Девочка в реакторе (СИ) - Котова Анастасия - Страница 59

— Увези меня отсюда!..

— Как скажешь, красавица.

Она напоследок проводила былое место пребывания и расслабилась.

…— У меня никогда не будет семьи! Не будет, понимаешь?! С такими умениями я обречена на одиночество! Кто возьмет меня в жены, кто? Ты? Он? Кто?! Я не хочу вечно гнить в лабораториях и реакторах, меня не устраивает та жизнь, которую я вынуждена жить!

— Не все строится вокруг семьи, милая моя. Мне пятьдесят три, у меня не осталось ни близких, ни друзей, ни родственников, уже больше двадцати лет сам по себе. И мне, как и тебе, не нравилась моя жизнь. А что делать? Жить нужно в любом случае. Если у тебя есть эти способности, значит, тебе их дали не просто так.

— Нет, ты не понимаешь! Ты не был на моем месте…

“Вы все ничего не понимаете…”

…— Я нахожусь в очень странном месте. Я попала сюда, чтобы выяснить обстоятельства смерти академика Валерия Легасова, который покончил с собой несколько дней назад. Это лаборатория, где по последним имеющимся у меня данным проводились опыты над детьми для свержения советской власти. Этот человек все еще здесь! Он дал мне уйти, но я заблудилась, и не могу найти выхода! Если вы найдете это видео, знайте, я пришла сюда, потому что двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года…

Книга пятая. "Девяностые" Глава I

— Хто?!

Высокий металлический забор преграждал путь. Спустя несколько лет здесь будет стоять вполне привычный для современности шлагбаум, но даже с такой охранной системой попасть на территорию особого контроля — она же Чернобыльская Зона Отчуждения — попасть будет непросто.

Под ногами хрустел снег. Первые снежинки упали на пока еще зеленую траву, но не спешили таять. В тот день температура стояла ниже обычного — на градуснике показывало приличный минус. Для сентября такое явление из ряда вон выходящее — до середины октября стоит теплая, почти летняя, погода, солнце, легкий зной, ночью становилось прохладно, а днем жарко.

Из маленькой будки выскочил мужчина в тулупе.

— Ти що тут забула? Пішла геть звідси!

На бледном маленьком личике появилась издевательская усмешка. Вокруг глаз собрались мелкие, едва заметные, морщинки. Прикосновение сентябрьского холода не мешало девочке в школьной форме преодолеть несколько тысяч метров, чтобы добраться сюда, откуда ее увезли три года назад.

Зрачки заполнились ядовитым красным светом. Стаи птиц взлетели высоко в небо, поднятые пронзительным визгом. Неведомая сила заставила мужика в тулупе взлететь, а затем, перевернувшись несколько раз в воздухе, упасть и потерять сознание. Бедолага распластался по украшенным мелкими льдинками асфальту.

Сознание перенеслось по другую сторону забора. Невидимая рука нажала на красную кнопку, раздался щелчок, и ворота, нехотя, медленно, отворились, открывая пустующую асфальтированную дорогу. Девочка едва не скользила по промерзшей после холодной сентябрьской ночи земле и хищно улыбнулась, когда дядьки в зеленых униформах с автоматами наперевес бросились к ней навстречу. Резко хлопнула в ладоши и растворилась подобно миражу.

Один за другим падали солдаты к ногам маленькой мерзавки, оглушенными острыми ударами.

Дорога была свободна.

Девочка поправила юбку и двинулась в сторону атомной станции.

Глава II

— Да-а, хорошие были люди, достойные товарищи, всегда подставят свое плечо, все расскажут, все объяснят. Эх… Нам очень сильно их будет не хватать, земля им пухом. — И провозгласивший замолчал, вливая в себя сто граммовую рюмку водки. А потом резко вытер рукавом куртки покрасневший нос и отставил рюмку, сморщившись.

Александр промолчал, опустив взгляд. Тяжело вздохнул, прокручивая в голове моменты, воспоминания будто бы из прошлой жизни: когда на станцию пришла весть о смерти Бориса Щербины и самоубийстве Легасова, все присутствующие погрузились в траурное молчание. Большая часть людей, занимавшаяся ликвидацией аварии, умерли в ближайшие пару лет — от радиации, от смертельных болезней и несправедливости жизни. Хотя на ЧАЭС по-прежнему находилось много людей, многие приезжали в Чернобыль чисто из-за заработка, но старые приятели, знакомые лица канули в лету, словно их и не существовало никогда.

Боровой до сих пор помнил случай, произошедший осенью восемьдесят шестого. Председатель, он же Борис Щербина, вместе с Валерием Легасовым находились на втором этаже чернобыльского штаба. Его кабинет располагался прямо под ними. В небольшом кабинете, у самой стены, стояли три широких, деревянных, пустых стола, за одним из них и сидел Александр, переворачивая раз за разом документы, принесенные кем-то из персонала со станции.

— Александр Александрович, поднимитесь-ка, пожалуйста, к нам в кабинет, — спустившийся Легасов тут же исчез за дверями кабинета.

Боровой перечить не стал, собрал все свои бумажки и поспешил следом за академиком.

— Вы в курсе, что радиация над развалом увеличилась в четыре раза? Сегодня пилоты зарегистрировали. И ваши физики зарегистрировали подъем температуры в нижних помещениях, под взорванным реактором. И на площадке активность фильтров, сквозь которые прокачивают воздух, в десятки раз возросла. Складывается впечатление, что в блоке началась неуправляемая цепная реакция. Давайте, выясняйте причину. Быстро и доказательно. Времени могу дать два часа. Не выясните точно, что это не ядерная опасность, будем объявлять тревогу и выводить людей с площадки. Сегодня у нас тысячи людей там работают. Времени больше дать не могу.

Александр едва слышно выругался себе под нос и спустился к себе в штаб. Вслед за ним вошел незнакомец, молодой мужчина, на вид которому лет тридцать — тридцать пять, сухощавый, высокий, темноволосый. Он предоставил недоумевающему ученому корочку и произнес:

— Попрошу вас, Александр Александрович, подписать все необходимые бумаги. Если вы не сделаете то, о чем я настойчиво вас прошу, то вы вынуждены будете понести ответственность за отказ компетентным органам.

“Час от часу не легче…”

— Ладно, давайте свои бумажки. Где расписаться?

Мужчина показал пальцем на маленькую черточку внизу документа:

— Вот здесь и здесь. Спасибо, Александр Александрович. Всего вам доброго!

В тот же день начался облет разрушенного реактора. Александр вместе с вертолетчиком пролетали над черной пастью энергоблока раз за разом, но специальные приборы ничего не показывали. Проведя бессонную ночь, незадачливый физик-ядерщик вновь отправился на поиски радиоактивной утечки — и снова ничего. Уже на третий день, кое-как разобравшись, Боровой, выйдя из вертолета, начал сильно кашлять и задыхаться будто от нехватки кислорода.

Удушающий кашель мешал спать, несчастный ученый промучился до самого утра и, не спавши, отправился на правительственное заседание, где ему предстояло рассказать о результатах исследования.

Александр, едва переступив порог штаба, рухнул на пол без сознания — голова в один миг закружилась, ноги подкосились, и все это время ему казалось, что он крепко спит, погрузившись в сон. Сначала его трясли как мешок с мукой, и, когда ученый не пришел в себя, военные подхватили его под руки и надавали пощечин. А потом усадили, когда физик-ядерщик распахнул веки и с удивлением уставился на людей, сидящих в зале.

Он попытался затесаться в углу, но заметил пристальный взгляд председателя:

— Что нам скажет наука, если она, конечно, уже проснулась?

С ним остался и Игорь Костин, тот самый фотограф, что с первых дней аварии находился на станции и делал множество фотографий, рыская то тут, то там, раздражая своим присутствием немолодого ученого. Конечно, это были его личные тараканы — Мила бы никогда ему не изменила, даже если бы осталась одна среди мужчин, — но мужское самолюбие неистово страдало, исподтишка зализывая раны.