Гобелены грез - Джеллис Роберта - Страница 78

— Очень хорошо, — сказал он. — Я отправлю с тобой пять человек. Если случится непредвиденное, ты сможешь послать за мной, и я приеду. Тебе нечего бояться, Одрис, и не стоит плакать.

— Я не боюсь, — ответила она.

Ее слезы были слезами облегчения, а отчасти — благодарности и огорчения.

Голос сэра Оливера звучал грубо, но Одрис понимала: он не только символизировал Джернейв — он любил ее. Ей так хотелось освободиться от его любви ради любви к Хью, но чувство признательности переполняло ее и она решила, что не позволит себе причинить боль дяде.

— Умница, — сказал сэр Оливер, не поверив ей. — И когда ты хочешь ехать?

— Завтра. Хотя, нет. Мне нужно еще собраться. Послезавтра.

— Что собрать? — спросил сэр Оливер.

— Простыни, пару подушек и тому подобное, — ответила Одрис. — Я не намерена спать в чьей-то грязной постели.

Сейчас ее голос звучал ровнее. Она без особых трудностей преподносила дяде полуправду, успокаивая себя тем, что не причинит никому вреда, прихватив с собой простыни, подушки, а также запас одежды, целебные бальзамы и другие лекарства.

Сэр Оливер снисходительно-весело хмыкнул и рассмеялся, пошутив, что она, похоже, становится настоящей леди. Одрис возмущенно запротестовала, сославшись на тетю, которая берет с собой постельное белье, собираясь в дорогу, но сэр Оливер отрицательно покачал головой, так как никогда не замечал подобного. Вскоре разговор на эту тему ему надоел, и он спросил племянницу о соколах. Отойдя от света, — дядя не должен был заметить ее тревоги — Одрис пояснила, что сокольничий предупрежден и тренирует их.

— Он был бы рад моему отъезду, — на этот раз она сказала правду. — Он хочет побольше занять своих помощников, а они так боятся меня, что допускают ошибки, пока я нахожусь в клетке.

Сэр Оливер вновь нахмурился: ему не понравились последние слова Одрис. Он знал, что некоторые простолюдины видели в племяннице чуть ли не ведьму и опасались ее, но вслух ничего не сказал. Продолжив разговор о соколах, сэр Оливер коснулся их линьки и клеток. Вскоре вошла Эдит, ходившая на сыроварню, и он, оставив племянницу в покое, принялся обсуждать с женой хранение припасов. Одрис воспользовалась моментом и беспрепятственно выскользнула из зала. Прежде всего она отправилась предупредить сокольничего о своем отъезде. Потом зашла в сарай, где сушились травы, и в кладовую, припоминая, что бы ей могло пригодиться в пути. Правда, лучше если бы ей ничего не понадобилось и об этом она усердно молилась Богу.

Одрис все обдумала. Завтра она пошлет Мореля к Хью и предупредит о своем приезде в Морпет. Пару дней она пробудет в Ньюкасле на случай, если ему понадобится передать ей что-либо важное. В Ньюкасл Одрис собиралась отправиться уже через день, тогда на третий день она смогла бы переговорить с торговцем, чаще всего покупающим ее гобелены. Там же купит нити для основы, очень нужные еи, и любую пряжу, которая могла пригодиться в работе.

Новости о турнире в Морпете она скорее всего узнает в какой-нибудь лавчонке, так как непременно кто-либо из торговцев собирается туда. На турнир соберется много народа. Желающих поглазеть и развлечься на таких мероприятиях всегда хоть отбавляй. Разгоряченные зрители — хорошие покупатели. Утром пятого дня Одрис выедет в Морпет. Если воины, сопровождающие ее, откажутся ехать дальше без того, чтобы предупредить дядю, — она пошлет человека в Джернейв. В противном случае постарается как можно дольше ничего не сообщать ему о своем решении. Одрис не думала, что сэр Оливер будет возражать, скорее всего он удивится, но привыкший к причудам своей племянницы, должен воспринять ее желание присутствовать на турнире за вполне естественное.

Планы Одрис осуществились вполне благополучно. В Ньюкасле ее с сопровождающими нашел Морель вечером того дня, который она провела с разными торговцами. Морель передал ей короткую записку от Хью, наполненную его неописуемой радостью. Он был счастлив ее приезду. В записке Хью вскользь заметил, что не все складывается как он предполагал и, возможно, в Морпет он прибудет дня на два-три позже Одрис. Морель должен был поехать вместе с Одрис и ее воинами, чтобы разместить их в доме Утрида, где сэр Ратссон договорился снимать жилье. Одрис очередной раз порадовалось своему выбору. Морель не был глупцом и давно догадался, что отношения между хозяином и демуазелью нужно держать в секрете. Он не осуждал их; хозяева живут не так, как их подданные. Во всяком случае демуазель свободна, и, по мнению Мореля, могла поступать как ей заблагорассудится. Чтобы воины — некоторых из них он знал по прошлой службе — ничего не заподозрили, он сообщил им, что приехал в Ньюкасл по поручению своего хозяина, а их «обнаружил» случайно и попросил передать демуазель свое желание переночевать со своими старыми друзьями.

Одрис с радостью встретила его и не только из-за записки от Хью. Она надеялась с его помощью представить свое посещение турнира случайным событием. Вдвоем они оставили план, из которого следовало, что Морель будет опровождать их в Морпет и, таким образом, никто из ее людей не станет возражать против поездки туда. Когда Морель вернулся к воинам, то стал с упоением рассказывать о предстоящем турнире, разжигая в них желание посмотреть зрелище, которое им редко удавалось увидеть, так как сэр Оливер не часто удостаивал такие мероприятия своим присутствием. Таким образом, когда Одрис послала за старшим ее небольшого отряда и сказала, что многие торговцы говорили ей о турнире, и она хотела бы посмотреть на него, то не услышала от него возражений по поводу поездки без предупреждения сэра Оливера. Старшему только было поручено сопровождать Одрис и защищать в случае надобности, но ему не сказали, куда доставить ее.

Глава XIX

Когда Морель вернулся в Ратссон с известием, что Одрис собирается приехать в Морпет, Хью мог с трудом поверить в свою удачу. Не потому что он жаждал увидеть ее и обладать ею физически, а ему нужно было ей кое-что объяснить. И это было намного легче сказать, чем написать. Он подумал, что она меньше рассердится по поводу ложных надежд, которые он вселил в нее, когда она увидит печаль на его лице, вызванную ими. К вечеру того дня, когда он отправил Мореля с письмом к Одрис, Хью пожалел, что написал его. Его разочарование было ничто по сравнению с тем, что он написал ей о предстоящем поединке — ему и в голову не приходило, что Одрис могла думать о «поединке до последней капли крови», гораздо спокойнее, чем он предполагал. Но что больше всего волновало Хью, так это данное им обещание: после победного поединка он собирался ехать прямо в Джернейв и просить руки Одрис.

Целый день, который он провел, объезжая окрестности Ратссона, подтвердил правдивость слов дяди, что он будет наследником «ничего». Увидев, в каком состоянии находится хозяйство и как живут люди, Хью понял, что не может предложить Одрис переехать в Ратссон. Она, возможно, не возражала бы, если бы жила в меньшем достатке, чем в Джернейве, но было бы несправедливо окунуть ее в жизнь Ратссона, полную неудобств. Кроме того, зная Одрис, нельзя было ожидать, что она взвалит на себя тяжесть забот по переустройству Ратссона, а это считалось типично женской долей работ по хозяйству. Хью не хотел, чтобы в Одрис что-нибудь изменилось. Она должна была остаться совершенно такой, какой была, — бесценным кладом. Ее работа — гобелены и соколы — стоила гораздо больше, чем если бы она умела печь и готовить, но она будет лишена возможности выполнять свою работу, если кто-то не займется более обыденными делами.

Поэтому, несмотря на его страстное желание, Хью тяжело и медленно поднимался по лестнице в комнату верхнего этажа дома Утрида в День поминовения, и хотя он поймал легкую фигуру, которая летела ему навстречу, и держал ее крепко, он не улыбнулся.

— О, Боже, Боже, — вскрикнула Одрис и заплакала. — Ты узнал, что будешь побежден в этом поединке. Не сражайся, Хью. Давай заберем твоего дядю в Джернейв. Я буду…