Цена согласия (СИ) - Доронина Слава - Страница 59

В груди все сжимается от боли. Будто Костя меня не поцеловал, а избил.

— Нет. Недостаточно убедительно, — возражаю из вредности.

Костя снова тянется к моему рту, но не целует. Ведет губами по щеке, скуле, касается виска, возвращается обратно и ловит мое горячее дыхание. Сердце трепещет в груди. Меня будоражит этот контраст внешней холодности и внутренней нежности в Гончарове.

Его рука тянется к молнии на новой юбке, которую я купила несколько часов назад в местном магазинчике. Костя снимает ее с меня.

— Нас могут увидеть… — мелькает здравая мысль на краю сознания.

Он ненадолго отстраняется и смотрит пьяными глазами, хотя я давно не видела его с бутылкой в руках. Кладет ладонь мне на грудь и сжимает ее. Голова кружится от его взгляда и прикосновений. В ответ я впиваюсь пальцами в его широкие плечи, ощущая, как Костя упирается эрекцией в мой живот.

— Здесь никого нет. Это заброшенный пляж. — Он подминает под себя. Вдавливается своей плотью, показывая, как сильно хочет.

Меня по новой прошивает от его чувственности. Как будто Костя снимает свою броню в моменты близости и показывает себя настоящего.

Господи, что со мной не так? Почему всегда хочется ему отвечать и оправдывать все его поступки? Это вообще нормально? Или люди так сходят с ума в желании видеть то, чего в действительности нет?

— Костя… — пытаюсь воспротивиться, пока еще в состоянии, но рот мгновенно запечатывается безжалостным поцелуем.

Путь для отступления отрезан.

— Тш-ш, — успокаивает Костя, прервавшись. Снова накрывает мои губы своими и погружает в меня пальцы.

Внизу живота начинает ныть от возбуждения. Я зажмуриваюсь от остроты ощущений, стараясь не утонуть там, где совершенно не чувствую дна. Но тону. В очередной раз принимая поражение и оргазм. Осознавая, что у меня нет никого ближе, чем Гончаров.

Вечером мы идем ужинать в кафе на берегу моря, а потом долго гуляем по незнакомым улочкам. Я давно не ощущала такого тихого умиротворения и спокойствия. Страшно даже подумать, что через несколько дней все изменится и внутри опять поселятся неопределенность и страх.

— Как ты нашел это место? — Я прижимаюсь к Косте.

— Не я. Раф занимается недвижимостью и рассказал об этом городке. Люблю подобные немноголюдные места. Чем-то напоминают село. До смерти отца я провел там самые счастливые и беззаботные годы.

Не могу с этим не согласиться. Вот только когда взрослеешь, понимаешь, что жизнь там слишком тяжелая и оттуда нужно бежать.

— Что с Рафаэлем?

— С ним все будет в порядке, — неохотно отвечает Костя. — Не переживай.

Мы возвращаемся домой далеко за полночь и еще долго разговариваем в гостиной. Просыпаюсь я от непонятного чувства тревоги. Кости рядом нет, в доме стоит оглушающая тишина. В груди ноет от плохого предчувствия. Ветер завывает на улице с такой силой, что, кажется, хочет оторвать крышу у дома.

Я иду в спальню, держась рукой за стену, потому что штормит от резкого пробуждения. Глаза натыкаются на записку в постели. Почерк Кости. На листке написано всего два слова: «Я тоже».

Смотрю на них, ничего не понимая. Что он «тоже»? Сожалеет, что все так вышло и мы не можем быть вместе? Тоже любит? Тоже будет ждать нашей встречи в другой стране? Что тоже?

Сажусь в прострации на край кровати и устремляю взгляд в окно, где зарождается рассвет. Вспоминаю, как накануне Костя нежно целовал мои губы, наше смешанное дыхание, требовательные толчки во мне… Уже тогда он знал, что это наша последняя ночь.

А я нет.

Меня сбивает с ног бурей эмоций, даже вдох не получается сделать. Но нужно дышать. И ждать. Знать бы только, чего именно.

47 глава

— Маша, — Ульяна трогает меня за руку. — Ешь. Иначе все остынет. Ношу тебе эти контейнеры с едой каждый день, и всё зря, — недовольно бурчит. — Хоть бы поела нормально. Муравьи, и те больше в себя запихивают. Ты в голодный обморок свалишься. Впервые вижу, чтобы так тосковали по живому человеку, — вздыхает она.

Я отвожу взгляд от окна и смотрю на Ульяну. Переполняет благодарность к этой женщине. Она два раза в день приносит мне горячую еду и заботится как о родной, но мое сердце и мысли находятся сейчас в другом месте. С другим человеком. Ни о чем больше думать не могу.

— Аппетита нет. — Отодвигаю от себя тарелку с салатом и курицей и выхожу из-за стола. — Пойду у моря прогуляюсь.

Я презираю себя за то, что так сильно тоскую по Косте. Всего четыре дня прошло, а ощущение, будто мы не виделись целый месяц. И больше не увидимся. Тошно от одной этой мысли.

— Машина скоро придет, помнишь? — бросает Ульяна мне в спину.

— Помню.

Направляясь в прихожую, я снова думаю о Косте. Он даже не позвонил ни разу за эти дни. И наверное, уже не даст о себе знать.

Прихожу на берег и достаю телефон. Набираю номер, который знаю наизусть, и опять слышу в динамике, что абонент временно недоступен. Господи, когда уже закончится эта неизвестность? Она убивает. Лучше бы мы с Гончаровым остались на тонущем корабле вместе. Но он решил иначе и посадил меня в шлюпку. Теперь ничего не остается, как плыть к берегу. Попытки изменить Костино решение все равно бы ни к чему не привели. Поэтому он всем упростил задачу и ушел молча, не прощаясь и ничего не говоря. Только одного не учел. Если что-то пойдет не по плану и мы с ним больше не увидимся, я… не прощу его никогда.

Вспоминаю, как накануне Гончаров спросил, что, в моем понимании, можно считать предательством. Я пожала плечами и ответила, что измена — это нож в спину. Костя грустно улыбнулся и сказал, что это лишь одна из разновидностей предательства. В его представлении, предать — это не выполнить данное кому-либо обещание. После того как Костя однажды свое нарушил, он перестал давать обещания, чтобы не обмануть ничьих надежд. Тогда я не придала этому значения, а теперь понимаю, почему он не сказал ни одного теплого слова напоследок. Видимо, по мнению Кости, это выглядело бы так, словно он дает мне надежду...

Значит, есть вероятность, что он мог бы не сдержать слово и предать?

Как же в фильмах все просто. Всего час с небольшим, и тебе известно, чем закончилась история. А мне сколько оставаться в неведении? Еще бы финал оказался не таким печальным, как в «Титанике». Но подобных гарантий, увы, никто не давал.

Сажусь на песок и пишу девчонкам. Таня со Светой в один голос утверждают, что готовы примчаться хоть сейчас и поддержать, но я заверяю их, что ехать никуда не нужно, через несколько часов я буду в Москве. Скоро за мной приедет машина. Без понятия, куда придется лететь из столицы и что дальше будет. Я отправляюсь в очередную неизвестность. Должна бы уже к этому привыкнуть, но не получается.

После общения с подругами я набираю номер Рафаэля, но и здесь слышу те же слова, что и недавно: абонент временно недоступен. Открываю браузер, чтобы почитать новости, но тут же останавливаю себя от этого шага. Ни к чему хорошему это не приведет. Все-таки лучше, наверное, жить в неведении. Однако силы воли хватает лишь до вечера следующего дня, а потом отгородиться от этих мыслей и желаний не получается.

Человек Гончарова привозит меня в аэропорт и вручает новые документы, сажает в самолет, и я снова остаюсь одна. Сидя в бизнес-классе, случайно слышу разговор какого-то мужчины. Он обсуждает с собеседником последние экономические новости и называет фамилию ненавистного мне человека — Антипов. Якобы мэра столицы обвиняют в ряде крупных финансовых махинаций и скоро уберут с должности, отправив за решетку.

Закрываю уши руками и отворачиваюсь к иллюминатору. Нет. Не хочу ничего знать. Не сейчас, когда я уже за тысячи километров от Москвы и возвращаться команды не получала. Берег уже близко. Надеюсь, и Костя до него доберется.

Дорога вместе с пересадками занимает три дня. В моих документах значится чужая фамилия, осталось лишь имя. Куда бы я ни прилетела, мне постоянно мерещится присутствие Кости. Оглядываюсь по сторонам, ищу его глазами и надеюсь, что он встретит меня в каком-нибудь из аэропортов, но чуда не происходит. Гончарова нигде нет.