Английская наследница - Джеллис Роберта - Страница 57

Эта смерть исключила любые договоренности в целом и с жирондистами в частности. В конце июня потерпело поражение восстание, поднятое жирондистами в Нормандии, и еще одно в Бретани, организованное роялистами. Уже не опасаясь, что их друзья будут штурмовать Париж, остатки Конвента объявили, что жирондисты, которые не уехали, будут преданы суду народа. В результате был принят закон, разрешающий присяжным, выслушав обвинения в течение трех дней, объявлять, что они уже «Достаточно осведомлены», и суд считал дело закрытым. Однако были люди, симпатизирующие жирондистам. Кроме того, военные действия против мятежных провинций повлекли бы за собой большие жертвы. Робеспьер, который стал одной из главных фигур в Конвенте, хотел таким образом отвлечь людей. С другой стороны, надвигались новые трудности. В августе объявили, что Мария Антуанетта, ненавистная австрийка, настраивающая короля против своего народа, будет казнена за свои преступления. Ее перевезли из Тэмпля и поместили в Канцергерскую тюрьму.

К облегчению Роджера, Леония не очень болезненно реагировала на объявление о надвигающейся казни королевы. Ей было жаль Марию Антуанетту, которую, конечно, обвинили и казнили не за те преступления, которые она совершила, однако королева все же была виновата. Не было сомнений, что она пыталась отговорить мужа от реформ, была распутной и легкомысленной. Леония насмотрелась на смерть ни в чем не повинных людей, таких, как Анэ, чтобы ее слишком трогали беды королевской семьи. Каждые несколько дней беженцы, проходившие через ее дом, напоминали, что такая же судьба постигнет тех, у кого никогда не было власти или влияния и кто был осужден без всякой причины кровавым Комитетом общественного спасения.

Не только Роджер и Леония были заинтересованы в судьбе беженцев. Когда роялисты, восставшие в Бретани, потерпели поражение в конце июня, Конвент послал комиссаров искоренить любые ростки мятежа. Пьер Рестор не принимал участия в восстаниях, так как не питал привязанности ни к королевскому правительству, ни к народному. Это не трогало его, он не любил показухи и тихо жил в маленькой рыбацкой деревушке. Большие доходы, которые он получал от нелегальных дел, он превратил в золотые слитки и благополучно спрятал их, так что ни король, ни народ не могли ограбить его.

Пьер был раздосадован, когда в феврале была объявлена война Англии. Немедленной реакцией, понимал он, станет то, что все, даже люди, годами сотрудничавшие с ним, станут думать о нем как о «французе», а возможно, и как о шпионе. Таким образом, с февраля 1793 года до конца июля он ограничил свою деятельность рыбным промыслом. Из-за разрухи в стране пищи не хватало, и он получал за свою рыбу превосходную цену.

Кровавый террор, разразившийся в Бретани после поражения роялистов, не соответствовал представлениям Пьера. Он привык к несправедливости правительства, нажиму, высоким налогам, даже к судебным расправам, но всеобщая резня и заключение в тюрьму, имеющие место в Бретани, подтвердили убеждение Пьера, что все правительства плохи. Он не изменил своей точки зрения, просто пришел к заключению, что одно правительство хуже, чем другое. Он не собирался, сделав этот вывод, сражаться за новое правительство. Пьер стал делать все возможное, чтобы покончить с нынешним правительством, разрушая режим.

В то время когда Роджера вовлекли в сети де Рочевиля, Пьер снова занялся контрабандой, только теперь его товаром стали люди. В большинстве случаев это оказалось, к его удовольствию, не менее выгодно, чем перевозить вино и кружево. С одной стороны, эмигранты так хотели уехать, что предлагали Роджеру больше денег на килограмм веса, чем равная порция брэнди. С другой стороны, измученный, напуганный человеческий груз с радостью принимала английская сторона. Первый раз в жизни Пьеру не нужно было избегать морских и таможенных судов. Иногда английские корабли брали беженцев на борт, иногда его эскортировали до ближайшего порта, чтобы высадить пассажиров. Это сделало пересечение канала быстрым, тихим и спокойным делом и позволило чаще совершать поездки.

Во многих районах Франции у людей появилось отвращение к нынешним лидерам. Идеализм и подъем духа, повлиявший на свободный от налогов вывоз ликера, резко пошел на спад. В ноябре 1793 года через старую тайную сеть Пьеру пришло известие, что, скорее всего его старые заказчики сидят на мели и вино и брэнди будут высоко цениться. Кроме того, он уже несколько месяцев беспокоился, как продвигаются дела у Роджера. Прошло много времени с тех пор, как он видел своего друга. Итак, в первую неделю декабря, погрузив товар, он направился к Софт Берсу с большими предосторожностями, так как не хотел, чтобы его арестовали как французского шпиона. Однако лендлорд оказал ему весьма сердечный прием, даже личный, ему передали письмо сэра Джозефа и еще одно, написанное в сентябре.

В тишине гостиной лендлорда Пьер прочитал их. Первое заставило его нахмуриться и уныло присвистнуть. После второго он мрачно и непристойно ругнулся. Сэр Джозеф сообщал, что он получил последние новости от Роджера месяц назад. Один из беженцев оказался знакомым Леонии и Роджер использовал эту возможность, чтобы послать сообщение отцу. Сэр Джозеф знал теперь адрес магазина на улице Кордэ и переслал его вместе с информацией о том, что он очень беспокоится об исходе переговоров. Пьер забеспокоился сильнее сэра Джозефа, так как верил ужасным историям, которые рассказывали беженцы. Пьер видел комиссаров Комитета общественного спасения в работе.

Он не сообщил о своих страхах отцу Роджера. В записке он написал, что получил письма, и просит узнать что-то новое и послать ему. Однако, обдумав все, он пришел к выводу, что Роджер попал в серьезную беду, и решил, что нужно вытащить его из Парижа как можно скорее. Пьер не смог немедленно начать действовать. Когда он вернулся домой, нашел срочное послание, касающееся перевозки беженцев. Как бы он ни стремился спасти Роджера, он не мог проигнорировать опасное положение своих будущих пассажиров или значительную сумму, предложенную ему за перевозку.

Пьер сделал быструю ходку, погода была скверная, и пока он боролся со штормом на обратном пути, чудесная идея осенила его. Почему бы ему не появиться в Париже? Не на «Бонне Люси», конечно, а на маленькой рыбацкой шхуне, которая сможет пройти по Сене. Если он рыбачил и был сбит с курса штормом, вполне резонно для него разгрузить рыбу в Париже, не ожидая, пока она испортится. Гораздо легче, думал Пьер, и быстрее организовать побег Роджера на лодке. Достать подходящий корабль не было проблемой, но Пьер три недели рыбачил и продавал рыбу, пока шторм не отнес его в нужном направлении. Задолго до того как Пьер придумал это, Роджер и Леония оказались в гораздо большей опасности, чем думали сэр Джозеф и Пьер. Несмотря на то, что их перестала интересовать судьба королевы, их снова вовлекли в заговор по ее спасению.

В ночь на первое августа Фифи предупредила Роджера и Леонию, что кто-то идет по аллее. Было уже поздно, и они собирались спать. Роджер в спешке связал стеганые одеяла, которые они использовали в качестве постели, и спрятал, пока Леония рванулась наверх, чтобы предупредить гостей, находившихся в доме. Роджер напряженно ждал. Возможно, это был вор или у кого-нибудь возникла причина тайно посетить один из домов. Если нет, то пришла беда. Де Рочевиль никогда прежде не посылал две группы гостей одновременно, он всегда предупреждал о них.

Пришла беда, но не та, которой боялись Роджер и Леония, не та, которую ожидали гости, сгрудившиеся у потайной двери, готовые выскочить сразу, как только услышат протестующий голос Роджера: «Здесь никого нет кроме моей жены, она уже в постели, спит». Напротив, это был де Рочевиль, напряженный от волнения.

— Я перевезу людей завтра, — сказал он, — и здесь никого не будет до второго сентября. У вас будет только одна гостья ночью, леди, великая леди.

Услышав тихие голоса, Леония прокралась вниз по лестнице, спустилась и ее глаза встретились с глазами Роджера поверх головы де Рочевиля.