Гобелены грез - Джеллис Роберта - Страница 63

Одрис медленно подошла к кровати. Рядом с ней стоял небольшой столик, в котором хранился ящик отца Ансельма для письменных принадлежностей. Она пододвинула стул к столу и открыла крышку ящика, чтобы достать перо и небольшой лист пергамента. Механически проверила кончик пера и, найдя его тонким, начала открывать восковую пробку небольшой глянцевой чернильницы, которую игриво держал в своих объятиях изящной работы медвежонок, лежащий на спине. Она посмотрела на маленькую фигурку отсутствующим взглядом. Ее дядя привез эту чернильницу, возвратившись из одного из редких посещений двора короля Генриха. Он грубо бросил чернильницу ей и проворчал:

— Ох, уж эти твои звери! Я не мог выбросить тебя из головы, когда однажды увидел эту безделицу. Я все же думаю, что девочке не подобает писать, но возьми ее. Она для тебя.

Тогда она была больше напугана, чем обрадована, но сейчас воспринимает все по-другому. Ее глаза на мгновение остановились на медвежонке, затем она обмакнула перо в чернила и начала писать:

— От Одрис из Джернейва сэру Хью Лайкорну с наилучшими пожеланиями. Если у тебя все в порядке, то у меня тоже. Любимый, я должна опять попросить у тебя извинения за столь короткое письмо, но я очень огорчена странностями на моем полотне, и у меня нет настроения писать. Скажу только одно. Я остаюсь верна желанию быть с тобой, и только с тобой. Если бы это зависело от меня, я бы следовала за тобой и жила, без страха и сожаления, где бы ты ни предложил мне. Но как и твоя жизнь находится не только в твоих руках (и это, по-моему, верно и хорошо), моя тоже не вся принадлежит мне. Ты правильно пишешь, что о таких вещах лучше говорить, чем писать. Когда ты приедешь, я найду время и такое место, где мы могли бы обсудить все вдвоем с глазу на глаз. Прощай, свет моих очей, до встречи. И да поможет нам Бог. Увижу тебя сама и обниму!

Она дважды перечитала его, скрутила, залила воском и приказала Фрите отнести Морелю на нижний двор. В письме было достаточно заверений, чтобы не вызвать у него чувства безнадежности, но также достаточно предупреждений, чтобы подготовить Хью к неприятности. Когда он приедет, она покажет ему гобелен, и тогда они решат, как лучше поступить. И, возможно, что-нибудь произойдет, что поможет мне ответить на его вопрос, до его приезда, думала она, ласково и бережно опуская его письмо в ящик. Потом она убрала перо и закупорила чернильницу.

Неделю спустя Одрис едва могла заставить себя выехать из замка, хотя у соколов вылупились птенцы, и ей нужно было заглянуть в гнезда, чтобы выбрать лучших. Большая часть ее работы в саду была выполнена; ей нужно было только выбрать, какие ранние цветы и молодые листья пригодны для сушки, — потому у нее не было важных причин, чтобы остаться в Джернейве, но она ждала, что Хью в любой момент может появиться у ворот, и, где бы она ни была, прислушивалась к окликам стражи. Тем не менее появился снова Морель, а не Хью, и принес на словах сообщение сэру Оливеру и такую же короткую записку для Одрис, которую незаметно отдал Фрите.

Без каких-либо приветствий Хью писал: "Если тебе душа моя, грозит опасность, скажи Морелю, и я немедленно примчусь и буду твоим щитом. Но, если странности на твоем полотне не грозят ничем, я пока помочь не смогу. Мой дорогой крестный отец архиепископ Тарстен скрывал от всех, что очень устал от всех встреч с королем Дэвидом. По незнанию, а он не жаловался, или, возможно, потому что желал быть с тобой как можно быстрее, я, совершенно не щадя его здоровья, довез его аж до Джедборо. Тут, наконец, он сдался и признал свою болезнь. Мои глаза открылись. Боюсь, что нам придется остаться здесь на несколько недель, пока Тарстен не окрепнет. "

Записка заканчивалась так же внезапно, как и начиналась. Одрис вздохнула, догадавшись, что он с трудом укрощал свое сильное нетерпение и поэтому не отважился выразить чувства, которые его переполняли. И все же, говорила она себе, его чувства должны немного остыть: она ведь стала спокойнее — прошло время и стерло переживания от удара при виде гобелена, хотя она до сих пор не получила ответа на вопрос: откуда исходит эта опасность или как отговорить Хью от поездки в Нормандию? Поэтому она написала письмо, в котором успокаивала Хью. Она писала, что ее картина скорее загадочна и не несет угрозы. Она также выразила беспокойство о здоровье Тарстена и согласилась с решением Хью остаться с ним. В конце послания она напомнила ему, что они еще достаточно молоды, но у них нет времени, чтобы уделить друг другу больше внимания.

Они оставались в Джедборо дольше, чем предполагали. К середине августа Тарстен еще недостаточно окреп и не мог самостоятельно переходить из своей комнаты в сад, который рос во дворе замка, где они остановились. В августе также пришло в Джернейв длинное письмо от Бруно из Нормандии. Оно очень обрадовало Одрис и не только потому, что оно принесло уверенность, что ее сводный брат здоров и находится в безопасности, но и потому, что в нем сообщались новости, узнав о которых, Одрис решила, что нелепо было бы Хью собираться в Нормандию. Сэр Оливер был больше, чем Одрис, обрадован этими известиями. Он рад был узнать, что Бруно здоров и что король Стефан благоволит нему, но другие известия озадачили его.

К концу августа Тарстен смог начать путешествие снова, но Хыо разрешал ему проезжать каждый день небольшие расстояния. Поэтому они не достигли аббатства Джерроу и к началу сентября. Там Хью оставил Тарстена на два дня, чтобы тот отдохнул. Сам он расплатился с воинами, которые прибыли из Нортумбрии, оставив часть их в Ньюкасле, а остальных в Прудхоу. Он находился в шести лье от Джернейва и подумал, что это не так уж и далеко и можно было бы нанести визит вежливости, если бы у сэра Оливера не возникли сомнения по поводу его приезда.

Он выехал, так и не придумав предлога для своего визита, через час с лишним после обеда. Не доезжая до крепости, решил остановиться. В страстном нетерпении он долго прождал там, находясь под палящими лучами полуденного солнца. Он надеялся, что не встретится с сэром Оливером, и поэтому едва мог сдержать вздох облегчения, когда услышал то, что ожидал — хозяин замка наблюдал за жнецами в поле.

Последний раз отчаянно пытаясь успокоиться, он спросил, где находится демуазель Одрис, и узнал, что она была в саду. Облизывая пересохшие губы и стараясь успокоить неровное дыхание, Хью пересек двор замка, обогнул небольшую часовню и очутился в самом прекрасном саду, который он когда-либо видел. Сад так благоухал острым ароматом трав, сладким запахом цветов и созревающих Фруктов, так пестрел разнообразными красками, что на какое-то короткое мгновение Хью отвлекся от желания, которое горело в нем. Из тени вышла Одрис.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Они знали, что не должны бросаться друг другу в объятия. Тогда Хью низко поклонился ей, а Одрис повернулась и сказала садовнику, который все еще был в тени:

— Иди и забери остальных с собой. Мы закончим это завтра. Гостю моего дяди нельзя мешать, если он хочет прогуляться по саду.

И пока сервы поспешно удалялись, он медленно направился к той, которая так его притягивала, и взял руку, которую она, как полагалось, протянула для поцелуя. Он прошептал:

— Я спокоен. Я вижу тебя, и я спокоен. — Он посмеивался радостно качая головой. — Если бы ты знала, какие я видел сны эти месяцы, ты бы в ужасе убежала от меня.

Она сжала его руку, которая все еще держала ее.

— Сомневаюсь, — ответила она, смеясь.

Она потянула его по дорожке, которая вскоре раздваивалась, справа и слева огибая клумбу с благоухающими розами. За клумбой была лужайка, скрытая со всех сторон. Высокие кусты роз отделяли ее от всего сада, фруктовые деревья, выращиваемые на шпалерах вдоль стены замка, защищали лужайку слева. Высокие наперстянки росли напротив роз и какие-то растения, которых Хью не знал, «дремали» на клумбах у внешней стены справа. В саду в Хелмсли было такое же место, где в погожие дни леди Аделина со своими девушками располагалась среди подушек, они вышивали, разговаривали и просто дышали свежим воздухом.