Синдикат (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 36

Дни шли, сменяя друг друга, никто не вламывался через хлипкую дверь, не стрелял в окна из «слонобоев» и ракетных установок, не засылал автоматиков со взрывчаткой и ядами. Это обнадеживало и говорило о том, что беглецы запутали следы, в противном случае их нашли бы. Но для того, чтобы действовать дальше, требовалось показать нос из норы… Поэтому Кадьяк, на которого легли заботы по обеспечению дальнейшего отхода, вообще перестал спать, ограничиваясь двухчасовыми сеансами кибернетической «маски забвения». На данный момент иностранец показывал себя самым полезным членом команды, без которого затея давно вылетела бы в трубу. Приходя в себя после восстановительных процедур (которые проводились, разумеется, строго нелегально и потому шли быстро, жестко, без смягчения) Бес предавался самобичеванию за самонадеянность и плохую подготовку операции. Но что-то менять было уже поздно, оставалось лишь вскочить на бурный поток событий и нестись вскачь, рассчитывая на изворотливость и удачу. Пока еще даже не существующему синдикату сказочно везло.

На пятый день Фирсов сообщил, что сумел договориться о встрече. Точнее зафиксировал, что таковая вообще может состояться. Анонимные однополчане в принципе готовы были послушать интересные вещи, но только через одного представителя и на своей территории, которой неожиданно выбрали Филадельфию. По этому поводу состоялось короткое и безрадостное совещание, на котором будущее правление синдиката констатировало — выбора особого нет. Будем встречаться, принимая риск в качестве неизбежного бонуса.

— И сдалась им американщина? — удивился Постников. — А как же Бомбей?

— Подальше от Евразии, — пояснил Фирсов. — Если первично договоримся, тогда уже в Индию, на общую сходку.

— Как будто не все равно, — вздохнул Кадьяк. — Покупаешь билет на баллистический стратоплан, и все далекое становится близким.

Кибернетик скорее брюзжал, потому что резон в действиях неизвестных «коммэрсов» имелся. Несмотря на хорошие связи «Правителя» с американскими трестами его СБ неуютно чувствовала себя за океаном. Но такое путешествие требовало сложного транзита, который опять ложился на плечи Кадьяка. Наемник выглядел измотанным и похудел как узник рабочего лагеря «ЯкутАлмаз» в Африке.

На восьмой день затворничества Кадьяк сообщил, что в целом «маршрут построен» и закончил оформление «одноразовых» документов.

— Придется еще немного запутать следы, — сказал кибернетик. — Так что прямых рейсов лучше избежать.

— Двинем через «Банан»? — подумал вслух Постников, глядя на очередную голограмму, плывущую высоко в небе. Дирижабль транслировал не только изображение, но и звук, обещая незабываемый концерт ультрамодной и эпатажно-консервативной исполнительницы под звучным именем Перловка. Реклама терзала глаза и уши москвичей не первый день, нарушала с десяток норм и постановлений об акустической гигиене и световом нормировании, так что штрафы должны были исчисляться сотнями тысяч рублей. Очевидно безголосая Перловка, способная только надрывно шептать в микрофон, и в самом деле была ультрамодной, принося очень хорошие деньги «Rigas skańuplašu fabrikã», она же «Рижский завод грампластинок».

«Бананом» в просторечии называлась крупнейшая агломерация Европы, растянувшаяся от Лондона до Милана. На карте сложная конурбация напоминала серп или объеденный мышами банан, отсюда и прозвище.

— Нет, — ответил Кадьяк. — У них ограничения по рейсам для таких как мы. И больше камер с выборочными проверками через ЭВМ. Полетим разными путями от Берлина.

Бес уже привычным жестом потер живот с левой стороны — печень успокоилась, зато напомнила о себе поджелудочная. Легкий массаж страдания не облегчал, но психологически становилось чуть легче.

— Все, я пошел спать, — уведомил Кадьяк. — Нейронам тоже надо отдыхать, они не восстанавливаются.

— Опровергнуто новейшими исследованиями «ЕВО», — сразу откликнулся Фирсов, потирая кончики пальцев, бюрократ снова печатал весь день и жаловался на подступающий тоннельный синдром. — У них на этом вся программа нового поколения агентов построена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Тем более, — исчерпывающе отрезал Кадьяк.

— Не кантовать, не бросать, при пожаре выносить в первую очередь, — проскрипел Бес. — Кстати…

Он глянул на Кадьяка, который почти сразу заснул, а может успешно притворялся. Во всяком случае, ритм сердцебиения у наемника замедлялся как у спящего.

— А что там про новое поколение?..

— Биотехнологии, — пояснил Фирсов, крутя запястьями.

— Клоники?

— Нет, — качнул головой бюрократ. — Тупиковый путь. Слишком дорого.

— Я знал одного, — заметил Бес. — Очень сильный боец. Был… наверное.

Даже сейчас воспоминание о Коллеге отзывалось холодными мурашками по спине. На свете было несколько человек, с которыми Бес не хотел бы встречаться ни при каких обстоятельствах, и сподвижник Доктора шел в коротком списке под номером один.

— Слишком дорого, — едва ли не по складам повторил Фирсов. — Как ни хитровывернись, усовершенствовать готового человека намного проще, чем делать его с нуля.

Бес снова растер живот под спортивной курткой из синей шерсти с надписью «Олимпиада-76». Старая вещь, сделанная задолго до рождения Постникова в обоих мирах, была теплой и очень уютной, намного лучше современнейшего платья из высокотехнологичных материалов. Постников уже решил про себя, что захватит (то есть, по сути, украдет) куртку на молнии с собой и сделает талисманом. Будет надевать осенними вечерами, наслаждаясь работой замененного желудочно-кишечного тракта, которому любой кофе нипочем.

Тем временем Фирсов развивал идею, а Бес с интересом слушал. К старому трестовику можно было относиться по разному (и Постников его искренне ненавидел), однако беглец из «Правителя» был очень умен и многое в жизни повидал, от страшных боев Мировой войны, обрушивших старый добрый мир сверхдержав, до «ревущих девяностых», когда закладывался фундамент транснационального планово-электронного империализма. Фирсов помнил и танки, сожженные на улицах европейских городов, и горящие спустя десятилетие на тех же улицах дорогие машины корпоративных служащих.

— Со временем и до этого доберется наука, мы еще придем к личному бессмертию за непредставимые деньги. Но пока впереди промежуточный этап — отказ от протезирования. Нейронная революция.

— Без аугментаций вообще? — Бес скептически припомнил прогноз Крокера насчет повальной роботизации милитаризма.

— Да, — Фирсов то ли не заметил скепсис, то ли проигнорировал его. — То есть немного не так. Приращения новых поколений будут строиться на памяти формы, а главным станет разгон не процессоров, а мозгов. Сверхбыстрая обработка информации, вынесенные на внешние носители калькуляторы для вспомогательного обсчета, «дерево» вместо «камня».

— Ничего не понял, — честно признался Бес.

— Ну, тогда просто представь себе… — судя по тону Фирсова, он крепко сомневался в способности кибернетика представить что-то сложнее промышленного робота. — Человек без всей этой архаики с гидроприводами, проводами и прочего примитива. Внешне и на любой просвет абсолютно неотличим от новорожденного. В голове у него крошечная ЭВМ по технологии «дерево», то есть квазибилогические материалы, которые работают с информацией как нормальная электроника, только еще быстрее, не отторгаются плотью и не отображаются никаким рентгеном. Вкупе с калькой в черепе у нашего абстрактного человека еще и внешний модуль на прямой связи, который при необходимости дополняет работу и распараллеливает задачи.

— Так это и сейчас есть, — хмыкнул Бес.

— Есть, — терпеливо согласился Фирсов. — Но действующие образцы либо требуют проводной связи, те самые штекеры в затылок или руку, что так любят кабуки, либо делаются в габаритах чемоданчика или барсетки, потому что беспроводную связь надо защищать от перехвата, это сложно.

Здесь Постникову пришлось молчаливо согласиться — благо ему не раз приходилось лично наблюдать «впилку» графов с перехватом управления чужой электроникой.