Громила (СИ) - "booker777" - Страница 55

Ну, вот что ответить этой въедливой даме с повадками детектива? Да ещё и так, чтобы не обидеть?

— Настоящее. Во всяком случае, здесь и сейчас. Родные называют меня другим именем, но они далеко. Энн, я не могу рассказать тебе всего. Ладно, я не такой уж обычный парень. Я мальчик из благополучной семьи, попавший в переплёт. Теперь живу здесь.

— Мальчик из благополучной семьи, проходящий в двери исключительно боком? — Энн иронично выгнула бровь. — Ты хоть издалека мальчиков из благополучных семей видел?

— Моя семья владеет чугунолитейным заводом. С рождения играл тем, что папа приносил с работы. И хорошо питался.

— Пф! Всё-таки рассказываешь мне сказку на ночь?

— И в мыслях не было.

Честно, и в мыслях не было рассказывать Энн сказки. Только отвезти домой. А на сказку она сама напросилась.

— А знаешь, я тебе верю. Не в то, что ты рассказал, а в твои добрые намеренья по отношению к Джейн и Алисе. Будь ты аферист или негодяй другой масти, у тебя была бы заготовлена большая и красивая история. Тех я знаю. Навидалась. Солидные, серьёзные люди. А ты лопоухий, как щенок сенбернара. У тебя концы с концами не сходятся. Только и можешь сказать: «Я нормальный парень». И вот что я тебе скажу, нормальный парень из благополучной семьи. Умом я считаю тебя подозрительным типом, за которым надо приглядывать, и которому не стоит доверять ничего, ценнее шиллинга. А вот интуиция говорит обратное. И на сей раз именно ей я и доверюсь. Мне кажется, если кому и удастся выбить Фрэнка из хорошенькой головки нашей Джейн, то это тебе.

Упоминание какого-то «Фрэнка», которого надо «выбить» из головы Джейн, обожгло меня как кипятком.

— Кто такой Фрэнк?

— Отец Алисы. Джейн всё ещё его ждёт. Кстати, мы приехали. Высади меня у того подъезда.

После слов Энн у меня самого появилось множество вопросов. Задать их я не успел. Она выпорхнула из машины и скрылась в подъезде.

Правду говорят: «Хочешь испортить отношения, начни их выяснять». Именно этим я и занялся, вернувшись к Джейн. И вот умом понимал, что не стоит этого делать, особенно сейчас, когда я устал, да ещё и основательно накрутил себя по дороге, но понимать умом — одно, а поступать по уму — совсем другое. Напряжение, возникшее от неясности наших с Джейн отношений и росшее день ото дня, вылилось в то, что я практически с порога начал этот неприятный разговор.

Джейн уже была в постели, когда я приехал. Я прошёл в спальню, присел на край кровати и отчитался:

— Я довёз Энн до дома.

— Хорошо. Раздевайся и ложись. Завтра рано вставать.

Она откинула край одеяла.

— Подожди. — Я положил свою ладонь поверх её. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Может, утром? Мы оба устали. Сейчас глубокая ночь, не лучшее время для разговоров.

В её словах был резон, я понимал, что она права, но уже не мог остановиться.

— Нет. Мне надо прояснить это сейчас. Я хочу…, хочу, чтобы ты ответила на несколько вопросов. Это важно. Во всяком случае, для меня.

— Хорошо. Что ты хочешь знать?

— Как получилось, что у вас с Алисой такая маленькая разница в возрасте? Почему отец Алисы не живёт с вами? Вы его даже ни разу не упоминали. Почему? Я знаю, что его зовут Фрэнк. И я хочу знать, что от него можно ждать в будущем.

После каждого заданного вопроса Джейн вдыхала, открывала рот, порываясь ответить, но я не давал ей, задавая следующий.

Я замолчал, пристально глядя на художницу. Она немного помолчала и спросила:

— Змей, ты, правда хочешь это знать?

— Да. Мне тяжело оттого, что ты вроде как рядом, со мной, но в то же время между нами как будто стена. Я хочу знать, почему.

Она посмотрела мне в глаза. Немного помолчала, потом решительно тряхнула головой и заговорила.

— Я рисовала всегда, сколько себя помню. Начала чуть ли не раньше, чем ходить и говорить. Мы жили в Уолдо, это маленький городок недалеко от Кэпитал-Сити. Сначала я училась у мистера Саймса, учителя рисования в одной из школ. Ещё он вёл дополнительные занятия по живописи для желающих. Мистер Саймс увидел мои рисунки, когда мне было года четыре. Купил карандаши, краски, бумагу. Начал со мной заниматься. Именно он убедил родителей, что я могу стать художником и мне надо учиться в Академии Изящных Искусств. Родители его послушали. Вскоре мы переехали в столицу. В одиннадцать лет я поступила в Академию вне конкурса. В двенадцать стала выставляться в столичных галереях. Некоторые мои работы покупали. Недорого, но меня тогда особо не интересовали деньги. На холсты и краски хватало — и ладно.

На одной из выставок я познакомилась с Фрэнком Уилсоном, владельцем одной из столичных галерей. Вскоре все мои работы стали выставляться только в его галерее, а мы с ним очень подружились. Он водил меня по вернисажам знаменитых художников, доставал редкие альбомы, знакомил с признанными мастерами живописи, ввёл в круг столичной богемы. С ним было интересно. Он знал массу всего о живописи, театре, литературе, музыке. Мне льстило, что взрослый мужчина, ему тогда было около тридцати, возится с такой малявкой, как я, ведь мне тогда было всего двенадцать.

А ещё Фрэнк был очень красив. Всегда со вкусом одевался. У него были прекрасные манеры. Он был для меня воплощением совершенства.

Постепенно наши отношения стали больше, чем дружеские. Фрэнк начал за мной ухаживать. Дарил цветы, безделушки, приглашал в кафе, рестораны. Это было так здорово! Естественно, я влюбилась без памяти. Однажды… Однажды, на вечеринке по случаю какой-то выставки, Фрэнк угостил меня шампанским. Я выпила несколько бокалов подряд, а утром мы с Фрэнком проснулись в одной постели. Сперва мне стало страшно. Я боялась гнева родителей, представляла, что они разлучат меня с Фрэнком, заставят бросить Академию…. А потом поняла, что провела ночь с любимым мужчиной, и мне стало всё равно.

Мы с Фрэнком начали встречаться. Это продлилось месяца четыре, и это были самые счастливые месяцы в моей жизни. Я словно обрела крылья и парила в небесах. Мне удавалось всё, за что бы я ни бралась. Кажется, в те несколько месяцев, не было ни одного пасмурного дня. Счастье кончилось в тот миг, когда я поняла, что беременна. Нет. Тогда ещё нет. Всё оборвалось, когда Фрэнк сказал, что я должна сделать аборт.

Родители… Когда они узнали… Я думала, они будут в ярости а они… Мама поджала губы, посмотрела на меня, как на… Она так смотрела на червяков в саду, прежде чем раздавить. Посмотрела и сказала: «Завтра мы поедем в больницу и избавимся от этого». Я сказала, что не хочу, а она ответила: «Или мы это сделаем, или у нас нет дочери. Выбирай».

Я убежала в свою комнату. Долго плакала. Потом собрала вещи. Вышла к родителям. Спросила: «Вы окончательно решили?». Мама ответила: «Да». Папа промолчал и отвёл глаза. Тогда я сказала им, что у них больше нет дочери. И ушла. Задержать меня они не попытались.

Я тогда поехала к Фрэнку в галерею. Сказала ему, что ушла от родителей. Он начал кричать, обозвал меня сумасшедшей. Потом начал уговаривать. Сказал, что мне ещё рано. Что потом, когда я вырасту, мы обязательно поженимся, и у нас будет ещё много детей. Я согласилась.

Фрэнк отвёз меня в больницу. Оставил сидеть в вестибюле и ушёл договариваться со знакомым врачом. Он сказал, что операцию сделают без записей в бумагах, и никто ничего не узнает.

А я сидела на жёстком деревянном сиденье и плакала. Я думала, что вот сейчас внутри меня живёт маленькая девочка, дочь Фрэнка, а скоро её не будет. Я уже тогда была уверена, что будет девочка. Это было настолько невыносимо страшно, что я не выдержала.

Я выбежала из больницы и взяла такси до вокзала. Пока ехала, думала, куда мне теперь. Вспомнила, что в Ист-Харборе живёт Энн. Мы с ней познакомились в Академии и подружились. Недавно у неё умер отец. Он владел галереей, и Энн пришлось бросить учёбу, чтобы заменить его.

У меня было немного денег. Хватило на билет до Ист-Харбора. На такси до галереи Энн. И ещё пара фунтов осталась.

Анна тогда сказала, что я сумасшедшая, Фрэнк мерзавец, а мои родители — дураки. И все мы теперь в глубокой заднице. Но меня она не бросит.