Гобелены грез - Джеллис Роберта - Страница 74

— Не уверен, — ответил Ратссон. — Повторяю, Маргарет была упрямой девушкой. Что если, по какой-то прихоти, она решила скрыть свое чувство к Кенорну и позже, из-за своего упрямства, свыкнувшись с этой мыслью, надумала никогда не посвящать отца в тайны своей души. По поводу возражений Эрика скажу вам прямо: не понимаю, почему Урсула так упорно старалась скрыть все от него. Видите ли, если у Кенорна ничего не было за душой, то Эрику ничего от него и не было нужно.

— Но, возможно, мой дед имел кого-нибудь…

Хью замолчал, увидев что лорд Ратссон затряс головой.

— Он ни в ком и ни в чем не нуждался. У него были сыновья, чьи жены не были бесприданницами. И если ваш отец был так же крепок, как вы, то Эрик не стал бы возражать. Понимаете, в лице вашего отца, благодаря прелестям своей дочери, он приобретал еще одного воина ничего при этом не затратив, что для него было значимо. Возможно, Маргарет неправильно ему все растолковала или он поссорился с Кенорном — а прощать Эрик не умел, — или Кенорн чем-то ему не угодил. Во всяком случае, у меня возражений нет. Я очень, очень рад вашему приезду. Представьте, я считал себя последним представителем нашего рода.

— Последним? — переспросил Хью.

Но Ратссон не ответил ему, снова углубившись в изучение письма, которое все еще держал в руках. Он нахмурился.

— Никак не могу понять, почему Урсула не соглашалась написать об этом союзе. Ей ничего не стоило черкнуть пару строк. И еще. Почему она была настроена против вашего отца и где могла его видеть? Вот если бы дело касалось… Однажды Маргарет упомянула, что пора покончить с нашей давней враждой с сэром Лайонелом Хьюгом, заключив кровный брак, но это было слишком. Даже я не мог согласиться с таким предложением, о чем ей тогда и сказал.

Однако Хью потерял на некоторое время интерес к семье отца. Если лорд Ратссон был последним мужчиной в семье, то все состояние должно было перейти его прямым наследникам, и он, сын племянницы лорда, — наследник!

— Милорд, — проговорил он, волнуясь, — прошу вас, поймите меня правильно и не обижайтесь, если мои вопросы покажутся вам неуместными. Выходит, я — ваш наследник? Но тогда, что стало с моими кузенами — детьми сыновей моего деда? Думаю, они должны быть старше меня или это девочки?

— Из детей никто не выжил. У Эрика было четыре крепких сына и три дочери, но ни одного из внуков сейчас нет в живых, кроме вас.

Говоря это, лорд Ратссон вновь принялся внимательно изучать черты лица Хью. Наконец он вздохнул и покачал головой.

— Вы настоящий великан, — сказал он. — Все мужчины из рода Хьюгов — великаны, но вы не похожи на них. Я никогда не видел этого сэра Лайонела, но у его отца были маленькие глаза, узкие губы и лицо словно пудинг. Не думаю, что вы — потомок Хьюгов.

— Но я…

— Мой наследник? — он горестно засмеялся. — Да, но наследник чего?

— Ратссон — не пустяк, — ответил Хью. — Я не знаю, что здесь произошло…

— Отчаяние и запустение, — вздохнул лорд. — А виноваты в этом мы с Эриком. Он совсем пал духом, когда умер последний из его сыновей. Меня же в качестве владельца Ратссона он видеть не желал и был совершенно прав. Я никогда не интересовался землей. Меня заботили только мои книги и мой сюзерен. Я был на десять лет старше короля Генриха. Мог ли предположить, что он умрет раньше. Я думал, земли перейдут Короне и был рад преподнести сей дар моему господину и другу — его глаза увлажнились, — а сейчас все перейдет Лайонелу Хьюгу! Лайонелу Хьюгу!

— Почему Ратссон должен перейти Лайонелу Хьюгу? — спросил Хью, очень удивившись: — Разве вы не сказали, что я ваш наследник?

— Потому, что сэр Лайонел требует его через суд и…

— В Морпете? — спросил Хью.

Теперь ему стало понятно, почему де Мерли так странно посмотрел на него, когда он попросил рассказать как проехать в Ратссон и пояснил, что едет туда по личному делу.

— Да, это произойдет через две недели, — ответил лорд Ратссон уныло, точно потеряв интерес к затронутой теме.

— Что нужно сэру Лайонелу от Ратссона? — настойчиво спросил Хью.

Лорд вздохнул.

— Это дело старое и тянется еще со времен моего деда. Есть такой датский закон о сыновьях сестер. Мой отец был вторым сыном у отца, иначе говоря моего деда, который в свою очередь был вторым сыном. Старшая сестра отца была замужем за дедушкой Лайонела. А дочь Хьюга вышла замуж за старшего брата отца — моего дядю. В приданое она получила поместье и земли Тревик. Детей у них не было, и, когда дядя умер, дедушка поместил невестку в монастырь — таково было ее решение, отдав церкви деньги за Тревик, а его оставил себе. Хьюг потребовал вернуть Тревик, но мой дед отказался. После смерти деда Хьюг начал требовать чтобы отдали Ратссон его сыну на основании прав сыновей сестер, согласно датским законам.

— Но это же нелепо! — воскликнул Хью. — Сейчас нелепо. Я ничего не знаю о датских законах, но, когда Вильям стал королем, они уже не имели силы. Хьюги могли требовать Тревик — землю бездетной вдовы, которая должна была быть возвращена ее семье, но, если она отдала себя служению церкви и решила не возвращаться в Хьюг… Не уверен, следует ли отдавать Тревик, но вот притязания Хьюгов на Ратссон — просто глупость.

— Конечно, так оно и есть, — согласился лорд Ратссон, но его голос звучал по-прежнему уныло: — Датские законы о правах сыновей сестер уже давно не применяются. Хьюги попытались силой взять Ратссон, но их разбили, поэтому Лайонел вынес это дело на суд следующего короля — Вильяма Первого или Бастарда, но вновь проиграл. Однако желание владеть Ратссоном крепко засело в их мозгах, и старший сын Хьюга возобновил притязания, когда королем стал Вильям Руфус. К счастью, Руфус умер так и не приняв решение. Затем на трон взошел Генрих. Так как я был его близким другом, то Хьюг, а он не дурак, перестал нам угрожать.

— Но тогда сэр Лайонел не имеет права требовать, — заметил Хью, — ни Ратссон, ни даже Тревик, если во времена Вильяма Бастарда было принято решение не в его пользу.

Лорд Ратссон засмеялся, но в голосе его чувствовалась горечь.

— Нет, он не может требовать, но кто отстоит наши права и сразится с ним?

— Я! — воскликнул Хью, с трудом сдерживая радость: — Лорд Ратссон, я сделаю это.

Ратссон, который перед тем тяжело опустился на стул и сидел, глядя невидящим взглядом, приподнялся и внимательно посмотрел на Хью, но вскоре снова грузно опустился в кресло и покачал головой.

— Нет, нет! Он убьет вас, и все останется по-прежнему, но я буду считать себя виновным в вашей смерти.

— Я еще не встречал человека, который мог бы меня одолеть, — тихо отметил Хью и улыбнулся: — Правда, мой хозяин сэр Вальтер, когда был еще крепок и силен, мог это сделать, но в то время я был подростком. Видели ли вы как сражается сэр Лайонел?

— Видел его отца и не смог бы найти такого воина, который сразился бы с ним.

— Сейчас у вас есть такой, — настаивал Хью. — Можно, я поскачу в Морпет и скажу об этом де Мерли?

— Отчаянный и упрямый. — Ратссон ввдохнул, печально глядя на него: — Вы — истинный сын Маргарет.

Хью засмеялся, и, хотя старик еще колебался, знал: дальнейшие возражения лорда Ратссона — только успокоение его совести. Действительно, тот сопротивлялся недолго и попросил Хью называть его дядей Ральфом. За обедом вновь обретенные родственники много говорили, особенно о сэре Лайонеле.

Хью рассказал, что у него есть друзья, и при необходимости он сможет заручиться поддержкой сэра Вальтера Эспека и архиепископа Тарстена. А сам узнал о Хьюге даже больше, чем о своей семье. Два брата его матери погибли в сражении, остальных: еще двух братьев, их семьи, тетю и больше половины деревни унесла чума. Выжил только дедушка. Он узнал, что его семья стала знатной недавно, но это не прибавило им ни богатства, ни власти. Ральф не был возведен в рыцари, и потому король Генрих пожаловал своему другу титул барона.

Закончив обедать, они разместились у камина и продолжали беседу, обсуждая в деталях вопрос о притязаниях сэра Лайонела Хьюга. Хью очень обрадовался, когда узнал, что дядя займет верхний этаж дома одного из городских торговцев на все время, пока будет длиться турнир. Он не имел понятия как сэр Джон Белей или де Мерли относятся к Лайонелу Хьюгу, и поэтому не хотел селиться ни у одного из них. Хью ожидал очень многого от турнира и стал высказывать свои соображения на этот счет, но вдруг обнаружил, что дядя Ральф его не слушает.