Коварный заговор - Джеллис Роберта - Страница 16

Иэн заметил, что у молодого человека дрожали не только руки, но и все тело. Джоанна, оправившись от шока, с жалостью посмотрела на юного оруженосца. Элинор тоже, оторвавшись от жалких попыток Адама вести вежливую беседу, бросила взгляд на Джеффри и коснулась руки Иэна. Глаза их встретились. Иэн вздохнул с облегчением.

— Очень хорошо. Оуэн, Джеффри, нам хватит. Вы можете идти и тоже перекусить.

Облегчение, испытанное Иэном, имело серьезную причину. Без всяких слов Элинор предложила ему позаботиться о юноше — естественный долг жены по отношению к оруженосцу мужа, но и вид помощи, с которой Иэну, естественно, еще не приходилось сталкиваться. Лечить и ухаживать за больными было женским делом, и они более преуспевали в этом, чем ученые врачи, которые важно рассуждали об основных соках в организме, пока их пациенты умирали.

Оба оруженосца представляли для Иэна большую ответственность. Оуэн был старшим и самым любимым из родных детей лорда Ллевелина. Когда Ллевелин женился на дочери короля Джона и мог надеяться на рождение законных детей, Оуэн был исключен из очередности престолонаследников в Уэльсе — по крайней мере на время. Ллевелин не имел намерения прятать своего сына в тени или предоставить расти ему сорняком и доверил его Иэну, чтобы тот выковал в его характере норманнский блеск воина и мужчины.

Оуэн никогда не давал Иэну поводов для беспокойства, что лорд Ллевелин будет разочарован. Он был сообразителен, весел, крепок и гибок, как хорошо выделанная кожа, и был решительно настроен использовать любые преимущества и возможности, которые предоставлялись ему. Иэн уже имел два выгодных предложения о браке для Оуэна.

Джеффри ФицВильям был юношей совершенно иного рода. Однажды Солсбери одобрительно отозвался об отношениях Иэна с Оуэном. Естественно, Иэн не смог удержаться от разглагольствований о своих собственных успехах под крылом Саймона и о своем убеждении, что из оруженосца может выйти что-то путное, только если он любит своего господина, доверяет и беспрекословно подчиняется ему. Это была совершенно невинная беседа, так что Иэн немало удивился, когда услышал, как Солсбери смущенно прокашлялся, и увидел, повернув глаза на этот звук, что лицо его собеседника изрядно покраснело:

— Вы не думаете, что незаконнорожденность позорит ребенка? — осторожно, чуть смущенно спросил Солсбери. Иэн посмотрел на него в крайнем изумлении.

— Как это может позорить ребенка? Его мать — да; отца — положим, тоже да, хотя, Бог свидетель, я сам едва ли сторонник воздержания, но не думаю, что кто-то считает меня отцом. Но в чем ребенок виноват?! Плод связи не виновен ни в чем, кроме первородного греха человека, независимо от того, рожден он в браке или вне его. Кто может обвинить ребенка в слабостях его родителей?

— Изабелла может! — с горечью выпалил Солсбери. Прежде чем Иэн успел тихо заметить, что королева Изабелла способна на любое идиотство и не может служить образцом мнения других людей, Солсбери пустился в грустную историю. У него был сын, рожденный вне брака. Его мать, леди, умерла при родах. Ребенок рос в семье своего деда, но, когда мальчику миновало десять лет, старик умер. Поскольку сын уже достаточно подрос для отдачи на воспитание, Солсбери доверил его королеве.

— Он хороший мальчик, спокойный и послушный. Он никогда не обращался ко мне с жалобами. Я с самого начала видел, что он несчастлив, но думаю, что иначе и быть не может в чужом месте. Я надеялся, что он постепенно привыкнет. А потом, вы сами знаете, что произошло. Когда Джон рассорился с баронами, а затем потерял Нормандию, у меня не было времени вспоминать о Джеффри. Когда все понемногу улеглось и я узнал, что с ним стало…

Иэн догадывался, к чему он клонит, но не мог придумать, что сказать.

Солсбери в гневе стиснул губы.

— Остальные пажи и даже старшие оруженосцы сделали его предметом постоянных издевательств, а Изабелла поощряет их. Она постоянно ищет повод наказать его за что угодно — за карие глаза, за прямые волосы. Я полагаю, это связано с тем, что она ревнует своего мужа ко мне, но мучить ребенка… Она сказала ему в лицо и мне, что он ничто, ублюдок и что его мать была шлюхой — что, клянусь вам, неправда.

— Вы должны немедленно забрать его оттуда, — настоятельно произнес Иэн. Черные, пустые годы его собственного детства волной поднялись из-за стены, которую построил Саймон, чтобы отгородить Иэна от них. — Даже если король будет недоволен и Изабелла возненавидит вас еще больше, вы обязаны…

— Я знаю. Вы возьмете его? Я наблюдал за Оуэном некоторое время. У него доброе сердце. К тому же он сам в таком же положении. Вам я доверяю.

— Но у меня нет дома. Я не могу воспитывать его в соответствии с его положением.

— Какое его положение? Байстрюк байстрюка — бедный мальчик. У меня, конечно, есть кое-что для него, и дед оставил ему немало. Он не станет нищенствовать. Никакого толку не будет, если я начну передавать его из одного дома в другой. Он должен оставаться поблизости, и с ним нужно обращаться осторожно. Иэн, он умрет, может быть, даже покончит с собой, если срочно не предпринять что-то! Не бойтесь, я не стану винить вас, если вы не сумеете спасти его. Я должен винить себя самого. Только себя.

Таким вот образом Джеффри оказался подопечным Иэна. Иэн скоро обнаружил, что в нем было больше твердости духа, чем ожидал от него отец. Поближе познакомившись с Джеффри, Иэн не мог представить себе, как такой парень мог позволить издеваться над собой с подобной жестокостью. При добром отношении со стороны Иэна и Оуэна он очень быстро расцвел, прибавил в теле, стал говорливым и даже позволял порой довольно серьезные шалости, за что однажды отведал порки. Расправу учинил самолично Иэн, а Джеффри выдержал ее, ни разу не вздрогнув, с безразличным видом, пока Иэн не схватил его грубо за грудки и не заорал:

— Дурачок! Ты же мог остаться калекой или умереть! Затем были слезы раскаяния и обещания исправиться.

Мальчик был очень крепок духом. Его можно было увлечь любовью, но не подчинить наказанием.

Поэтому Иэн очень обеспокоился, увидев, что Джеффри внезапно вернулся в то состояние, в котором был, когда его только забрали от Изабеллы. Иэн терялся в догадках. Он не мог поверить, что кто-то в замке Роузлинд мог оскорбить его оруженосца, и, даже если бы это случилось, Оуэн, без сомнения, навел бы порядок сам или доложил ему. Иэн мог только предположить, что Джеффри заболел — и что в таком случае его нужно предоставить заботам Элинор. Он прикажет Джеффри оставаться сегодня в замке, а Элинор может уложить его в постель и заняться лечением, если это необходимо. Иэн решил оставить пока этот вопрос и повернулся к Джоанне.

— Прости, если я говорил с тобой слишком резко, дорогая моя, — произнес он ласково. — Просто меня задело, что ты могла предположить, что я способен совершить поступок, который не одобрил бы твой отец.

Иэна пронзил ужасный укор совести. Он сам не верил, что Саймону могло бы понравиться, что Элинор будет лежать рядом с ним на брачном ложе. «Однако другого пути нет, — убеждал он себя, — просто нет другого пути, чтобы обеспечить ее безопасность».

— Я должен обеспечить твою безопасность, — сказал он вслух Джоанне. — Я обязан твоему отцу очень многим, и лучшим способом отплатить за все добро, что он сделал для меня, было взять тебя, и твою маму, и Адама под свою защиту. Позже мама объяснит тебе, почему это необходимо. Кое-что ты уже знаешь, ведь ты слышала, что мы с Бьорном собираемся поймать разбойников. Но, Джоанна, ты уже достаточно большая, чтобы понимать, что нельзя говорить о подобных вещах в присутствии оруженосцев.

— Прости меня. Я была так… — она остановилась, подыскивая подходящее слово, — удивлена. — Она, казалось, почти примирилась. Она всегда обожала Иэна, но он показался ей таким чужим, когда разговаривал с Адамом. И кое-что еще беспокоило ее. Ей нужно было время подумать. — Джеффри заболел? — спросила она.

— Надеюсь, что нет, — ответил Иэн, радуясь, что Джоанна перевела разговор на другое, — но даже если так, твоя мама хорошо присмотрит за ним, я уверен. Я надеюсь, Джеффри и Оуэн тебе понравились?