Когда гаснут звезды (ЛП) - Маклейн Пола - Страница 9

— Она приемная дочь. Может быть, это что-то значит?

Он подбрасывал мне факты, будто это просто еще одна вещь, которую нужно обдумать, но я воспринимала всё слишком близко к сердцу. Кэмерон могла бороться с классическими проблемами усыновления, испытывая любовь своих родителей, разыгрывая их. Или у нее могли быть сложности с проявлением эмоций, трудности с привязанностью, проблемы с границами или склонность к саморазрушению.

— Может быть, — произношу я, стараясь говорить ровным тоном, — но ты только что сказал, что она чиста как стеклышко. А иначе это всё бы вылезло наружу.

— Знаю. Черт. — Он громко выдыхает, затем подает знак барменше принести счет.

— Надеюсь, ты скоро найдешь зацепку, — говорю я.

— Я тоже. — Похоже, его это не убедило. — Я тебе кое-что скажу. Я по-новому взглянул на своего отца. Давление, которое он, должно быть, испытывал тогда, когда не мог все исправить. И чувство неудачи. — Его вздох несет в себе поколения травм, вмещая в себя весь Тихий океан. — Все ждали, что он снова заставит их почувствовать себя в безопасности. Но он так и не смог.

Он говорит о Дженни Форд. Мы оба говорили о ней, не упоминая имени.

— Ты уже видела Калеба? — внезапно спрашивает Уилл.

— Что? Калеб здесь?

— Он вернулся почти год назад, после того, как его отец скончался. Инсульт. Калеб унаследовал все, продал все картины. У этого старого ублюдка были миллионы.

— Миллионы? — Я вспоминаю Джека Форда, эксцентричного человека, похожего на отшельника, которого я знала; всегда в одних и тех же заляпанных краской джинсах и фланелевой рубашке, с растрепанными волосами, как будто он сам подстриг их кухонным ножом. Миллионер? — Он мне никогда не нравился.

— Мне тоже. В этом парне было что-то не так. Ты же знаешь, он больше никогда не женился.

— Я не удивлена. Не думаю, что он кому-то был по душе. Как сейчас Калеб?

— Думаю, с ним все в порядке, учитывая обстоятельства. Я не часто его вижу.

— Я думала, он сюда в жизни не вернётся. Этот город причиняет ему такую боль.

— И нам тоже, — пожимает Уилл плечами. — Но мы здесь.

* * *

После того, как мы расплачиваемся, я выхожу вслед за Уиллом из бара на тихую улицу, где фонари отбрасывают сверхъестественный свет на вывеску «Время и Дева», такой же сбивающий с толку и завораживающий меня, как всегда.

Уилл останавливается посреди тротуара, моргая.

— Рад снова видеть тебя, Анна. Это был не самый лучший год. Я не собираюсь лгать.

— Для меня тоже. — Я быстро обнимаю его, удивляясь комку в горле.

— Веди машину осторожно, ладно?

— От пива не пьянеют, — говорю я.

— Серьёзно? Повторяй это всю дорогу.

Его машина припаркована рядом с моей. Я знаю, что ему все еще нужно поработать, но все равно чувствую, что он медлит. Может быть, это просто беспокойство по поводу дела, которое исходит от него, или, может быть, дело в одиночестве. Эти подробности о его идеальной семье могли быть ложью. Или его брак, возможно, был бы в полном порядке, но он сбился с пути. Я прекрасно знаю, как быстро твоя собственная жизнь может отвернуться от тебя.

Отпирая дверцу своей машины, я сажусь за руль Бронко как раз в тот момент, когда Уилл подходит ближе, выглядя грустным и беззащитным. Долгое мгновение он удерживает мой взгляд, вызывая низкий гул дурного предчувствия. Он собирается попытаться поцеловать меня?

Но я неправильно его поняла.

— Я рад, что ты вернулась, — говорит он, — даже если это ненадолго. В такие времена, когда мир кажется таким сумасшедшим, хорошо иметь рядом друзей.

Конечно, он прав. Я приехала домой не за этим, но он абсолютно прав.

— 9-

Через пять дней после того, как Дженни пропала, два рыболова нашли ее тело в реке Наварро, настолько залитое водой и обезображенное, что офису коронера пришлось подтвердить ее личность с помощью стоматологических записей.

Хэп отвел меня в лес, чтобы рассказать всё. Я никогда не видела, чтобы он терял самообладание, но он явно боролся, когда потянулся к моим рукам.

— Я всегда честен с тобой, не так ли, Анна? — спросил он дрожащим голосом.

У меня пересохло во рту. Земля под моими кроссовками, казалось, ходила ходуном, но Хэп продолжал говорить, объясняя, как рыбаки наткнулись на останки Дженни на малоиспользуемом участке реки. Как иначе ее, возможно, никогда бы не нашли. И она не утонула. Ее задушили.

История была настолько отвратительной, что я хотела, чтобы Хэп прекратил. Но я знала, что он этого не сделает. Если он действительно собирался защитить меня, он не мог ничего утаивать.

— Кто это сделал? — Мой собственный голос, казалось, отражался от деревьев и падал мне на колени, как камень, маленький твердый кусочек мира.

— Мы еще не знаем.

— Поймает ли его шериф Флуд?

— Я верю, что он это сделает.

— Как кто-то мог сделать такое? — спросила я его, хотя уже знала ответ. Я видела самых разных людей, искалеченных болью и обстоятельствами. Людей, которым причинили такую сильную и глубокую боль, что они не могли не сделать то же самое с кем-то другим. — Дженни была так молода, — плакала я, горячие слезы текли по щекам. — У нее даже не было шанса.

— В жизни есть смерть, Анна, и это невыносимо, я знаю. Но мы должны терпеть. Мы должны со всем справиться.

Я знала, что он был прав, но я бы все отдала, чтобы услышать что-нибудь еще. Если бы только Хэп мог пообещать мне, что этого никогда не повторится, что я никогда не умру, и что он и Иден тоже не умрут. Что мы вместе будем в безопасности, хотя мир полон самых ужасных вещей и людей. Люди достаточно извращены внутри, чтобы убить семнадцатилетнюю девушку и бросить ее, как мусор, в реке.

— И как нам с этим справиться? — наконец спросила я. — Это ведь невозможно.

Его тёплая, живая рука крепко сжала мою. Он ни на дюйм не отодвинулся от меня.

— Вот так, милая.

* * *

В ближайшие дни я начну выходить из своей хижины с рюкзаком и без какой-либо реальной цели, кроме как оказаться в лесу. Давным-давно Хэп научил меня читать и идти по следу, даже по малоиспользуемому, а также путешествовать в одиночестве. Ничто так не успокаивает разум, как это. Красота живого мира, влажные папоротники, вьющиеся по дну долины, кружевные от влаги. Лишайник горчичного цвета и бородатый мох, словно краска, разбрызгивались по темным камням и стволам деревьев. Кроны деревьев над головой похожи на карту, нанесенную на небо.

Однажды днем, пройдя четыре или пять миль по лесу штата Джексон, я пересекаю изолированную окружную дорогу, а затем выхожу к Биг-Ривер, которая протекает через всю эту часть северного прибрежного хребта, прежде чем впасть в устье реки на пляже Биг-Ривер, к югу от деревни. Русло ручья узкое и неглубокое, выложенное замшелыми камнями. У меня с собой катушка легкой лески и несколько рыболовных крючков, и я попробую поймать одну из бледных форелей, мелькающих в тени и выныривающих из нее. Но они слишком осторожны, и вскоре мне становится слишком жарко. Я сдаюсь, раздеваюсь до нижнего белья и забираюсь в воду. Вверху, сквозь скошенный свет, частички сосновой пыли кружатся, как золотой туман. Вода играет на моей коже, как прохладные шелковые ленты. Я чувствую, как мое сердцебиение замедляется. Вот. Вот что Хэп имел в виду под излечением.

На обратном пути я направляюсь прямо через хребет, в основном ради того, чтобы подняться на вершину. Местность там становится такой крутой, что мне приходится падать и карабкаться на четвереньках сквозь серый лишайник, папоротник и перегной; моё дыхание становится всё чаще и отрывистее, лицо покрывается сосновой трухой и переливающейся пыльцой.

На вершине хребта я останавливаюсь, чтобы попить воды, чувствуя себя запыхавшейся и возбужденной. Разросшийся здесь болиголов выглядит как убитый великан, его ствол похож на мокрую черную губку. Там, где корневой клубок сильно вырвался из земли, я вижу три длинных царапины на земле и длинный след животного — возможно, горного льва. Когда я наклоняюсь, чтобы рассмотреть поближе, что-то мелькает на периферии моего зрения. Не животное, а какое-то сооружение. Убежище.