Добыча Беркута (СИ) - Невинная Яна - Страница 30

Очнулся на больничной койке. И сразу вернулась боль, но ее было легче переносить, потому что рядом не глумились избивающие меня зеки, Кристина и ее отец. Но всё же я настороженно огляделся по сторонам в ожидании угрозы. Наткнулся взглядом на Виолу.

Она сидела возле койки, глядя на меня испуганными глазами.

- Лежи, - посоветовала она мне, когда я попытался встать. – У тебя сломаны ребра, внутренние разрывы и трещина в позвоночнике. Но ты поправишься. Просто нужно время. Ты не представляешь, как я волновалась.

- Мы в Москве?

- Нет, конечно. Тебя нельзя перевозить. Лежи и поправляйся. Я всех оповестила.

- Что ты сообщила? Рассказала им правду?

- Нет, как я могла? Кристина звонила почти каждый день и запрещала искать тебя. – Она встала и заботливо поправила одеяло, краем глаза косясь на меня. – Она говорила, что с тобой всё в порядке, но я не верила.

Я откинулся на постель, чувствуя невероятную слабость и шум в голове. Болело буквально всё. Здорово они меня отметелили. Что-то надо было обязательно сделать. Мысли ускользали. Наверное, действовали лекарства.

- Сколько… Сколько меня там держали?

- Неделю. Что они хотели? Что сделали с тобой? Зачем били? – засыпала она меня вопросами, но потом, осекшись, извинилась: - Прости. Не хочешь рассказывать, пока не надо. Понимаю, как тебе тяжело.

Я начал говорить, едва шевеля губами. Виола зажала рот рукой и качала головой, приходя в ужас. А когда я сообщил самое главное, ахнула и вскочила с места, заходив по комнате.

- Ладно. Всё поправимо. Мы что-нибудь придумаем.

- Нам теперь даже не подступиться к Кристине. Она тут же отправит фотки в полицию. Я уже думаю, отсидеть и дело с концом, - мрачно высказал я назревшие мысли, продиктованные отчаянием от безысходности ситуации.

- С ума сошел? – вскинулась Виола. - Не вздумай. Тебя похитили, избили, сфабриковали улики. Стрюков и подельники в бегах, и их обязательно поймают. У них не выгорит ничего.

- Почему ты не сказала мне, что у Стрюковой есть отец уголовник? – спросил я обвиняющим тоном, поймав наконец ускользающую важную мысль.

- Он не представлял опасности, - тут же ответила Виола, будто готовилась к вопросу. - У него срок – вышка за убийство с отягчающими. Кто ж знал, что он сбежит.

- Давай договоримся, что ты впредь будешь мне сообщать о подобных вещах? – предупредил я, морщась от боли.

- Марат, теперь это уже не важно. Или ты что, меня обвиняешь, что сам беспечность проявил? Поехал со Стрюковой в дачный массив, за город. Один… - Виола тоже пошла в наступление.

- Ну поехала бы ты со мной, и что? С тобой бы что похуже сделали. Они совсем отморозки, тупые скоты. Короче, всё. Отрубаюсь. Мне нужно позвонить, Виола. Тачку, телефон – всё забрали.

Она вздрогнула, обняла себя ругами, наверняка радуясь в душе, что не поехала тогда со мной и спаслась.

- Зачем тебе телефон? Кому ты собрался звонить? Тебе надо отдыхать.

Спорить сил не было, но я всё же потребовал, превозмогая боль:

- Телефон, - и протянул руку.

- Хорошо. – Виола вскинула подбородок, будто приняла сложное решение после борьбы с собой, и, мягко коснувшись губами моей щеки, вышла из палаты.

Глава 11

Говорят, перед смертью у человека вся жизнь проносится перед глазами. Я не умирал и был очень далек от этого. Несмотря на боль и туман в голове, адреналин зашкаливал, мысли носились со скоростью метеоров. Я прокручивал всю свою жизнь в картинках перед внутренним взором, чтобы понять, когда же настал гребаный день и час, ознаменовавший отключение моих мозгов. Причем полное. Когда появился невидимый враг и нажал на паузу, чтобы остановить меня и сделать осторожным. Преступно осторожным. Я позволил обстоятельствам выйти из-под контроля. Пустил все на самотек. Или этим врагом был я сам? Враг сам себе.

Когда началась глава моей жизни, окончившаяся нахождением на больничной койке? Беспомощным, растерянным, неуверенным. Не узнавал сам себя. В зеркало стыдно смотреть. Кто я теперь? Где хваленое всемогущество, которым кичился? Один-единственный раз попытался устранить проблему самостоятельно, без вмешательства отца, друзей или сотрудников агентства, и что из этого вышло? Ситуация со Стрюковой показалась мне настолько деликатной, что я никому не мог поручить ее разрешение, да и сам боялся сделать лишний шаг. Вдруг не туда ступлю, вдруг напортачу. Есть определенные табу в мире, в котором я существую. Да и бизнес накладывает обязательства. Кто подаст руку насильнику? Тому, кто покусился на ребенка? Кто захочет иметь с ним контакты, поставлять его агентству престижных клиентов? Боялся, что отвернутся коллеги и друзья, прознав о клевете, которую могут принять за правду. Все знали, что Беркутов спивается, почти конченый стал в тот период. От пьянства до насилия порой одного шага хватает. Знал, что многие поверят не мне, отвернутся, будут обходить стороной и шептаться по углам. Впервые я так испугался, опомнился в один миг и завязал с пьянством. Но разгребать последствия? Я никому не мог довериться, не смел просить о помощи друзей. Никого. Не побежал ни к кому, а понадеялся на свои силы. Хотел решить проблему по-тихому, а она выросла до колоссальных размеров.

Лежа на койке и размышляя, я приходил к выводу, что люди не меняются. Насколько искусственным и лицемерным, ненужным оказалось мое стремление жить правильно, в соответствии с законом.

Куда оно меня привело? Запрещая себе быть самим собой, я подчинился воле других и последовал неверным, чужим идеалам. Постепенно выкристаллизовалось четкое решение, рожденное смутными подозрениями, оброненными вскользь словами, да и просто интуицией.

Не доверять Граевской. Ни на гран. Что она делала за последние месяцы, кроме как сдерживала мои естественные порывы разобраться со Стрюковой по своим понятиям? От нее бы и духу не осталось, сделай я по-своему. Забыла бы, как в мою сторону смотреть, от одного имени тряслась бы и бежала куда подальше спасать свою дешевую шкуру. Тьфу, противно, как представляю, как пресмыкался перед малолеткой по наущению Виолы. Не в буквальном смысле, но в фигуральном точно. Просто молчать, соглашаясь с речами Граевской, - тоже слабость, за которую стыдно.

Надо покончить с обеими разом и поскорее забыть этот прискорбный эпизод моей жизни. Придется кого-то посвятить в свою тайну, кого-то близкого и способного помочь. И кому можно доверять. Есть у меня два друга, два почти брата, уж точно ближе Динара, который в последнее время отдалился. Мои заместители, на которых мог оставить агентство и вот так исчезнуть, не боясь, что всё развалится. Правая и левая рука. Серега Птаха и Стас Лобанов. Мы, как в «Бригаде», с первого класса вместе. На них всегда можно положиться. Любую проблему решат чисто, не подкопаешься. Для экстренных случаев у нас всегда имелся номер телефона. Мало ли что приключится. Телефон могут украсть, он может сломаться или потеряться. Мы обговорили дополнительный способ связи. Я не намеревался валяться в больнице до прихода Виолы, которая отправилась улаживать формальности с моей сим-картой. Российская бюрократия здесь мне в помощь. Пока она оформит новую симку и приобретет телефон, у меня будет время позвонить, чтобы началось осуществление моего плана.

Любезная медсестра поделилась своим телефоном. Еще бы ей не быть любезной, когда отваливают бабки за одиночную платную палату в частной больнице. Я попросил смазливую брюнетку выйти из палаты, чтобы не подслушивала. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Я потерял доверие к людям, видя в каждом угрозу. Дождавшись, пока за ней закроется дверь и раздадутся удаляющиеся тихие шаги, набрал номер. Ответил Птаха.

- Беркут, ты куда пропал? Что случилось? – заорал он в трубку обеспокоенным голосом.

- Много чего, - мотнул я головой, потихоньку освобождаясь от капельницы. - По телефону не хочу. Мне выбраться надо из одного места. Подгони тачку в «ПаркИнн Рэдиссон» в Волгограде и купи билет на самолет до Москвы на ближайший рейс.