочить веру мужчины в его силы и ум. А сейчас ей было необходимо любой ценой заполучить согласие Рэннальфа на брак с этой молодой вдовой.

Однако Рэннальф возмутился королевским предложением, еще не услышав имени невесты, а что же он скажет, когда увидит эту молодую и красивую женщину? Не добавится ли ко всем прочим возражениям и страх собственной мужской неполноценности?

Нет, Мод во что бы то ни стало следует добиться его согласия жениться на Кэтрин!

Рэннальф внимательно смотрел на королеву, будто пытался прочесть в ее непроницаемых глазах отгадку такого неожиданного внимания к его телу. Несомненно, во всем этом был какой-то смысл, но какое отношение это имело к нему, он не мог угадать.

— Прекрасно. Мужчина моих лет сам себе хозяин, или он вообще не мужчина. Я не понимаю, в чем преимущество мужчин, с которыми женщина чувствует себя уверенно, и вообще, при чем тут женщина?! — В его голосе слышалось раздражение.

«Бесполезно уговаривать его, — решила Мод. — У него могут возникнуть подозрения». Она спросила о его детях, поняв из ответов, что они, каким бы равнодушным он ни хотел казаться, — слабое звено в его закованной в броню душе. «Следует использовать детей как последний довод, чтобы заставить его жениться», — решила про себя королева.

Нельзя сказать, что она была движима лишь политическим расчетом. Мод по-настоящему была благодарна Рэннальфу за верность трону и спасение ее старшего сына от неминуемой гибели.