Русский Робинзон - Сибиряков Николай - Страница 25

Начало светать, когда китайцы доплыли до места своего причала на берегу озера. Высадившись на материк, они потопили лодку и пошли прямо к Алмазной реке.

— Не пора ли нам вернуться? — спросил Василий.

— Хорошо бы удостовериться, что китайцы не собираются мстить нам за свое поражение.

— Но это очень опасно! Стоит малость оплошать — и нас изловят.

— А вот плошать и не стоит. Ты останься в лодке, а я пойду по опушке, посмотреть за неприятелем; если к ночи не вернусь, больше не жди, возвращайся на Приют и распорядись нашим добром.

— Чтоб я вас одного пустил? Ни за что на свете!

— Искренне благодарю тебя за привязанность, Василий, но пойду я один. Ты еще не крепок ногами и вместо помощи послужишь мне помехой.

— Пусть будет по-вашему, только берегите себя, Христа ради.

Лисицын прыгнул на берег. Скрываясь в густой опушке леса, он шел за китайцами. Пройдя около двадцати пяти верст, увидел Алмазную реку, широко разливавшую свои прозрачные воды между лесистыми берегами. У берега качалась речная военная джонка с мачтами и парусами, вооруженная небольшими пушками. Лес так близко подходил к реке, что Лисицын мог видеть все происходившее, не будучи сам замечен.

Начальник экспедиции с подвязанной рукой вошел в джонку и с подобострастием рапортовал старшему чиновнику о постигших его несчастиях. При этом он указывал на свою рану — доказательство его геройства, на небо — свидетеля истинности его рассказа, и на воинов — они все храбро защищали честь Поднебесной империи, и только многочисленность русских остановила их. Главнокомандующий молча выслушал донесение, склонив голову, долго обдумывал услышанное и наконец отдал приказание готовиться к отплытию. Китайцы закопошились, как муравьи, стаскивая вещи на джонку.

Попутный ветер надул паруса и понес китайцев вниз по течению Алмазной реки. Лисицын следил, сколько мог, за джонкой, и только убедившись, что неприятель ретировался, поспешил к Василию, которому подробно рассказал все, что видел. — Теперь ты должен признать, — заключил Лисицын, — что плыть нам к Амуру едва ли возможно. Чего нам ждать, если попадемся в руки китайцам?

Василий вздохнул:

— Теперь и сам вижу, что не совсем обдумал наше предприятие. Со скотом и поклажей трудненько прокрасться незамеченным… Но одним, пожалуй, и возможно, когда Господь поможет.

— Об этом потолкуем после. А теперь и думать нечего — китайцы после поражения будут бдительны.

Товарищи весело поплыли домой, мысленно благодаря Бога за дарованную победу. Только перед закатом солнца пристали они к безымянному острову, где топорами и руками вырыли могилу и похоронили мертвого китайца. Между тем наступила ночь, к счастью, светлая, лунная. Был уже второй час за полночь, когда приплыли к Луговому острову, где нашли другого китайца, едва живого. Прежде всего они развязали его, обмыли водой раны и дали немного пищи. Василий при помощи известных ему китайских слов и жестов узнал, что бедняка зовут Янси, он девятый сын фабриканта фарфоровых изделий и считался лучшим мастером у своего отца. Когда набирали людей в экспедицию для разорения русского поселения, он попал в число ратников и за расторопность был взят в услужение к начальнику отряда. За то что Янси не защитил собственным телом своего господина от пули, его подвергли истязаниям, от которых он наверное умер бы, если б русские не спасли его. Ноги несчастного так распухли, что он без стона не мог пошевелиться. Товарищи решили переночевать на Луговом острове.

Улегшись подальше от китайца, они долго рассуждали, что с ним делать: взять на Приют или поместить на одном из островов Архипелажного озера. Василий уверял, что китаец не решится изменить им и бежать на родину, где его ожидает жестокое наказание, а может быть, и смертная казнь, но советовал не показывать Приюта. Лисицын, расположенный в пользу Янси, утверждал, что опасаться показать ему Приют нет причины, потому что китайцы уже знают этот остров, а пленник может быть полезен на ферме. Вдруг Янси страшно закричал. Лисицын, схватив ружье, бросился к нему на помощь, но не смог удержаться от смеха, увидев, что причиной его испуга была выдра, высунувшаяся из воды. Зверь, испуганный приходом охотника, скрылся. Это обстоятельство, доказавшее невоинственные наклонности Янси, склонило весы в его пользу. Лисицын убедил Василия привезти китайца на Приют.

Рано утром, уложив больного на дно лодки, победители поплыли в свою резиденцию, привязав к корме захваченную у китайцев лодку. Лисицын с удовольствием узнал, что Янси был тайным христианином.

— Хочешь ли ты жить у нас? — спросил его Сергей Петрович. Василий служил обоим переводчиком.

— Хочу, если позволишь, господин.

— Будешь нам повиноваться, служить честно и верно?

— Буду, господин.

— Обещаешься ли ты не убежать от нас и никому не открывать нашего жилища?. — Обещаю, господин! Янси бежать — смерть; открыть, где живете, — смерть.

— Это он правду говорит, — добавил Василий. — Ему теперь на родину нельзя.

— Янси был хороший работник, он будет вам работать, он не был ленив. Вы спасли ему жизнь, он всегда будет держать это в своей голове.

— Клянешься ли ты прахом своей матери не делать нам никакого вреда, а ежели захочешь отойти от нас, то прежде скажешь нам об этом?

— Клянусь, господин. Пленник не может уйти от господина.

— Ты не пленник, Янси. Ты свободен и можешь идти, куда захочешь, как только выздоровеют твои ноги, а до того времени хочешь жить с нами?

— Господин, я хочу быть вашим слугой.

Приплыв к Приюту, Лисицын не нашел Петруши ни у единорога, ни на ферме. Скот пасся спокойно под надзором собак, все было в прежнем порядке, но мальчик не являлся даже на громкий зов. Уплыть с острова он не мог. Видимо, будучи в сильном страхе, где-нибудь спрятался. Товарищи отправились на поиски по разным направлениям, оглядели весь остров, все деревья с дуплами, овин, сараи, погреба, чердаки, но нигде Петруши не нашли.

Лисицын осмотрел грот, где хранились меха, но и здесь несчастного мальчика не было. Может, он похищен? Но кем? Выходя из грота, Лисицын заметил, что меха, висевшие прежде в порядке, теперь лежат в большой куче. Любя порядок, Лисицын начал развешивать шкуры. И представьте его изумление, когда он увидал Петрушу, лежащего ничком, с зажмуренными глазами, пальцами он заткнул уши, лихорадочный трепет пробегал по его телу. Лисицын ласково называл мальчика по имени, но без успеха. Попробовал тряхнуть за ногу — мальчик поднял такой оглушительный визг, что Лисицын сам был вынужден заткнуть уши и выбежать из грота. Вскоре он придумал, как заставить Петрушу опомниться, и поспешил на ферму. Захватив ведро холодной воды, он окатил ею труса. Эта операция удалась вполне. Холодная вода поневоле заставила мальчика открыть глаза и уши. Он узнал Лисицына и от радости бросился ему на шею. Бедняжка, два дня не видя своих покровителей, совершенно потерялся от страха, спрятался в углу грота под мехами, и если бы так прошел еще день, то, вероятно, сошел бы с ума.

Василий, пробыв несколько дней на воде, опять чувствовал сильную ломоту в ногах. Лисицын посоветовал ему ежедневно купаться на заре. Для Янси Сергей Петрович изготовил припарку из тертой моркови, а когда раны зажили, то и ему приказал купаться. Средства эти принесли обоим очевидную пользу.

Янси совершенно выздоровел. Он охотно принял участие во всех работах, согласился отрастить бороду и волосы на голове и одеваться по русскому обычаю. Из него вышел добрый, смышленый и работящий малый. Он раньше всех вставал и после всех ложился. Очень скоро научился всем земледельческим работам, не уступая в этом Лисицыну и Василию.

По случаю частых дождей хлеба должны были поспеть позже обыкновенного, но были хороши, рост имели исполинский, густоту необычайную, колос длинный и полный.

Однажды Лисицын вступил с Янси в разговор. Василий помогал с переводом.

— Скажи, Янси, отчего китайцы ненавидят русских?

— Они русских боятся. Ненависти нет.