Средневековая история – 9. Чужие дороги - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 4

Барон слушал внимательно. Но особого значения миссии не придавал.

Похищение?

И что в нем сложного? Ладно бы кого другого красть, а то какую-то бабу. Пусть о ней и отзываются крайне лестно, что в этом такого? Баба – она и есть баба.

Барон поклонился и согласился выполнить поручение его королевского величества.

Конечно, это не займет много времени и сил. Надо просто съездить в Ативерну, вот и все.

Причины для самоуверенности у барона были. Если в Ативерне популярностью и славой покорителя дамских сердец пользовались Ричард Ативернский и Джерисон Иртон, то в Авестере это место принадлежало барону Лофрейну. Хорош барон был, словно картинка.

Темно-каштановые волосы кольцами, зеленые глаза, черные брови вразлет, твердый подбородок, высокие скулы – лицо то ли падшего ангела, то ли распутного демона. И телосложение соответствует: высокий рост, широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги… в его объятиях побывала не одна придворная дама. Даже не один десяток придворных дам.

Уважение к женщинам барон потерял еще на третьем десятке. А веру в женскую честь – еще раньше.

Лилиан Иртон?

Барон искренне считал, что и тут проблем не будет. Съездить, соблазнить, уговорить на побег – месяца хватит. Крайний случай – два месяца. Ничего сложного, ничего страшного.

Почему бы не прокатиться в Ативерну?

Он еще раз поклонился его величеству и заверил, что поручение будет выполнено. Любой ценой.

***

Энтони Лофрейн в жизни не знал ни в чем отказа. Единственный сын Ганца Лофрейна и Аманды Лофрейн был любим с детства всеми окружающими. Сестрами – за то, что отец, получив долгожданного наследника, перестал напиваться, как свинья и швыряться всем, что попало под руку. Амандой – за то, что Ганц вновь стал обожать свою супругу. И разумеется, отцом.

Для Ганца сын в этой жизни был всем. Продолжением его рода, надеждой, опорой, гордостью и радостью. Он мечтал о сыне, желал сына всем своим существом, но как назло, супруга рожала ему только девочек.

Дворовые девки исправно приносили мужчине бастардов, но кому были интересны ублюдки?

Грязная крестьянская кровь… нет, Ганцу хотелось законного наследника, а Аманда родила ему шестерых дочерей одну за другой.

Ганц пришел в отчаяние.

Он начал пить, гулять, поколачивать жену, и мечтал (про себя, но от Альдоная не скроешь), что Аманда умрет в очередных родах, можно и вместе с девкой, которую опять выродит на свет, а он получит свободу. И женится на ком-то, кто родит ему мальчика.

Может, так оно и случилось бы, рано или поздно, но седьмые роды увенчались успехом для Аманды. Она родила мальчика.

И барон, получив долгожданного наследника, со всем пылом неофита взялся за его воспитание.

На девочек он не обращал внимания – они уйдут из семьи. А вот на мальчика, на продолжение его рода, его кровиночку…

Сын!

Ганц оказался безумным, сумасшедшим отцом.

Колыбелька стояла в его спальне.

Кормилиц он отбирал лично.

Нянек – тоже. А если ребенок плакал, то барон мог сам брать его на руки и укачивать. Немыслимое дело? Да, но барон Лофрейн действительно оказался сумасшедшим отцом.

Когда родился второй сын, Руфус, Ганц уже не проявил такого восторга. Вся его любовь, все обожание достались Энтони. Руфус, кстати, был единственным человеком, который действительно не любил своего брата. Все остальные же…

Люди видели то, что хотели видеть. Красивое лицо с точеными чертами, копна каштановых волос, зеленые глаза, очаровательная улыбка, манеры… в бархатном костюмчике с кружевным воротничком, мальчик был неотразим.

Не утратил он своего очарования и потом. И в седле горячего жеребца, на кровавой загонной охоте, и в гостиной с пожилыми дамами, он был одинаково мил и любезен. Он улыбался всем – и не любил никого.

Энтони очень рано понял, что любят в этом мире только его.

В его системе координат это было хорошо и правильно. И больше всего Руфуса коробило то, что блистательный брат его не просто не любил – в упор не видел.

Не замечал.

Руфус для него не существовал. Ну да, есть там что-то мелкое, но кому оно может быть интересно? Уж точно не Энтони Лофрейну…

Тем более, что Руфус рос, в противоположность брату, маминым ребенком.

Не избалованным и заласканным слюнтяем – на это у баронессы просто не оставалось сил, после рождения Руфуса докторус прямо запретил ей беременеть, заявив, что следующие роды убьют женщину. Барон принял это спокойно – наследник у него уже был, даже запасной был, так что Ганц Лофрейн покинул постель жены и переключился на служанок.

Баронесса с облегчением выдохнула и занялась воспитанием дочерей и сына.

Старшего сына барон от себя не отпускал, а младший рос домашним, спокойным и тихим мальчиком. Книжным, неглупым…

Руфус обожал сидеть в библиотеке, копаться в рукописях, управлять делами поместья…

Энтони блистал в свете, привлекая к себе всеобщее внимание.

Руфус влюбился в шестнадцать лет – и наповал. Любовь поразила его, как выстрел из арбалета и надолго пришпилила чувства юноши к стене, именуемой Мелинда Уэйс.

Энтони менял девушек, как перчатки. Хотя кто-то и перчатки меняет реже, все же хорошие аксессуары дороги. А девушки?

Одной больше, одной меньше… Мелинду он не затащил на сеновал только потому, что красотка была дочерью соседа. А хорошие соседские отношения стоили завязанных штанов. Все равно между ног у нее то же самое, что и у остальных.

Девок много, и на них не придется жениться. И не придется выслушивать упреки, возмущения… а потому в доме Лофрейнов образовался классический любовный треугольник.

Мелинда бегала за Энтони, Руфус сох по Мелинде.

Баронесса все это видела, но что она могла предпринять? Разве что поговорить с младшим сыном. Руфус, как сейчас, помнил этот разговор, мягкие пальцы матери на своей щеке, ее грустную улыбку.

– Не женись на Линде, сынок. Не надо.

– Мам…

– Я знаю, ты хочешь сделать ей предложение.

Руфус действительно хотел. Стерпится-слюбится, не так ли? А дети пойдут и вовсе хорошо будет

– Не женись на ней.

– Потому что она любит Тони? Да, мам?

– Да, малыш.

– Это пройдет. Как наваждение…

И горькая улыбка матери, и ее все понимающие глаза.

– Не пройдет, сынок. Ты приведешь Линду в дом, где Тони постоянно будет у нее перед глазами. А опасности уже никакой не будет, она станет замужней женщиной. Девственность беречь не надо, можно соблазнять и быть соблазненной. Рано или поздно ты возненавидишь и брата, и жену за то, что неизбежно случится. И кто знает, чем это еще обернется.

– Это худший вариант, мама. Линда может и переболеть Тони. Разлюбить его…

– Тогда будет только хуже, Руф. Мы, женщины, больше всего ненавидим не за сделанное. За несбывшееся.

Руфус медленно кивнул.

– Я понимаю, мам. Но… я не могу обещать тебе…

– Не обещай. Но подожди год.

– Это я могу.

– И не говори этот год с Линдой.

– Хорошо, мама.

Год прошел, и оказалось, что баронесса права. Многое изменилось, много воды утекло, Линду спешно выдали замуж за богатого вдовца, и оказалось – Руфус узнал это уже потом, что она все-таки соблазнила Энтони. Просто однажды ночью залезла к нему в постель.

Мужчина, привыкший к женщине под боком, сначала поимел ее, а уж потом разобрался, кто пришел. Как известно, ночью все кошки серы, но наступает день – и некоторые кошатины оказываются породистыми.

Разгорелся скандал.

Усугублялся он еще и тем, что Уэйсы поверили Энтони, а не своей дочери. Мелинда кричала, что Тони ее изнасиловал.

Тони кричал, что никогда, и никого насиловать не стал бы… дело решила служанка.

Краснея и бледнея, она пришла к господам и сказала, что молодой господин Энтони приказал ей прийти ночью. Конечно, она пришла бы. И пошла, но уже у самой комнаты ее остановила госпожа Мелинда, сунула девушке монету и велела убираться. А сама вошла в комнату.