Сноха - Волкова Виктория Борисовна - Страница 15

А поздно утром просыпаюсь от самой настоящей качки. И в первую минуту не пойму, где нахожусь.

Роберт радостно прыгает на кровати и, увидев, что я проснулась, плюхается рядом.

– Ну, наконец-то, – вздыхает он как взрослый и добавляет жалостливо. – Мама, я кушать хочу.

– Да, милый, – охаю я и, подхватившись с кровати, лечу в ванную. Наскоро переодеваюсь и, умывшись, сворачиваю волосы в самый простой узел. И только по дороге на первый этаж вспоминаю об указании свекра явиться к нему в кабинет сразу после завтрака.

Твою ж мать! А на мне леггинсы и майка. Даже бюстгальтер надеть забыла!

«Ладно, пронесет, – думаю я, входя в пустую столовую. Экономка Аня, завидев нас, торопливо жарит оладьи. А я, расставляя тарелки себе и Роберту, бросаю взгляд на часы. Половина одиннадцатого. Мой дорогой свекор уже должен отчалить на работу. Ну там, кому нос отрезать или пенис дорастить…

Усевшись за стол, Роберт болтает ногами и что-то рассказывает мне и Анне про собаку, обещанную дедом.

«Как всегда, очаровал и бросил, – думаю я раздраженно, и как только домработница ставит на стол блюдо с румяными оладьями и сметану, на пороге столовой возникает сам Косогоров.

– Налей-ка и мне чая, Аня, – просит он, садясь рядом с Робертом. Краем глаза я наблюдаю, как маленькая толстая женщина мечется из столовой в кухню, как спешит обратно с подносом, на котором дребезжат мелодичным звоном чашки и стоит большой пузатый чайник с нарисованным на боку фазаном. Такой мужской и самодостаточный в своей простой красоте. Я перевожу взгляд на Вадима Петровича. Он совершенно спокоен, в отличие от меня. Белый свитер, черные широкие штаны и снова этот дурацкий браслет.

Завтрак проходит в полном молчании. Вернее, Роберт болтает, а я ему односложно отвечаю. Косогоров же добродушно наблюдает за нами. Жует свои оладьи и запивает их чаем из большой чашки с таким же рисунком, как и на чайнике.

– Мы договаривались поговорить после завтрака, – вежливо бросает Вадим, вытирая губы салфеткой. – Жду тебя через пятнадцать минут, – замечает он строго и, поблагодарив Анну, замершую около двери на в кухню, собирается уйти прочь.

– Дедушка, – не выдерживает Роберт. – А когда мы поедем за собакой?

– Нам с твоей мамой нужно решить один вопрос, – улыбается ребенку Косогоров. – Это займет примерно час. Ты можешь пока поиграть или выйти с Анной Ивановной в сад. Там качели…

– Здорово! – пыхтит мой маленький мужичок. – Качели! Как же давно я на них не катался!

– Сначала доешь, – усмехается свекор. – Кто плохо ест, того собаки не слушают.

– Правда? – разочарованно спрашивает Роберт и признается. – А я кушать не люблю. Линда меня обычно ругает…

– А кто это? – удивленно спрашивает Косогоров.

– Моя воспитательница, – тяжело вздыхает Роберт. – Мне Линда не нравится. Она разговаривает шепотом и все время сердится на меня и других детей. На тебя, дедушка, она бы тоже заругалась, – замечает малыш.

– За что? – смеется Вадим Петрович. – Я хорошо кушаю, Роб.

– Ты держишь руки в карманах, – заявляет маленький нахал. – И когда пил чай, не поставил чашку на блюдце!

– Никого она не заругает, эта твоя Линда, – довольно хмыкает свекор. – А знаешь, почему? – состроив наивную физиономию, переспрашивает он Роберта.

– Почему? – доверчиво интересуется малыш, не подозревая, что уже угодил в ловушку.

– Мы с тобой живем здесь. А эта твоя Линда навсегда осталась в Шотландии.

– Получается, мы никогда-никогда туда не вернемся? – испуганно спрашивает Роберт и, соскочив со стула, с разбегу утыкается лицом мне в колени. – Мамочка, скажи, что это неправда! – плачет он. – Ты же говорила, что мы проведаем бабушек и вернемся…

Я бросаю укоризненный взгляд на Вадима. Но тот, раздраженно всплеснув руками, уже выходит из столовой.

– Мне никакая собака не нужна, – всхлипывает сын. – Я хочу домой. Давай вылечим старенькую бабушку и уедем. Пожалуйста, мамочка! Там же мои друзья и Берта. Мы не можем бросить ее, ведь правда же…

– Конечно, милый, – шепчу я, гладя белобрысую вихрастую голову, – Конечно, мой любимый.

И честно говоря, не знаю, что ответить сыну. Как объяснить происходящее? И как из Эдинбурга привезти нашу толстую и сварливую корги?

Глава 8

Честно говоря, за те несколько дней, что Ольга с сыном провела в моем доме, у меня развился комплекс неполноценности. С этой женщиной я постоянно попадаю впросак. Теперь вот и ребенка расстроил. Не в силах утешить Роберта или что-то ему объяснить, я покидаю столовую и, войдя в кабинет, подхожу к окну. За широкими французскими створками виднеются зеленый газон и сад неподалеку. Я кошусь на часы. Ольгу ждать еще рано. Пока она успокоит сына, пока подготовит обличительную речь для меня. Но сегодня выходной, и есть время подождать эту несносную женщину. Открываю створку и, шагнув во двор и лишь на минутку замираю около сочной изумрудной травы. А затем скидываю шлепанцы, или, как их теперь называют, мюли, и босыми ногами ступаю на газон. Тоненькие стебельки приятно щекочут ступни, а я, вдохнув полной грудью свежего воздуха, чувствую себя беззаботным как мальчишка. Проблем, конечно, выше головы. Но хочется хоть на минуту отбросить их в сторону и подставить лицо ласковому утреннему солнцу. Сделать парочку медитаций для хорошего здоровья и настроения. Раздумывая, с какой бы начать, я лениво пялюсь на сине-голубое небо и облака. И как только занимаю исходное положение – голова опущена вниз, а колени расслаблены – сзади слышится голос внука.

– Дедушка, дедушка…

Общение с Робертом лучше всяких медитаций. И это бесспорный факт. Я поворачиваюсь к маленькому мужичку, несущемуся ко мне по траве, затем замечаю Ольгу, осторожно выходящую из моего кабинета.

– Не помешаем? – спрашивает она, улыбаясь через силу. – Вы же хотели поговорить. Вот только Роберт не желает меня отпускать от себя. Еле успокоила. Так он расстроился из-за Берты. Это наша корги. Я ее приютила в первый год жизни в Шотландии. Она уже тогда была сварливой и немолодой. Но Берта очень любит Роберта, а он платит ей тем же.

– А с кем она осталась сейчас? – интересуюсь я, щурясь на солнце. Как будто мне есть дело до какой-то собаки в Шотландии. Наблюдаю, как легкий ветерок колышет Ольгины волосы. Как солнце золотит ресницы. Усилием воли сдерживаю инстинктивный порыв провести пальцами по тонким Ольгиным прядкам. Чувствую шевеление в штанах и, дабы вернуть разговор в безопасное русло, равнодушно осведомляюсь.

– А как ты вообще попала в Эдинбург?

Моя сноха пожимает плечами и бросает равнодушно.

– У жены отца там собственность. На семейном совете было решено меня туда отправить. К тому моменту, как у Терезы настали трудные времена, и она продала дом, я родила Роберта, получила вид на жительство и стала снимать квартиру, – объясняет она добродушно, но я замечаю, как на секунду на красивое и нежное личико ложится хмурая тень.

– Тереза? – переспрашиваю удивленно. – Ты имеешь в виду Разуваеву?

– Да, Тереза Терентьевна, – кивает Ольга.

– Я ее знал когда-то, – улыбаюсь я. Речь идет о моей клиентке. Одной из первых. Маленькой щуплой бабенке с длинными густыми русыми волосами, доходившими чуть ли не до задницы. Нежадной и болтливой. Растрезвонившей на каждом углу о замечательном докторе Косогорове. Я тогда только начинал работать как пластический хирург, и рекомендации Терезы пришлись как нельзя кстати. Да и сама Разуваева мне по-человечески нравилась. Веселая, с цепким умом и адской интуицией, она совершенно не походила на солидную бизнес-леди. Носила огромные каблуки и мини-юбки. Лихо подводила глаза черными стрелками и каждые полгода улучшала внешность. Губы, сиськи, липосакция, алмазные нити, круговая подтяжка лица… Благодаря постоянному тюнингу ей удалось долгое время выглядеть молодо, а мне – собрать необходимую клиентуру и открыть собственную клинику. – Тогда получается, я и твоего отца знал, – хмыкаю я, вспомнив о красавце Коле. Среднего роста, ладный мужик, он частенько соглашался с женой, но при этом всегда держался с достоинством.