Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте (СИ) - "rrrEdelweiss" - Страница 26

— Вы вовремя вернулись.

— Кстати, бать, я тебе сувенир привез! — Огонек полез в карман.

— Надо же! Сто лет не получал сувениры из поездок! Только все дары официальных делегаций. Ну и что там? Магнитик? — Стокер съехидничал, но тут же широко улыбнулся, тронутый вниманием одного из немногих близких, кто у него остался. Огонек вытащил из кармана небольшую коробку, открыл и осторожно начал в ней копаться:

— Вот! Ты цацки не любишь, знаю, но мне понравилась идея, и я решил воплотить ее в жизнь. Оно из плутаркийской стали, такой же твердой, как твоя воля, — серый протянул другу полированный перстень с символом марсианского байкерского братства.

— Эх, жаль, что про свой стояк я не могу уже сказать, как про волю, — Стокер расхохотался, принимая подарок. Глаза его озорно блеснули, и на мгновение он будто снова стал тем лохматым несдержанным на язык байкером, который возглавлял марсианских повстанцев. — Спасибо, бро, правда угодил! Никогда не приходило в голову, что если цацка с символом и от души, то понравится, — перстень идеально сел на правую руку и тут же согрелся на пальце, как будто его всю жизнь там носили.

— Фу, Сток! Шутки у тебя!.. Но вполне в стиле моего учителя, что говорить! Занудный лидер нашего государства так не выражается, — серый расхохотался и хотел захлопнуть коробку, но проворный стальной хвост схватил ее, утащив прямо из-под носа. — Эй! Эй! Что за?!

— Так, кому же тут еще сувениры? — Стокер ухмыльнулся, вытянул бежевый шелковый шнурок с висящими на нем колечками, поднял на уровень глаз, покрутил так и эдак, внимательно рассматривая. Металлы трех цветов сверкнули в свете ламп. Следом извлек кольцо, такое же, как висело на шнурке, но размером больше. Он посерьезнел, сдвинул брови, между которыми залегла глубокая складка, и покатал его в пальцах, вслушиваясь в тихое шуршание ходящих друг по другу идеально подогнанных ободков.

— Даже так!.. Настолько уверен в ней? — Старик с огромной теплотой, но как-то грустно посмотрела на Огонька. Тот улыбнулся краешком губ, а глаза его заискрились, будто озаренные светом души.

— Я просто надеюсь, бать. Что мне еще остается? Для меня за этот год ничего не изменилось, она во мне, в сердце, и никто не нужен больше.

— Совсем никто? — Стокер лукаво прищурился. Он знал этого бабника с ранней юности и был уверен, что сейчас тот признается, что любовь — любовью, а в женщинах он себе не отказывал.

— Совсем никто, — младший отзеркалил его взгляд и ухмыльнулся. — Ни разу за все это время…

— Ого!.. — старик растерянно покрутил в пальцах кольцо. Это было совершенно неожиданно. — Значит, все совсем серьезно! Как бы не обернулось, я желаю тебе удачи и искренне рад, что наконец в твоей душе проснулась любовь.

— Знаешь, Сток, я теперь понял, что ты мне говорил про нее… Ну, про любовь. О том, что если будут чувства, будет свет, и жажда крови сама отступит. Так и случилось: Наги в моем сердце, и мои демоны спят. На поле боя я спокоен, даже усилий не нужно, чтоб унять боевую горячку. Секс — он также работал, но как капля в море. Раз! — и прошло. А сейчас просто о ней думаю, и я как будто сам — то самое море, — он опустил глаза, смущаясь своего откровения. Его друг улыбался.

— Она смогла то, что не смог я за много лет. Кто бы знал, что дочка Карабины исцелит твою душу, — мужчина очень бережно опустил кольцо и шнурок с подвеской в коробочку. — Молю Фобос, чтоб она разделила твои чувства и захотела стать твоей спутницей жизни.

Спустя 8.5 лет после победы над Плутарком.

Было уже за полночь, а Огонек еще не ложился, склонившись над картами с отмеченными на них точками, в которых по данным разведчиков располагались лагеря противника. После сегодняшнего совещания старших офицеров Скаббард попросил его, а также командующих артиллерией и воздушными силами, задержаться на видеозвонке и поделился планами о полном уничтожении районов, где скрываются мятежники. Идея вызвала изумление и громкое, совершенно не протокольное обсуждение на повышенных тонах с применением крепких казарменных выражений, но внезапно присоединившийся к конференции Стокер сумел убедить нецензурно рычащих друг на друга военных, что это просто один из вариантов, который нельзя не обдумать — мало ли что выкинет противник! Логика и доводы лидера были несомненны, но честь воина вопила Огоньку о том, что поступать так — бесчестная низость. А еще ему очень не понравилось то, как настойчив был министр обороны, будто прожимая главнокомандующего принять именно это решение. И вообще Скаббард в последнее время был Огоньку все менее симпатичен: появилась в нем какая-то деспотичная властность и полное неприятие чужих идей. Сток говорил, что тот просто устал и очень хочет закончить эту войну, но Огоньку все чаще казалось, что его начальник предпочел бы действовать без согласования со Стокером. На взгляд полковника Римфайера расстановка фигур на шахматной доске марсианской политики заметно изменилась за время его отсутствия. И очень сильно ему не нравилась!

И теперь Огонек до боли в глазах рассматривал карты, прикидывал иные варианты ведения боевых действий и уничтожал сигарету за сигаретой. Бедро периодически резко простреливало, а потом нудно ныло от долгого сидения без разминки, на которой настаивал его врач, отпуская из-под присмотра медперсонала по личному распоряжению Стокера. Огонек клятвенно заверил тогда, что будет беречься и дважды в день аккуратно делать упражнения для восстановления, но за недели, прошедшие с выписки, так и не вспомнил ни разу об обещании. Минимизировать нагрузку на ногу в условиях войны оказалось невозможно, и с каждым днем боль в ранах, которым так и не дали окончательно зажить, ощущалась острее. Вот и сейчас он стискивал зубы, стараясь ее игнорировать, но дискомфорт становился все более невыносимым. Блистер с обезболивающими манил, обещая не только облегчение, но и короткое забвение от тяжких мыслей, вызванных происходящим вокруг. Промучившись еще несколько минут, мужчина наконец сдался, вынул из подсумка шуршащую спасительную упаковку и выдавил на ладонь желтую блестящую таблетку… подумал немного, выдавил еще две и закинул в рот, запив глотком воды.

После сегодняшнего совещания малодушно хотелось забыться. Хотелось закрыть глаза и представить его девочку, в безопасности рисующую картины яркими красками на Венере. Хоть так, перенесшись в другую реальность, вновь ощутить ее запах, теплое дыхание на губах, пальцами вспомнить теплоту ее рук, сплетающихся с его.

Всего несколько минут — и она придет к нему…

Внезапно в стойку его походного блиндажа постучали, и молния, закрывающая вход в палатку, разъехалась. Почти белая мышка с неизменным дерзким ежиком коротких волос переступила порог и закрыла за собой импровизированную дверь:

— Доброй ночи, командир! — Давняя боевая подруга улыбнулась мягкой, теплой улыбкой.

— Привет, Тэссен! Я сейчас закончу, дай мне пару минут, — Огонек искренне улыбнулся ей, неопределенно кивнул и вернулся в картам.

Присутствие Тэсс подняло настроение, и Огонек начал быстрее водить ручкой по бумаге: хотелось скорее освободиться и как следует поприветствовать ее, не отвлекаясь на посторонние мысли. Со старшим механиком мотоотряда его связывали многолетние и весьма запутанные неуставные отношения. Решительная мышка была ровесницей дяди, но не признавала для себя семьи, стремясь остаться полностью независимой от каких-либо обязательств. У тех, кто мало о ней знал, складывалось ощущение ее доступности для мужчин, однако Огоньку было прекрасно известно, что она крайне придирчива и требовательна в выборе любовников. Они с Тэссен время от времени встречались для бурного и страстного секса, но потом снова расходились, получив желаемое. Много лет назад эти встречи из мимолетной интрижки переросли в крепкую дружбу, изначально основанную на объединяющем их нежелании заводить семью, однако позже скрепленную множеством ситуаций, которые раскрыли в любовнике качества, ценные для обоих: преданность, деликатность, честность, умение поддержать. Они принимали партнера таким, какой он есть, со всем уважением к чужим взглядам на жизнь и без попыток навязать свое видение мира. Не считали, что что-то должны друг другу, но по первому зову оказывались рядом, если случалась беда, и Огонек бы зубами перегрыз горло тому, кто непочтительно отозвался бы о Тэсс. Он, не стесняясь, говорил ей о любви, и она отвечала ему такой же дружеской любовью, которая никогда бы не стала чем-то большим ни для одного из них. Последние три года они служили в разных уголках Марса, поэтому почти не виделись. Плутаркийская война познакомила их, и вот теперь война гражданская свела снова.