Любовь в смертельной прогрессии (СИ) - Худякова Наталья Фёдоровна - Страница 29

— А что соседка то ваша сама ничего выяснять не желает? Лично вам это к чему? И вообще, если здоровый, то чего умирать ему было?

Я даже растерялся на мгновение, действительно, глупо получается.

— Так он в аварии разбился, — ляпнул я первое, что пришло на ум. — А жена, то есть соседка моя, в таком шоке, вы и представить себе не можете, — принялся я заверять девушку, которая, как мне показалось, хотела уже сорваться с места.

— Нет, я тут вам вряд ли помогу, — с этими словами девушка попыталась подняться. — Я никаких документов выдать не смогу и просить об этом врачей тем более не буду.

Я тут же ухватил ее за руку:

— Что вы! Мне никаких документов не нужно! Я всего лишь хочу узнать, приходил ли мой сосед к участковому с жалобами, был ли ему поставлен диагноз неизлечимой болезни. Понимаете? Карточка его должна сохраниться, ведь так?

Я уже понимал, что шансы выяснить что-либо практически равны нулю и достал бумажник как последний аргумент.

— Не подумайте, я все оплачу, я очень буду вам благодарен.

У девушки округлились глаза.

— Вы что, сумасшедший?! — она рывком поднялась со скамейки. — Я, знаете, еще работать хочу. Откуда мне знать, что вы тут вынюхиваете? Карточка больного не для посторонних глаз.

— Я не вынюхиваю, — с отчаянием произнес я. — По-человечески жаль женщину и ее троих детей…

Про троих детей я ввернул чисто автоматически, но она уже не слушала меня и, махнув рукой, пошла в сторону физиотерапевтического отделения.

Ну что, пинкертон фигов, получил? — сам себя отчитывал я. Состояние полной безнадежности овладело мной. То ли я такой неудачник, то ли идиот редкостный, но я не мог понять, почему во всей этой истории я не могу ни за что даже зацепиться, не могу нащупать ту самую ниточку, за которую можно было бы потянуть.

Ветер между тем усилился, я уже ощущал на лице редкие капли дождя, однако не мог найти в себе силы, чтобы подняться и уйти. Меня будто пригвоздило к скамейке. И почему это я решил, что со мной кто-то войдет в сговор. На месте этой девушки я и минуты не стал бы разглагольствовать с кем попало на такую тему. Все правильно, получил по заслугам…

Не знаю, сколько я просидел в этом состоянии оцепенения. Только когда холодные капли дождя стали затекать за воротник, я, наконец, поднялся и, зябко передернувшись, направился к машине.

— Мужчина!

Я обернулся. Девушка из регистратуры, прикрывая голову от дождя пластиковой папкой, бежала в сторону поликлиники.

— Давайте за мной! — крикнула она.

В вестибюле она взяла меня за рукав и скороговоркой произнесла:

— Я очень надеюсь, что вы мне сказали правду.

— Клянусь вам.

Она поморщилась:

— Не надо клясться. Я попробую вам помочь. Только деньги мне ваши не нужны, вы это бросьте. И так на каждом углу поливают медиков грязью, мол, шагу без взятки не сделают.

Я терпеливо выслушивал ее претензии, боясь даже вздохнуть, чтобы не спугнуть удачу.

— Но ничего не обещаю, — тут же добавила она. — Вы говорите, что умер он на днях?

— Да, только что похоронили.

— Ну вот, будем надеяться, что карточку еще не сдали в архив.

— Ага, — кивнул я.

— А если отдали, то… Короче, станьте там, у окошка, я сейчас.

Девушка скрылась за дверью регистратуры. Мне она казалась сейчас ангелом, спустившимся с небес, и я молил Бога, чтобы он не лишил меня этой поддержки. Спустя минут десять, Маша быстрым шагом подошла ко мне.

— Одну минуту еще подождите, — сказала она. — Я кое-что в лаборатории уточню. Короче, ждите…

Так, становилось ясно, что карточку Маша видела, а это уже кое-что значит. Зачем нужна ей была лаборатория — пока не ясно.

Она вернулась довольно быстро.

— Так, что я вам могу сказать, — тихо сказала она, — этот ваш Петренко, по амбулаторной карточке судя, был здоров. Однако, возможно, жалобы на что-то и были. Потому что ему при этом назначено было много всяких анализов еще месяц назад, но по какой-то причине он их сдавать не стал. Я специально проверила в лаборатории. Так что ваши страховщики что-то не то говорят, если конечно, они не узнали про болезнь еще откуда-нибудь.

— Это они по результатам вскрытия судят. Но ведь человек мог быть болен и не знать об этом, ведь так?

— Я не доктор, но думаю, что мог, конечно, и не знать, — кивнула она. — Ладно, будем считать, что я не сделала ничего плохого, рассказав вам все это.

Лицо девушки приняло печальное выражение и мне стало неловко перед ней.

— Маша, вы меня очень выручили. Теперь я могу хоть как-то обнадежить семью соседа. — С этими словами я быстро положил в карман Маши деньги.

— Ну, и как это называется? — зашипела она на меня и попыталась вытащить деньги.

Я перехватил ее руку.

— Вы даже не представляете, как вы помогли мне. Спасибо огромное!

Я ехал и думал о том, что полезного я сегодня узнал. Сказав этой девушке, что она мне очень помогла, я на самом деле, невольно слукавил. Кроме растерянности, других чувств эта поездка у меня сейчас не вызывала. Да, вполне возможно, что Петренко чувствовал какое-то недомогание. Да, возможно, что поэтому он попросил врача обследовать его. Ну и что дальше? Обследоваться он как раз и не стал. И про болезнь свою не узнал, не успел. А если бы успел? Мне казалось, что тогда я смог бы как-то связать факт его болезни и события со мной. Но получается, что свести концы с концами я не могу.

Хотя почему же… Кому-то понадобилось вызвать меня в тот день к Сереге, чтобы потом спокойной подобраться к моей машине и подложить взрывчатку. Не очень правдоподобно, хотя всякие нюансы бывают. Но почему, спрашивается, к Сереге? И почему он согласился? Предположить, что ему нужны были деньги на лечение — такое возможно. Но о болезни надо было, как минимум, знать. Причем не только самому Петренко, но и тому, кому я стал неугоден. Абракадабра полная. Каким таким чудесным образом сошлись тот, у кого было жгучее желание расправиться со мной и Петренко со своими болезнями и денежными проблемами. Это вопрос. А вот версия кое-какая уже вырисовывается. Но она будет заслуживать внимания в том случае, если предположить, что Серега все-таки знал о своей болезни.

Завибрировавший телефон отвлек меня от мыслей.

— Да, слушаю.

— Привет, Леша, — раздался голос Алины. — Как у тебя там дела?

Я невольно пожал плечами:

— Там — это где?

— Ну что ты придираешься к словам. Просто спрашиваю: как дела.

— Нормально. Как обычно, в общем. А что ты такая нервная?

— Чего это я нервная? — хмыкнула трубка. — Хотя, конечно нервная. Или ты считаешь, что повода нет нервничать?

— Да-да, — задумчиво ответил я, притормаживая у светофора, — повод есть. У тебя самой-то как дела?

Раздался вздох:

— Да ничего, вроде. Сегодня свидание с твоим детективом.

— Вот в чем дело. Это, конечно, событие. Сочувствую.

— А что такое? — удивилась Алина. — Наверное, человек он тяжелый, чувствую я. Да?

— Алина, ну откуда мне знать, какой он человек? Я с ним не на свидания хожу, а веду разговоры по делу. Долгие и не совсем мне понятные разговоры.

— Все ясно. Ладно, ты, наверное, занят.

— Да, я за рулем, — устало сказал я. — Потом поговорим, хорошо?

— Да, Леш, конечно, — быстро ответила она и отключилась.

Зажегся зеленый, и я продолжил путь. Я не упрекал себя за холодный тон в разговоре с Алиной. Конечно, можно было бы и повежливее быть с дорогим мне человеком. Похоже, такова природа человеческая, что на своих, самых близких нам людях, мы как раз и отыгрываемся за все свои неприятности. Терпи, дорогая моя… Жуткая усталость, не страх, не злость, а именно усталость овладела мной сейчас. В пору было бы присоединиться к Виталию Ивановичу, в палату по соседству. И чтобы укололи чего-нибудь. Или другой вариант — просто плюнуть на все. И будь что будет.