Лич на стажировке. Часть 1 (СИ) - "Алаис" - Страница 22

Последнюю фразу Альд произнес с неожиданной для меня тоской. Я поняла, что в какой-то степени даже сочувствую подселенцу, ведь ему было не менее — даже еще более — одиноко, чем мне. Причем его одиночество длилось несоизмеримо дольше моего, если верить обрывочным сведениям о том, кем он был, когда умер и сколько с тех пор пробыл бесплотным духом на задворках полуразрушенного соседнего мира. И если я сейчас хотя бы находилась в своем времени, пусть и не на своем месте, то он для окружающей его действительности вообще был чужим. Реликтом, пытающимся понять, что вообще происходит-то. И почему-то не спешащим заявить о себе. Впрочем, судя по его реакции, разница в сколько-то там столетий не особенно сказалась на обстановке — все так же прут твари среднемирья и восстают мертвецы, а некромаги пытаются с этим хоть что-то сделать. Но вопрос о причинах скрытности оставался открытым...

— То, что ты не лишена эмпатии, конечно, неплохо. Но контур все-таки поставь, — ехидно произнес этот зануда, и мой приступ сочувствия как рукой сняло.

К счастью, активация контура была несложным делом — я мысленно соединила семь точек и увидела своим магическим зрением, как расстояние между ними слабо замерцало тонкой нитью серебра. Тем временем на смену сумеркам пришла ночь. И хотя меня все еще тревожило увиденное вдалеке свечение — если это и была ловушка, то почему-то я видела только ее и не замечала остальных — снаружи делать мне было больше нечего. Но и в дом идти как-то не хотелось. В сомнениях, я зависла над ступеньками крыльца, продолжая вглядываться в далекое призрачное сияние.

— Ты просто не знаешь, куда смотреть и чего там ожидать, — похоже, Альд даже не стеснялся того, что подслушивал мои мысли. — И да, мне нужно делать усилие, чтобы не слышать, о чем ты думаешь. Ради собственного же эмоционального равновесия. Так что с этим нужно будет что-то делать...

Пожалев, что не могу ухмыльнуться, я выразительно подумала о том, что я думаю об усилиях подселенца.

— Хм... И знать такие слова приличной девушке не положено, — во вздохе Альда мне послышалась нотка обреченности. — Между прочим, тебе не помешало бы нормально, — он с нажимом произнес это слово, — помедитировать и восстановить силы. Если я правильно представляю структуру местной оборонительной системы, путь завтра будет непростым.

— И как я предыдущие полгода существовала без этих нормальных медитаций?

— Как-как? Паршиво, — не знаю, уловил ли подселенец в моем вопросе сарказм, но похоже, отвечать на него решил всерьез. Знала бы — спросила о чем-то другом. — Тебе нужно как можно скорее обрести внутреннее состояние, хоть сколько-то соответствующее твоей внешней форме.

— Это я и так знаю.

— И медитация в данном случае — одна из основополагающих вещей. Как бы тебе объяснить... чтобы поняла.

— Объясни хоть как-нибудь, это все равно будет лучше, чем как обычно.

Альд замолчал, то ли размышляя над объяснением, то ли обдумывая мой ответ. В любом случае, это продлилось недолго.

— Даже соединенные и укрепленные магией кости, — начал он, — все равно уязвимее живого тела... Надеюсь, твои наставники рассказывали тебе, что некромант, как и любой маг — всего лишь оперирует энергией нашего мира?

— Говорили.

— Какая-то частичка сил есть и в самом человеке, конечно, но в целом способность к магии определяется умением черпать энергию и направлять ее в нужное русло в соответствии со своими возможностями и склонностями. И эта способность обычно проявляется годам к девяти-двенадцати... — продолжил подселенец, будто не услышав мой ответ. — Мальчики обычно показывают ее раньше, девочки — позже, но более ярко.

— Ближе к теме, а?

— Я от нее и не отклонялся вообще-то, — сухо ответил Альд. — Так вот. Поддерживаемое заклинаниями мертвое тело, независимо от того, скелетированное оно или мумифицированное, куда менее устойчиво к самоповреждению, как неизбежному следствию использования мощных заклинаний, требующих большого объема пропускаемой через себя энергии...

— Если проще — живое тело само восстанавливается, а мертвое так не может?

— Не только. У живого тела есть естественный защитный механизм, из-за которого ему может быть доступна не вся магия. Потому что если маг... хм... использует заклинания выше своих естественных возможностей, он получит повреждения, которые могут оказаться несовместимыми с жизнью. Потому что его тело просто не готово к такому потоку энергии. А умирать как-то не хочется.

— Понятное дело, учитывая веселую перспективу посмертия.

— Преодоление этой естественной защиты — долгая и кропотливая работа, — продолжил Альд, — и ее важной частью является медитация, во время которой маг занимается тем, что приучает свое тело ко все возрастающей силе потока энергии. Это опасный и очень рискованный путь, но по нему следуют многие. Особенно те, кто и так от рождения не обделен талантом — им всегда хочется все больше и больше.

— Получается, поэтому личи обычно гораздо могущественнее живых некромагов? — я все еще надеялась вернуть разговор в интересующее меня русло.

— Да, именно поэтому. Тело лича уже мертво, защиты нет, поэтому с ним можно делать все что угодно. Но в этом кроется главная опасность.

— Какая?

— То, что ты умерла слишком рано.

— А при чем здесь это?

— Шиз...

От удивления я щелкнула челюстью — это был третий или четвертый раз за все время нашего знакомства, когда Альд назвал меня по имени.

— Иногда мне кажется, что ты только прикидываешься дурочкой, — в голосе подселенца слишком хорошо знакомая мне усмешка. — Но вот в такие моменты, как сейчас, я понимаю, что нет, не прикидываешься.

Вот вроде бы уже привыкла тому, что подселенец крайне невысокого мнения о моем уме и способностях, но... Менее обидным каждое такое напоминание об этом факте все равно не становилось.

— Ну, знаешь, — процедила я, — уж извини, что я умерла юной и неопытной. Не поверишь, мне действительно не слишком этого хотелось. Но ты-то наверняка все сделал правильно, дожил до старости и...

— Я умер молодым, — неожиданно возразил Альд.

— А-а-а, то есть ты и в молодости был таким умником-зану дой. Что ж, это многое объясняет...

— Послушай, я не об этом... — снова этот бесконечно терпеливый тон. Как же бесит.

— Конечно, мне же все приходится объяснять... — на смену обиде пришла злость.

— Я некорректно выразился. Извини.

А вот это оказалось неожиданностью, на которую я даже не сразу нашлась, что ответить. Альд до этого никогда, ни разу не извинялся. Что изменилось? Что он задумал? И я поступила по старой доброй традиции: не знаешь, что сказать — задай первый пришедший в голову вопрос.

— Сколько тебе лет?

— Хм... Было на момент смерти? — осторожно уточнил подселенец.

— Да.

— Когда я возвысился, мне было тридцать два. Еще девяносто пять лет провел в посмертной форме.

Подселенец замолчал, видимо, ожидая дальнейших вопросов. А я понятия не имела, на кой мне сдался ответ и на этот-то. Но выходило так, что он действительно когда-то был личем, вот только почему-то недолго. Ну, наверное — мне не с чем было сравнивать, но почему-то казалось, что в священной посмертной форме можно находиться очень долго, столетиями. В общем, перефразируя слова самого Альда — всего лишь новая порция бесполезного знания. Зато отвлеклась и успокоилась — видимо, этого он и добивался, в кои-то веки безропотно отвечая на вопросы о личном. Потому то до этого о себе подселенец говорил лишь в контексте либо очередной похвальбы, либо указания на мои ошибки.

— Теперь, когда ты наконец успокоилась и снова способна адекватно воспринимать мои слова, я все же поясню, что имел в виду.