Я тебя придумала (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 63

— Ты про что? — спросила Лу, которая уже знала, кто промелькнул у них на пути и куда именно направился.

— Там, — Ана махнула рукой, — прошла какая-то девушка. Рыжая.

— А-а, — Лу улыбнулась. — Ты наверняка поняла, что она чувствует?

Императрица вздохнула.

— Я бы не назвала это пониманием. Но у неё на сердце такая горечь, что у меня во рту даже какой-то нехороший привкус появился.

Луламэй нахмурилась.

— Горечь? У Эллейн? Действительно, интересно…

— А кто она, эта Эллейн? Я раньше её не видела.

Принцесса немного смутилась. Она осознавала, что рыжеволосая девушка значит для императора и какую работу делает для него и Люка, но рассказать всего Ане не могла. Просто потому, что считала — это должен объяснять Эдигор.

— Спроси у Эда. Он знает всё и сможет объяснить лучше, чем я.

Ана кивнула, вновь задумчиво уставившись на конец коридора. Рыжеволосая девушка уже была далеко — императрица не чувствовала больше горечи.

.

Эдигор сидел за столом и что-то писал, когда Эллейн бесцеремонно распахнула дверь, ведущую в его кабинет, и, шагнув за порог, резко и как-то отчаянно выдохнула:

— Эд…

— Что случилось? — Император немедленно отложил в сторону перо и встал из-за стола. Элли, странно всхлипнув, бросилась ему навстречу, обняла изо всех сил и прижалась всем телом.

Она впервые плакала при Эдигоре. Тихо, почти беззвучно, он только чувствовал, как постепенно становится влажной рубашка на груди, и слабо вздрагивают плечи Эллейн.

— Элли? Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Наконец она подняла голову. В глазах стояли слёзы, щёки были мокрыми, губы горестно кривились.

— Я убила отца.

Эдигор вздрогнул.

— Что?..

— Мне всегда хотелось знать, почему меня ненавидела мама. — Элли говорила это, не отводя заплаканных глаз от лица императора, словно пыталась там что-то прочесть. — Именно так возникает проклятье Тени — когда мать ненавидит собственного ещё не рождённого ребёнка. Я так хотела знать… С самого детства. Что я сделала? Почему мама ненавидела меня настолько сильно, что я стала Тенью? И сегодня я наконец узнала… Я нашла её дневник. — Эллейн подняла руку и вытерла слёзы с щёк, а потом горестно ухмыльнулась. — Маму выдали замуж, когда она была очень молодой, у семьи были огромные долги и они решили пожертвовать одной дочерью. Отец был старше мамы на двадцать лет, и вместо того, чтобы пытаться наладить отношения с женой, он, видимо, решил, что имеет на неё право, и брал силой. Мама описывала это всё в своём дневнике. Все те ужасные ночи, когда она старалась терпеть, зажимала себе рот, чтобы не закричать… И я не выдержала, я пошла к отцу, когда узнала обо всём, хотела просто поговорить…

Элли закрыла глаза.

— Он ничего не отрицал. Сказал, что она не имела права ему отказывать. Мама была его женой, красивой женщиной, он хотел её, она не имела права на отказ… Я спросила, как он мог? Маме было всего восемнадцать, она была почти ребёнком и не любила его. Он мог хотя бы попытаться смягчить её сердце, завоевать доверие, уничтожить это отвращение… Но отец даже не попытался. И только пожал плечами, когда я всё это бросила ему в лицо. Он до сих пор не понимает, что таким отношением убил маму!

Эллейн замолчала на несколько секунд, а затем глубоко вздохнула, словно собираясь с духом.

— Я в тот момент так разозлилась. Я почувствовала, как в моей душе будто вихрь поднимается, там гром гремел, дождь лил, а ещё — огонь, огонь был везде. И если в начале это ощущение было только внутри меня, то потом оно вышло наружу — и отец вмиг поседел, почернел, упал и забился. Я ничего не успела сделать — он превратился в горстку пепла за несколько секунд. Я даже не поняла, как это у меня получилось, я не контролировала собственную магию. Эд, надо сказать Аравейну, что я плохая ученица… — И девушка хрипло, нервно рассмеялась.

Император осторожно прикоснулся кончиками пальцев к щеке Эллейн, нежно поцеловал в губы, а потом прошептал, ласково погладив её по голове:

— Хорошая, Элли. И человек ты тоже хороший. Не терзай себя.

— Я убила отца, Эд…

— Нет. — Эдигор покачал головой. — Он сам убил себя. В тот самый миг, когда впервые изнасиловал твою маму.

Спустя несколько лет император вспомнит эти мгновения и подумает о том, что, возможно, именно это стало началом конца для той Элли, которую он когда-то встретил в саду лорда Дросмейна.

.

Между тем Ана продолжала учиться быть императрицей. Она редко видела мужа по причине и его, и своей вечной занятости, но в те редкие минуты, когда им удавалось побыть вместе, Дориана с удивлением прислушивалась к себе и замечала, что ей нравится находиться рядом с Эдигором. Просто нравится. Она тогда была ещё слишком мала для чего-то большего.

Хотя он иногда злился на Ану, когда она делала что-то неправильно, не так, как он хотел. В первый раз, когда император сделал девочке замечание за обеденным столом — они обедали в компании Аравейна и Луламэй — Ана чуть не расплакалась. А Эдигор всего лишь сказал, что императрицы не должны чавкать.

— Ваше величество, — Аравейн посмотрел на Дориану с явным сочувствием, — в Мирнарии так принято. У нас подобное признак отсутствующего воспитания, а там — комплимент хозяину дома или повару.

Эдигор нахмурился.

— Да, что-то такое припоминаю. Но я всегда считал, что это шутка.

— Нет, — буркнула его жена, громко хлюпнув носом. Император улыбнулся.

— Извини, Ана. Но впредь постарайся избавиться от этой привычки, хорошо?

По-настоящему сблизились они лишь спустя три года. Эдигор тогда отсутствовал около двух месяцев — вместе с герцогом Кроссом отправился в земли гномов, где местные умельцы разработали новый вид доспехов, но для масштабного выпуска требовалось разрешение императора. А на обратном пути Эдигор нанёс визит вежливости светлым эльфам.

И за эти два месяца Ана как-то привыкла к тому, что мужа в замке нет. Поэтому несколько удивилась, когда, проходя однажды утром мимо открытого окна на втором этаже, услышала доносящийся с улицы звон стали.

Выглянув из окна, Дориана замерла — одно мгновение девочке казалось, что на Эдигора напали, но потом она успокоилась, поняв, что стала свидетелем утренней тренировки мужа и Аравейна. Но в этот раз что-то изменилось, причём изменилось в ней самой — Дориана вдруг почувствовала, как к щекам прилила кровь, и сердце бешено застучало, когда она наблюдала за мужем.

Эдигор по-прежнему носил усы и бороду — впрочем, он не расставался с этим обликом с того дня, как стал императором — и Ана чувствовала себя маленькой и жалкой по сравнению с ним. Но кроме этого чувства было что-то ещё. Что-то поднималось в ней, когда Дориана смотрела, как напрягаются мышцы Эдигора под тонкой, промокшей от пота светлой рубашкой, как быстро и стремительно он двигается, отражая выпады Аравейна, ни на минуту не теряя уверенности в действиях.

Ане тогда уже исполнилось тринадцать, и то утро стало первым откровением для маленькой императрицы, которая только начинала становиться женщиной. И весь день, сидя на уроке вместе с Луламэй, Дориана была непривычно тиха и молчалива — девочка старалась отрешиться от мыслей и чувств других людей, чтобы сосредоточиться на себе.

А ночью началась такая жуткая, громкая гроза, что Ана, не выдержав одиночества, рванула в комнату Эдигора. Позже она и самой себе не могла признаться, зачем ей это понадобилось.

Император уже спал. Ане тогда повезло, что девочка не застала в его покоях Эллейн, но она об этом так и не узнала.

Услышав чьи-то тихие шаги, Эдигор поднял голову с подушки. Он не сразу понял, кто стоит перед ним, разглядывая тонкую девичью фигурку в одной ночнушке.

— Ана? — голос Эдигора был хриплым со сна, и он, прокашлявшись, продолжил: — Что-то случилось?

Девочка неловко почесала одну босую ногу другой. Увидев это движение, император едва не рассмеялся.

— Гроза, — буркнула Ана, кивнув на окно. — Мне страшно.

— Ты ведь уже большая, — сказал Эдигор, сев на постели и широко улыбнувшись. — Неужели до сих пор боишься грозы?