Бык из моря - Джеллис Роберта - Страница 19

Эту дверь она без всяких предосторожностей распахнула настежь и уверенно шагнула внутрь. Света тут было море — в основном от ламп, подвешенных на цепях к потолку; от них исходило странное белое сияние, куда более яркое, чем золотистое пламя горящего масла, и совершенно бездымное. Но Ариадна видела эти лампы и прежде, так что, едва бросив на них взгляд, она перевела его на большую загроможденную комнату. Первым ее чувством было облегчение: матери она не увидела. Потом девушка заметила какое-то движение. В дальнем конце помещения, в левом его углу, над большим столом склонился Дедал. Он быстро поднял голову — и встретился взглядом с Ариадной.

Перед ним — успела заметить Ариадна — на столе под снежно-белым покровом лежало нечто, но Дедал сразу же рявкнул:

— Ты что тут делаешь? Убирайся!

— Но, Дедал... — начала Ариадна.

Покров исчез, словно свалившись с остова, на котором держался; остов показался Ариадне смутно знакомым, но и он пропал так же быстро, как покров — может, бесшумно упал на пол? — и девушка не сумела толком его разглядеть. А его место — выпрямляясь, точно до того склонялась над столом — заняла Пасифая.

— Вон! — проревел Дедал, обходя стол и явно намереваясь вытолкать Ариадну из мастерской, если она не уйдет сама.

— И чтоб я тебя здесь не видела! — добавила Пасифая. Губы ее приоткрылись, обнажая зубы в гримасе то ли ярости, то ли боли. Глаза с красными прожилками были выпучены так, что, казалось, стали почти круглыми. Прическа ее походила на крысиное гнездо. По лицу ее — в ярком свете Ариадне отлично было видно — бежали морщины. — Клянусь, — прошипела Пасифая, — я уничтожу тебя, уничтожу твой храм, навек изгоню с Крита твоего божка — посмей только помешать мне!

— Вон!..

Ариадна попятилась за порог и захлопнула за собой дверь. Задыхаясь — однако не потому, что испугалась угроз, — она прислонилась к грубо обработанному камню простенка. Пасифая явно обезумела. Девушка зажала ладонями рот и закрыла глаза. Федра права. Мать замыслила что-то ужасное — и непоправимое. Но что?..

Взяв себя в руки, она двинулась по коридору назад к лестнице. Поднималась она медленно, ее все еще трясло от случившегося в мастерской. «Что же я видела, — спрашивала она себя. — Белый покров, остов — из дерева? Или металла?» И вдруг Ариадна поняла, почему остов показался ей знакомым. Он походил на скелет лошади или коровы... а может — быка? Белый покров и бычий скелет...

Добравшись до веранды мастеровых, Ариадна опустилась на скамью одной из высеченных в стене ниш и задумалась. Поддельный бык? Дедал создает поддельного белого быка? Но зачем? Пасифая собралась заменить им настоящего Посейдонова быка, а того, как и велел Посейдон, принести в жертву и тем привлечь к себе внимание бога? Если цель ее такова, Ариадна ей не помеха; чтобы заручиться ее молчанием, не было нужды угрожать. Она с радостью согласилась бы, чтобы бык из моря умер, и не важно, что это разгневало бы Миноса.

Нет, сказала себе Ариадна, не принести в жертву быка Посейдона замыслила ее мать. Минос, узнав, чего хочет Пасифая, повелел Дедалу подчиниться. Да, но Федра сказала, выглядел он так, будто ему оторвали яйца... Чепуха какая-то! Если его убедили принести быка из моря в жертву — он сделал бы это сам, не доверяясь Пасифае, и не нужно было бы заменять настоящего быка поддельным.

Подделка? Блаженные поля смерти, уж не вознамерились ли они пожертвовать Посейдону фальшивого быка? Но бог получил уже трех белых быков и ничуть не обижен. Поддельный бык из прутьев и старой шкуры не обманет его. Если только... Дедал — колдун. Не может ли он, взяв у быка несколько волосков, по капельке слюны и пота и кусочек плоти, так зачаровать подделку, что у нее будет аура истинности, что бык фальшивый и бык настоящий будут ощущаться одинаково? Нет, это тоже чепуха. Зачем создавать быка, если вокруг полным-полно живых, которых Дедал может точно так же зачаровать?.. Ариадна склонила голову набок. Не потому ли Андрогея и Главка послали ловить быка, что на дворцовые стада нельзя бросать тень? Ариадна смотрела на Гипсовую Гору — но едва ли понимала, куда именно смотрит, и вид не дарил ей успокоения. В этих ее рассуждениях оказывалось не больше смысла, чем в прежних. Главным во всем этом было безумное стремление Пасифаи достичь своей цели. Будь то жертвоприношение быка из моря или любого его подобия — Ариадна не видела выгоды, которая могла бы свести с ума Пасифаю и заставить Дедала так ревностно хранить тайну. И что самое неприятное — из цветка вокруг ее сердца исходило ощущение чего-то мерзкого, неправильного, что было в той комнате и чего Ариадна, много раз навещавшая Дедала прежде, никогда там не чувствовала.

Ариадне оставалось только одно. Воспользоваться как предлогом необходимостью поговорить об одежде и навестить отца. Она прошла через веранду и пересекла открытую площадку с колоннами по тбокам. В том ее конце, что выводил на южную веранду личных покоев Миноса, ей с улыбкой кивнул стражник — и пропустил. Ариадна сразу же поняла почему. Веранда была пуста. Минос часто выходил туда, чтобы позавтракать, а порой и занимался там делами. Это было красивое местечко, уютное и тенистое. А двери оказались закрыты. Ариадна почуяла недоброе. В такой ясный день, как сегодня, двери во внутренние покои обычно распахивались настежь.

По коридору Ариадна прошла в дальнюю залу. Здесь дверь была открыта — но, если не считать стражи, комната сейчас пустовала. Ариадна осведомилась, занят ли отец. Ей надо обсудить с ним вопрос об одеяниях, пристойных верховной жрице. Страж — сын кого-то из знати, но имени его Ариадна не могла вспомнить — покачал головой.

— Царь никого не принимает, — пояснил он. — Я отправляю назад всех, даже с государственными делами. Таков данный мне приказ. Не пропускать никого, ни по каким вопросам — пока он лично не отменит или не изменит приказ.

— Уж не заболел ли отец? — тревожно спросила Ариадна.

— Я не видел, чтобы приходил врач. И мне не давали приказа его пропускать.

Поняв, что большего все равно не добьется, Ариадна поблагодарила стража и отправилась восвояси. Медленно брела она лабиринтом зал и переходов, пока не вышла к портику, что вел в бычий двор. Там она уселась на балюстраде и снова мысленно перебрала факты — но ничего нового ей в голову не пришло. Наконец она сдалась и отправилась искать Федру. Рассказав сестре о том, что видела, поведав о своих догадках и о том, что все они скорее всего неверны, Ариадна спросила, что та думает.

К ее удивлению, Федра вздохнула с облегчением. Приносить в жертву поддельного или дикого быка, заявила она, дело опасное, ведь Посейдон может обидеться, но вряд ли он рассердится настолько, чтобы погрузить их остров в море.

Видя, что сестра ее повеселела, Ариадна не стала упоминать о том ощущении ужаса, что нахлынуло на нее в мастерской Дедала. Честно говоря, у нее не было предчувствия, что опасность может исходить от каких-то действий обиженного Посейдона. Ужас был связан с тревогой за обитателей дворца, с теми бедами, которые Пасифая может навлечь на семью, а не на весь Крит. Это ее немного успокоило, и, оставив Федру, Ариадна направилась в святилище. Ей очень хотелось Призвать Диониса, попросить у него совета и утешения — но она помнила о запрете. Бог был так раздражен, когда она попросила его прийти за приношениями, словно ей вменялось в обязанность разбираться с подобными делами самой.

Но в святилище еще оставалось чем заняться. Наложить стазис на новые приношения, внимательно осмотреть то, что сложено в кладовой, расспросить жриц и жрецов об успехах учеников. Ариадна разобралась с делами, поела, наслаждаясь одиночеством, в своих покоях, а затем снова вернулась во дворец. Там ничего не изменилось; никакая беда не постигла их. Равно как и на следующий день, и еще через день. Ариадна начала было тревожиться об Андрогее и Главке — но они возвратились на четвертый день и привели с собой прекрасного, длиннорого и мычащего пленника, злого, но совершенно невредимого; его привязали за домиком, где во время занятий жили участники танцев с быками.