Подлунный квест (СИ) - Кащеев Денис - Страница 44

Я бы вскрикнул, но голосовые связки внезапно отказались мне служить. Ясно было, что в горячке боя молодая графиня не замечает, что уже выкачала своего холопа до дна — и теперь тянет из Пири саму жизнь… Что будет дальше, я слишком хорошо себе представлял, и невольно зажмурился.

А когда буквально через мгновение заставил себя снова распахнуть глаза, Милана уже оттолкнула клейменую девицу прочь от себя — живую и лишь слегка покалеченную.

— Оххх… — вырвалось-таки у меня.

Милана сообразила! И… И должна была теперь полагаться только на свою собственную ману. Вот только хватит ли ее Воронцовой?!

— Пальцы восстановятся, — заметила между тем Тереза — очевидно, мне. — С Пири такое не впервые — это легко лечится.

Но о клейменой девушке я уже не думал — только о Милане, которая только что сделала очень непростой и совсем не характерный для себя выбор. Наверное, правильный, но не роковой ли?

С минуту на ристалище ничего не менялась: Ростопчин планомерно наседал, Воронцова отчаянно отбивалась. Когда же у этого духова графа закончится мана?!

«Скоро, — пробормотала Оши. — Надеюсь, что скоро…» — уверенности в ее тоне, впрочем, не было.

А между тем противнику Миланы, должно быть, наскучило однообразие. Взяв короткую паузу, он будто бы даже позволил Воронцовой перевести дух, но тут в воздухе перед Ростопчиным появилась сияющая белая стрела в аршин длиной. И неспешно — я бы даже сказал, издевательски неспешно — поплыла в направлении девушки.

— Белый вектор! — ахнула Тереза.

Надо полагать, это было название использованной графом техники — я о такой, признаться, даже и не слышал.

А вот Милана явно поняла, с чем столкнулась. Лицо ее перекосила напряженная гримаса — похоже, Воронцова вложила в щиты все, что только сумела — но стрела беспрепятственно проплыла сквозь выставленный заслон и лениво ткнула девушку острием в бедро.

Молодая графиня как подкошенная рухнула на дорожку. Дернулась подняться — и не сумела.

Осклабившись, Ростопчин шагнул вперед для решающего удара. Милана вскинула руки, но магии у нее, судя по всему, уже не было ни мерлина… Ну, может, последние мерлины как раз утекали…

Вспыхнул файербол — закончить поединок граф Василий решил эффектно.

Я вжал голову в плечи, а стоявшая рядом со мной фон Ливен непроизвольно качнулась вперед — словно хотела вклиниться между Ростопчиным и его жертвой, прикрыть ее своим щитом. Ну или влить в поверженную наземь Воронцову хоть толику маны…

Разумеется, все это было невозможно: контролеры бы подобного вмешательства не допустили, да и слишком далеко от Терезы находилась Милана. Но будто бы что-то сработало! Не иначе, молодая графиня отыскала в себе некий последний резерв — огненный шар погас, завязнув в щите!

Пожав плечами, Ростопчин повторил атаку — снова призывая файербол. Но на этот раз что-то у графа откровенно пошло не так: толком и не разгоревшись, снаряд затух в воздухе сам собой, уже без всякого участия Воронцовой!

Объяснение этому могло быть лишь одно: у самоуверенного поединщика таки исчерпана мана!

Ростопчин изумленно уставился на свои скрюченные пальцы, нежданно не способные породить даже самого захудалого чуда, Милана же, грузно приподнявшись на локте, ударила: чем-то, должно быть, бесхитростным, но без должной защиты — неотразимо убойным. В груди у растерянного Ростопчина возникла сквозная дыра — сперва совсем небольшая, но уже через какой-то миг в нее можно было бы при желании просунуть кулак, через пару мгновений — два кулака, а еще через несколько секунд тело графа попросту разорвало надвое. Причем, нижняя половина еще стояла, когда верхняя сорвалась с нее на плитку дорожки. Впрочем, недолго стояла: следом повалилась обрубленным чурбаком и она.

В коридоре повисла ошеломленная тишина, на фоне которой наши с Муравьевой и фон Ливен восторженные крики прозвучали просто всесметающе — обескураженная публика шарахнулась от нас, как от чудовищ из пробоя.

Впрочем, растерянный голос полковника Репнина наши вопли перекрыл:

— Милостивые государи и милостивые государыни… Гм… Граф Василий Ростопчин мертв! Победу… Победу в поединке одержала молодая графиня Милана Воронцова.

Сама Милана за стеклом, выслушав объявление, повалилась на дорожку без сил. От входа в оранжерею к ней уже спешил со всех ног жандармский лекарь.

Глава 24

в которой я праздную победу и переживаю за друга

— В тот момент я подумала: все, кранты, здравствуй Пустота! — проговорила Милана, отхлебывая вино из высоченного хрустального бокала. — Показалось, что уже пустая… Сама не знаю, откуда взяла ману на щит и потом — на последний удар!

— Так бывает, — со знанием дела заявила Тереза. — В критический миг организм находит внутренние резервы. Скорее всего, вы себе что-то внутри сожгли — и обратили это в магию…

— Хорошо, что граф Василий не сподобился что-нибудь этакое себе спалить, — фыркнула Воронцова. — А насчет меня — нужно будет как-нибудь расспросить с пристрастием жандармского лекаря: что он мне в итоге в тушке залатал. Я такой разбитой себя чувствовала, вот буквально одной ногой в Пустоте — там половина внутренностей могла к духам сгореть!

Дело происходило в спальне молодой графини — той самой, с зеркалом, скрывающим тайный проход на кухню, и шкафом-лифтом. Последний, правда, по словам Миланы, как сломался тогда, осенью, так с тех пор и не работал.

Облаченная в золотистую шелковую пижаму, сама Воронцова возлежала на кровати, на целой горе из пуховых перин и подушек — до утра ей был прописан целителем строгий постельный режим. Понимала его, впрочем, молодая графиня по-своему: в одной руке она сейчас держала уже упомянутый бокал — далеко не первый и не второй за сегодня, а другой гоняла по комнате бутыль, щедро подливая из нее вино остальным собравшимся. Помимо Терезы и меня присутствовала, конечно же, вторая (если не главная) героиня нашей победы над Ростопчиным — Маша. Также компанию нам составляла Светка, уже раскрасневшаяся от алкоголя и время от времени пытавшаяся наполнить свой бокал самостоятельно — своей магией. И однажды у нее это даже получилось — правда, подозреваю, без помощи Оши там не обошлось — но пару раз кто-то из нас ловил выроненную Каратовой бутылку уже у самого пола. А раз — не поймали.

В общем, никто не скучал.

Ну а в самый разгар празднества в дверях спальни нежданно нарисовалась Златка, мгновенно вызвав у «подогретых» собравшихся и вовсе грандиозный прилив энтузиазма. Сразу с трех сторон к «Ивановой» тут же устремились наполненные бокалы, а Муравьева, оказавшаяся к болгарке ближе прочих, в порыве чувств кинулась на шею гостье сама — несколько этим, как мне показалось, ту смутив.

Впрочем, разделить царивший у нас дух эйфории Златка особо не спешила. Несколько секунд выдержав Машкины жаркие объятия, аккуратно, но настойчиво из них освободилась, а от предложенного вина и вовсе поначалу отказалась.

— Э… Что-то не так, а, царевна? — первой сообразив, что не все тут, как видно, просто, осведомилась с верхотуры кровати Милана.

— С Тоётоми беда, — мрачно выдала «Иванова».

— Что с ним? — быстро спросил я в разом установившейся тишине.

— Его околдовали, — выговорила болгарка, после чего, резко тряхнув темными косичками — словно приняв какое-то важное для себя решение — все же подхватила из воздуха бокал и залпом влила в себя дорогое вино. Должно быть, даже не ощутив его тонкого вкуса.

— Что значит, околдовали? — нахмурилась между тем Воронцова.

— Взломали? — уточнила Муравьева.

— Наверное, вроде того, — кивнула Златка, отправив пустой бокал в сторону столика в углу комнаты и тут же потянувшись за другим. — Только не так, как ты делаешь… В смысле, не через постель. Технически сие, скорее, что-то типа приворота, — покосилась она уже в мою сторону.