Блудная дочь - Джексон Лайза - Страница 6

Наступило молчание – тяжелое, оглушительное.

– И ты ничего мне не сказала? – едва шевеля губами, произнес он наконец. Глаза его потемнели, словно небо перед грозой; на враз осунувшемся лице резко обрисовались высокие скулы.

– Не сказала.

– Где она?

– Не знаю.

– Не знаешь?! – рявкнул он, но тут же, спохватившись, понизил голос до шепота: – Как так не знаешь, черт побери?

– Я... я верила, что она умерла сразу после рождения, – пробормотала Шелби, чувствуя, как стремительно покидают ее последние силы.

– Что значит «ты верила»? А сама-то ты где была в это время?

Слова Нейва звучали горькой насмешкой. Он молчаливо обвинял ее во лжи – и Шелби его понимала.

– Роды были очень тяжелыми, – принялась объяснять она, сама понимая, как жалко звучат ее оправдания. – Мне давали какие-то лекарства. Я почти не осознавала, что происходит вокруг. А потом, когда пришла в себя, все вокруг твердили, что малышка умерла и я поверила. Но теперь думаю, что меня обманули. Ее отняли у меня. И где она теперь – не знаю. Должно быть, ее кто-то удочерил.

– Постой!

Нейв поднял ладонь, бросив на Шелби предостерегающий взгляд. Проследив за направлением его взгляда, она заметила, что барменша Люси навострила уши и, протирая стойку, незаметно придвигается к ним все ближе.

Нейв вытащил из кармана потрепанный бумажник и швырнул на стойку пару банкнот.

– Пошли, – приказал он, сдергивая Шелби с табурета. – Здесь не место для откровений. Сдачу оставь себе! – бросил он барменше, обернувшись через плечо, и потащил Шелби за собой по узкому коридорчику между кухней и туалетом к задней двери заведения.

Он толкнул дверь плечом, и Шелби ошеломленно заморгала. Непривычно яркий солнечный свет ударил ей в лицо, раскаленный воздух обжег легкие. Над мусорным баком, привалившимся к стене салуна, гудел мушиный рой; с улицы доносилось ленивое урчание моторов.

Подхватив Шелби под локоть, Нейв повлек ее по выщербленному асфальту к автостоянке.

– Куда ты меня тащишь? – поинтересовалась она, тщетно пытаясь выдернуть руку.

– Ко мне.

– К тебе – это куда?

– На ранчо. В нескольких милях от города.

– Ни за что! – Она уперлась каблуками в асфальт.

– Предпочитаешь вести разговор здесь? – И он выразительно кивнул в сторону дороги.

Шелби и сама уже заметила, что, проезжая мимо стоянки, водители все как один замедляют ход. Какой-то тип в авиационных очках-«консервах» и бейсболке с надписью «Техасские нефтяники» аж шею вывернул, чтобы получше разглядеть интересную парочку.

– Как видишь, тебя здесь узнают, – без особой нужды уточнил Нейв.

– Вижу. – Секунду поколебавшись, она решилась на компромисс: – Только я поеду на своей машине, хорошо?

Он кивнул и отпустил ее руку:

– Поезжай за мной.

«Нефтяник» в бейсболке откровенно затормозил и впился в Шелби плотоядным взглядом. Поморщившись, она распахнула дверь «Кадиллака». Нагревшиеся кожаные сиденья едва не дымились; Шелби поспешно включила кондиционер на полную мощность, закрыла окна и вслед за грузовичком Нейва вырулила на дорогу.

«С ума сошла! – твердила она себе, торопливо нацепляя на нос солнечные очки. – Поздороваться не успела – и уже едешь к нему домой! О чем ты вообще думаешь?»

Город остался позади, и дышать стало чуточку легче. С полчаса дорога петляла по холмам; мимо проносились поля, огороженные колючей проволокой, где устало щипали скудную иссохшую траву коровы и овцы. Порой на обочине мелькали высокие дубы или колючие заросли сумаха. Наконец за пересохшим ручьем Нейв свернул в дубовую рощицу; здесь от шоссе ответвлялся разбитый проселок, что вел к его наследственным землям.

«Кадиллак» тяжело переваливался на выбоинах; торчащие из земли корни деревьев хватали его за колеса. Шелби чертыхалась сквозь зубы, крепче сжимая скользкий от пота руль. Наконец дубы расступились, и взору ее открылись владения Нейва.

Так вот что щедрая судьба даровала в удел Неваде Смиту! Несколько сот акров бесплодной каменистой земли, лачуга, которую домом не назовешь даже из вежливости, десяток коров да пяток лошадей – изможденных клячонок, с безнадежной покорностью пригибающих головы к серо-желтой траве.

Прямо скажем, не рай на земле. Совсем не рай.

Шелби припарковала «Кадиллак» у полуразвалившегося амбара. Не дожидаясь, пока уляжется пыль и испарится смелость, решительно вышла из машины.

Нейв ждал ее на крыльце.

И не он один. Пес-полукровка, завидев на хозяйской земле чужого, разразился отчаянным лаем.

– Тихо, Крокетт! Все в порядке! – прикрикнул на него Нейв.

Пес пригнул голову, ощерив зубы; шерсть на холке поднялась дыбом, из горла вырывалось низкое глухое рычание.

– Хватит!

Рычание замолкло, но блестящие подозрительные глаза пса не отрывались от Шелби. Пес ждал только кивка от хозяина, чтобы прыгнуть и вцепиться пришелице в горло.

– Хватит, я сказал!

Нейв нагнулся и потрепал пса по холке.

– Входи, – пригласил он Шелби, распахнув выгоревшую на солнце дверь.

В доме оказалось ненамного прохладнее, чем снаружи. Пол застелен истрепанным ковром.От сборной разнокалиберной мебели так и несло дешевыми распродажами; если у Нейва Смита и водились деньжонки, к удобству и комфорту он явно был равнодушен. На журнальном столике, знававшем лучшие времена, валялось в беспорядке несколько журналов.

Нейв провел Шелби через кухню – размером немного больше почтовой марки – и вывел на задний двор. Здесь, в тени деревьев, было почти прохладно; она с облегчением вдохнула полной грудью.

– Садись, – коротко предложил он, указывая на пыльный пластиковый стул у столика. – Чаю со льдом хочешь?

– А у тебя есть? – с невольным удивлением откликнулась Шелби.

Рассиживаться за чаем в доме у Нейва Смита ей вовсе не хотелось, однако в горле пересохло, а внутри все тряслось, словно у мухи, попавшей в клюв к мухолову.

– Если хочешь, могу приготовить. Прямо сейчас.

– Отлично.

И он исчез в доме.

Шелби с любопытством окинула взором задний двор. Пятна выгоревшей травы чередовались здесь с голой растрескавшейся землей. Очаг для барбекю, сложенный из тяжелых камней, выглядел неуклюжим и древним, словно строение каменного века. От угла дома к столбу забора наискось натянута бельевая веревка. За забором пьют из цементной поилки две лошади; шкуры их блестят под безжалостным солнцем, вокруг вьются тучи слепней, и лошади размеренно бьют себя хвостами по бокам.

Скрипнула дверь, и пес, басовито рыкнув, заколотил хвостом по земле. На крыльце вновь появился Нейв; в руках – две разнокалиберные чашки со льдом и дымчато-бурой жидкостью, отдаленно напоминающей чай.

– А теперь продолжай. – Он протянул ей чашку и опустился на соседний стул. – Так на чем мы остановились? Ах да, ты рассказывала, что у меня есть дочь.

Шелби упрямо распрямила плечи. Каяться ей не в чем, и стыдить и запугивать себя она не позволит!

– Верно. Я уже сказала, что считала ее умершей.

– Ты что же, не помнишь, как рожала?

Я же сказала, Нейв, – устало откликнулась она. – Роды были очень тяжелые.

Мне делали какие-то уколы. К концу я уже почти ничего не видела и не соображала.

Черт!

Он бросил на нее острый взгляд, затем кивнул, молчаливо приказав ей продолжать.

Шелби откашлялась – у нее вдруг запершило в горле.

– У меня с собой свидетельства о ее рождении и о смерти.

– Кто выдал?

– Оба подписаны доктором Причартом.

– Тот еще деляга, – хмыкнул Нейв.

– А теперь выясняется, что он куда-то исчез, – добавила Шелби, с наслаждением глотая горьковатый ледяной напиток.

– Уехал из города сразу после тебя. Куда – никто не знает.

– Иными словами, скрылся? Что ж, неудивительно. Шелби порылась в сумке и достала конверт – послание из прошлого, что перевернуло вверх тормашками ее спокойную налаженную жизнь.

– Посмотри!

Сама не понимая, зачем это делает, она протянула ему фотографию Элизабет Жасмин Коул – своей дочери, которую девять лет считала мертвой.