Телохранитель для стервы (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 15

Нужно выкинуть дурь из головы, отмыться от запаха Дины и спать. Это самое разумное, что он сейчас может сделать.

После душа зеркало в ванной отражает изуродованную шрамами рожу, которая сейчас еще опухла из-за разбитой губы и свезенной скулы. Вид будто бухал неделю. На ребрах тоже расплывается синяк — болезненный, но не смертельный. Даже, похоже, ничего не сломано. Сбитые костяшки пальцев и мелкие ссадины не в счет.

Достаю перекись и с шипением наношу на щеку. Можно, наверное, забить, но пузырек попадается под руку, поэтому решаю им воспользоваться.

Присутствие Ники скорее чувствую. Только потом замечаю стройный женский силуэт в отражении зеркала, и медленно поворачиваюсь, некстати вспомнив, что второй раз перед ней в одном лишь полотенце, а вот сама девушка одета.

Встает сразу же, едва она облизывает полные губы и делает несмелый шаг вперед. Снова дерзкое обтягивающее, словно вторая кожа, белое платье на бретельках из тонкого трикотажа. Оно выглядит сексуальнее, чем самое откровенное белье. Очерчивает каждый изгиб фигуры и почти не оставляет места для фантазий. Крупные темно-коричневые соски просвечивают сквозь тонкий материал, так и тянет прикоснуться к ним губами и немного втянуть. Интересно, она будет стонать, если я это сделаю?

— Больно? — немного виновато, немного испуганно спрашивает Ника, уставившись на мое лицо, а я даже ответить не могу из-за дикого желания ее трахнуть прямо тут. Только пожимаю плечами, завороженно разглядывая Нику, которая теперь стоит так близко, что можно просто протянуть руку и коснуться. От этого срывает крышу.

Непонятно почему накатывает дикий стыд, что так поступил с ней, что трахал ее подругу. Эти чувства совершенно иррациональны, а девушка о них даже не подозревает.

Ника берет из моих рук пузырек с перекисью, смачивает ватный диск и аккуратно промокает рану у губы и на скуле. При этом девушка практически касается моей обнаженной груди острыми, торчащими под тонкой тканью сосками.

— Так лучше, — выдыхает она и отступает, а я сжимаю зубы. Болезненное напряжение в паху не дает связно соображать. Эта холеная блондинка мой личный афродизиак. Она — чистый секс; и стоит уже признаться себе, что я не успокоюсь, пока не получу ее. Это стало навязчивой идеей и дорогой в пропасть. Сил противиться желанию нет. Почти нет. Здравый смысл пасует перед соблазнительными изгибами ее фигуры, полной грудью и призывно открытыми губами.

«Ну, уходи же», — мысленно прошу я, понимая, что стояк не способно скрыть никакое полотенце.

Ника скользит взглядом по моему торсу, и в ее глазах вспыхивает жадный азарт, а не брезгливость, а потом она делает нечто совсем невообразимое. Одним резким движением дергает за угол полотенца и плавно опускается на колени, пробормотав восхищенное «вау», когда видит возбужденный член.

Это так чертовски соблазнительно, что хочется закрыть глаза, облокотиться о раковину и будь что будет. Я уверен, ее губы как шелк, а влажный горячий рот способен свести с ума. Да что говорить, я и так схожу с ума. Сгораю, но я устал сегодня быть игрушкой. Они считают, будто могут вот так прийти и трахнуть любого мужика просто потому, что красивы и им этого хочется.

Наверное, я идиот, раз отказываюсь от этого. К тому же Диной воспользовался, а вот преклоненная Ника, которая завороженно разглядывает член, пугает, будоражит и, что самое главное, злит.

— Ты вот прямо возьмешь и отсосешь мне? Чем я заслужил такую щедрость? Или для тебя это так же обыденно, как попить кофе? — буднично уточняю я, взяв Нику за подбородок и разглядывая небесно-голубые глаза. Зная, как грубо звучат слова, зная, что они ее оскорбят, и зная, что это спровоцирует новый виток войны. Наплевать.

Она отскакивает тут же и смотрит полными слез глазами. Черт! Только не реви! Я подхватываю с пола полотенце и лениво оборачиваю вокруг бедер. Главное, не показать, что ему не все равно. Тогда она уйдет.

— Какой же ты мудак! — выплевывает Ника и отступает.

— А кто ты? — спрашиваю ровно. — Что у тебя недостаток траха в организме? Так найди себе богатого мажорчика, которого одобрит папочка.

— Ненавижу. Урод! — выдыхает она. Оскорбление, как и ночью, задевает сильнее, чем я готов показать.

— Ты повторяешься. Уходи, Ника, и не смей являться ко мне в комнату, когда тебе вздумается.

— Это мой дом, — шипит она разъяренной кошкой. — И что произойдет, если я ослушаюсь?

— То… — Делаю шаг ей навстречу, заставляя пятиться к выходу из ванной комнаты и упереться в стену. В глазах Ники мелькает испуг. — То, что если ты ко мне придешь еще раз, я не буду играть в благородство. Поняла?

Склоняюсь прямо к ее лицу, а одна рука упирается в стену над головой.

— Я возьму все, что ты неосмотрительно мне предлагаешь, и срать на запреты твоего отца. Я не лезу к тебе, но отказываться… — пальцы подцепляют тонкую лямку платья на ее плече и медленно ведут ее вниз, касаясь умопомрачительно шелковой кожи, обнажая полную грудь. — Отказываться я больше не стану. Это последний раз. Так что подумай, Ника, очень хорошо: зачем тебе это надо? Чего ты пытаешься добиться, и хватит ли у тебя сил противостоять тому пламени, которое ты собираешься разжечь. Ты готова идти до конца?

— Ты просто трус, — выплевывает она, пытаясь не показать страх, но я, как прирожденный охотник, слышу его в ее голосе. — Я думала, тебя заводит металл на теле…

Она закусывает губу и демонстративно облизывает губы, показывая штангу в языке. От этого вида сносит крышу, и я все же со стоном впиваюсь ей в губы поцелуем. Жадным, злым. Шрамы на груди касаются ее шелковой кожи, напряженного соска, а металл в ее нежном языке доставляет ни с чем несравнимое удовольствие. Так легко потерять контроль и слететь с катушек, поэтому отстраняюсь и предупреждаю.

— У тебя последний шанс уйти. — Голос хриплый, горло пересохло. — Если не воспользуешься, твоя игра закончится и начнется моя. Будет так, как хочу я… Ты готова?

Ника сжимает зубы, в ее глазах мелькает смесь решимости и страха, и пока она не дала ответ, я припечатываю.

— Уходи, Ника. Маленькие богатые девственницы могут создать очень много проблем, но я уже почти наплевал на возможные последствия. Я живой, и я хочу, но… не тебя, а твое тело… сама ты мало меня привлекаешь. Впрочем, ты же об этом знаешь, правда?

Девчонка всхлипывает, отталкивает руку и, поправив бретельку, убегает, а я шумно выдыхаю и прислоняюсь лбом к холодному кафелю стены. Черт бы побрал богатых и балованных соблазнительных сучек. Может все же стоит уйти самому? Ведь ясно же, что делать мне тут нечего. Нике ничего не угрожает, я лишь декорация, которую приставили к ней непонятно зачем.

Только вот я не уйду. Мне почему-то нравится этот брошенный вызов, и хочется бросить вызов самому. Интересно, Ника будет продолжать проявлять настойчивость? Или побежит жаловаться папочке, превратится снова в холодную стерву, которая смотрит на меня свысока? Мне интересен ее следующий шаг, и я ничего не могу с собой поделать, а еще дико жалею, что не закрыл глаза и не отдался во власть эмоций, заставил ее уйти, хотя мог бы сделать так, чтобы она осталась. Это было даже глупее, чем трахнуть Дину в туалете.

Но я не верю, что девчонка может хотеть меня по-настоящему. Так как хочу ее я: до состояния, когда сносит крышу. Ее интерес видится игрой. Не может же она запасть на мою рожу и шрамы. На отсутствие денег и перспектив. Ведь богатым девочкам нужно совсем другое, но тогда зачем же она приходит раз за разом? Что за игру ведет? И есть ли шанс, что Ника просто на меня запала? От этой мысли сжимается сердце то ли от предвкушения, то ли от понимания, что ничего хорошего из их истории не выйдет. Уже сейчас нервы на пределе. Уже сейчас каждое мгновение с ней — это взрыв. Уже сейчас мучительно сложно говорить «нет» и держаться на расстоянии. И с каждым мигом желание сопротивляться ослабевает. А что случится, если дразнить будет не только она?

Ника

— Урод! Ненавижу! — бормочу я себе под нос, пока бегу вниз по лестнице в надежде, что отец еще не спит, и я успею сейчас сказать, какого мудака он мне подсунул. Расскажу, как Марк зажимал меня у стены клуба.