Король Теней (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик - Страница 102

Мак подошел к первой лошади, которая лежала на земле, ее бока вздымались, а оплавленная плоть стекала на землю. Он зарядил один из пистолетов.

— Я думаю... это Виксен, — сказал Лэнгстон. — Да, сэр... это она…

Выстрел заглушил его голос. Виксен — если это действительно была она, поскольку Мак не мог сказать наверняка — лягнула один раз, прежде чем замереть навсегда.

Мак положил пистолет на место и достал другой, когда они подошли к тому месту, где лежало второе животное, издавая звуки агонии, которые были похожи на рыдания маленького ребенка. Мак зарядил пистолет и вытянул руку.

— Я думаю, что это…

Выстрел из пистолета помешал Маку услышать имя, если Лэнгстон действительно мог узнать, что это было за обгоревшее существо. Затем они направились к третьей лошади, которая стояла, дрожа. Она почернела от огня, если не считать больших ран с красными краями, опаленных до самых мышечных связок.

— Звезда на лбу, сэр... это же...

Голос Лэнгстона внезапно сорвался. Мак закончил заряжать первый пистолет. Белая звезда на лбу, освещенная злым танцующим светом, не сгорела. Он выстрелил Безупречному Парню в голову, лошадь сразу рухнула на землю.

На свинцовых ногах и с тяжелым сердцем Мак, спотыкаясь, направился к последней лошади. Лэнгстон последовал за ним, держа коробку с пистолетом на расстоянии вытянутой руки, как будто это был предмет, внушающий ему страх. Когда они добрались до животного у ворот тренировочного трека, они услышали шипение его мяса, а обожженная шкура все еще дымилась.

Лошадь подняла голову, заржала при их приближении и, пошатываясь, завалилась на бок и сразу же попыталась встать. Это была отчаянная борьба. Когда Мак перезарядил второй пистолет, животное дернулось, поджало под себя передние лапы и встало на ноги.

— Немезида, — сказал Лэнгстон. — Это…

— Замолчи.

Голос Мака был тихим и напряженным, потому что он тоже видел остатки рыжей гривы и то, что осталось от хвоста того же цвета. Морда лошади превратилась в багровую яму ужаса, плоть с обеих сторон была обведена черным, а оба уха отсутствовали.

Когда Мак с заряженным пистолетом он шагнул вперед, взвел курок, чтобы выпустить смертоносную пулю, Немезида попятился и снова упал с грохотом, от которого задрожала земля у них под ногами. Почти сразу конь начал карабкаться, чтобы встать, когда на землю хлынула струя крови, похожая на ужасный восклицательный знак.

— Он хочет жить! — выдохнул Лэнгстон.

Внутри Маккавея ДеКея что-то надломилось. Ярость, какой он никогда прежде не знал, охватила все его существо, заставив его трястись подобно тряпичной кукле в руках обезумевшего маньяка. Тело покрылось липким потом, губы скривились, обнажив сжатые зубы. Он повернулся и направил пистолет прямо в голову Лэнгстона. Его рука дрожала, палец лежал на спусковом крючке и пол-унции давления отделяло его от цели.

Управляющий конюшней стоял неподвижно, но его глаза расширились.

— Сэр? — выдавил он. — Сэр? Пожалуйста. Вы не в своем уме…

— Поставь коробку на землю, — ледяным голосом скомандовал Мак. — Немедленно.

Требование мгновенно было исполнено.

— Отойди от меня.

Лэнгстона не пришлось уговаривать. Когда он отошел достаточно далеко, Мак снова повернулся к Немезиде и увидел, что животное опять поднялось на колени и все еще пыталось встать, его голова моталась назад и вперед с усилием.

Он хочет жить.

Мак взвел курок пистолета, поместил его ствол на расстоянии трех дюймов от желаемого места попадания и израсходовал оставшиеся пол-унции.

Бах!

И все закончилось.

Мак некоторое время стоял в оружейном дыму — он и сам не знал, как долго — глядя вниз на мертвую лошадь. Его лицо было неподвижным, как маска, но внутри он рыдал.

Он поднял коробку, положил второй пистолет в углубленное отделение и закрыл крышку.

Бредя обратно туда, где все еще рычал и извивался огонь, уничтожая конюшню, Мак размышлял о том, как мог быть совершен этот зловещий поджог. За конюшней, возможно, следили… или же Бакнер на примере работы собственной конюшни знал, что ночной сторож заканчивает свой последний обход около часа ночи, а утренняя кормежка начинается в четыре. Лэнгстон был прав: для выполнения этой задачи требовалось несколько человек, которые работали согласованно. Наверняка Бакнер пообещал мучительную смерть любому, кто мог нарушить его план.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мак стоял на некотором расстоянии от своего отца, сидящего на земле. Они оба смотрели, как огонь продолжает пожирать все вокруг, а во всех стороны разлетаются красные угольки. Мак боялся утра, когда он не увидит ничего, кроме пепла и костей, и ему придется пойти туда… не для того, чтобы осмотреть повреждения (это было бессмысленно), но для того, чтобы найти среди обломков медную табличку, на которой было выгравировано имя Янгер.

Мак шагнул к своему отцу, который попытался встать, но не смог. Лишь с помощью Харди ему удалось подняться на ноги после нескольких неудачных попыток. В тусклом свете Мак увидел, как запали глаза его отца. На бледном искаженным страданиями лице блестел пот.

— Все кончено, — сказал Мак.

Отец снова уставился на него, как на незнакомца. Его рот открылся и закрылся, открылся еще раз и выпустил струйку слюны на нижнюю губу.

— Немезида… — призрачным шепотом сказал он.

Мак увидел, как глаза его отца закатились, левая сторона лица от виска до подбородка будто запульсировала, а потом Рубен ДеКей рухнул на землю, и это было последнее слово, которое он произнес в своей жизни.

Глава тридцать девятая

Через пять дней после пожара, когда на поместье ДеКеев обрушился короткий летний ливень, доктор Джейкобсон откинулся на спинку стула рядом с кроватью Рубена и сказал:

— Он преставился.

Мак кивнул. Он оторвал взгляд от тела, приобретшего грифельно-серый оттенок. Лицо Рубена было спокойным, как будто он просто спал, и в каком-то смысле это казалось Маку милосердием.

Доктора Джейкобсона вызывали из Лондона в субботу утром, и он находился подле больного все последние дни, ставшие для всего поместья тяжким испытанием. Доктор и Мак проводили часы у постели больного, наблюдая за медленным приближением его смерти. Ничего нельзя было сделать. ДеКей старший так и не очнулся от своего обморока, охватившего его после пожара. Он не мог ни есть, ни пить, а попытки доктора Джейкобсона влить воду через воронку ему в горло приводили только к конвульсиям и вытеканию воды наружу.

В понедельник вечером, когда они сидели в комнате больного и прислушивались к его неглубокому дыханию, доктор открыл свой чемоданчик и достал маленькую бутылочку, наполненную мутной белой жидкостью.

— Если вам угодно, — начал Джейкобсон, — я несколько раз был свидетелем подобного состояния. Без пищи и воды — особенно без воды — он очень скоро покинет нас. Сейчас, говоря это… я просто хочу дать вам понять, что я видел пациентов, которые проходили через это испытание мучительно, и для их домочадцев это было настоящим адом без надежды на улучшение. Вы ведь понимаете, что он не поправится?

Надежда, которая теплилась в душе Мака, сморщилась и посерела. Он понял, что никакой помощи ждать не приходится.

— Понимаю, — бесцветно произнес он.

— Я предлагаю вам подумать. — Джейкобсон поднес бутылочку к свету лампы. — Вот эликсир, приготовленный из растительных компонентов, который я — с разрешения скорбящих семей — использовал, чтобы облегчить страдания и больного, и его близких. Немного этого снадобья должно попасть на язык, чтобы в течение часа Небесный сон принял своего путешественника.

— Это яд, — вяло сказал Мак.

— Скорее бегство от всех бед. В моем опыте работы с такими случаями я видел, как тело начинало выгибаться и корчиться… и, полагаю, это не та картина, которую хочется запечатлеть о своем близком человеке в памяти. Честно говоря, я не знаю, как долго протянет Рубен, прежде чем… — Он замолчал и не стал доводить мысль до конца. — В любом случае, я оставляю выбор за вами.