Эра прогрессивизма. Том I (СИ) - Поляков Михаил Петрович - Страница 29

Сейчас я выгляжу как скелет, обтянутый пепельной кожей с пятнами старых шрамов и ожогов. Морская лихорадка превратила пышущего жизнью подростка в еле живую мумию. От былых семидесяти килограммов живой массы осталось от силы сорок, да и рост уменьшился, в видениях Богдан определенно был выше сантиметров на пять себя сегодняшнего. Вообще, новый рост стал для меня еще одной проблемой — в предыдущей жизни я был ниже, но шире, на первых порах это доставляло немало дискомфорта. Но сейчас вроде привык смотреть на всех сверху вниз, особенно на итальянцев, которые и так от природы не очень высокие, а тут еще и всяческие проблемы с питанием в раннем возрасте, когда идет самый бурный рост. Хочешь определить дворянина или богатого господина в толпе итальянцев — смотри кто самый высокий и широкий. Богдана это правило также касается, не зря же к своим пятнадцати годам он вымахал под метр восемьдесят! Но тут могла сыграть и наследственность — его родители также были высокими, отец так вообще под два метра как в высоту, так и в ширину. И Богдан от него не отставал, а может быть даже бы и перегнал во взрослом возрасте, не случись с ним ни бродяжничества, ни морской лихорадки. И если с периодическим голодом все еще можно было смириться, то вот лихорадка подорвала организм кардинально, не помог даже магический дар парня, который из каких только его передряг не вытягивал.

Чертова лихорадка!

И никто не может конкретно рассказать, что же это за болезнь такая! Просто моряки время от времени болеют и умирают, да все — дальше наука пока не зашла. Причем эта болезнь считается тут профессиональной и нигде, кроме как в море не встречается. Спросил у Шизы — та тоже о таком не слышала, еще одна загадка этого мира.

Загадка, которая поможет нам сегодня заработать немного деньжат.

Свой рабочий день мы начали с Маленькой Италии. На полный обход всего района у меня не хватило сил, но по всем главным улицам мы прошлись и посмотрели все, что можно было, и даже немного того, что было нельзя. Казалось бы, ничего необычного, мелкие уличные торговцы, лавочки и магазины на первых этажах жилых домов, кабаки и бары, полные даже в столь ранний час, кучки ребятни, играющих в пыли, и проститутки, стоящи в дверях множества борделей. Убрать из этого уравнения лошадей, небо и, наверное, на этом все, как сразу же получится типичный жилой этаж любого города-муравейника. Даже местные автомобили, которых тут неожиданно целых четыре на всю Италию, и то вписываются в картину муравейника, в особо отсталых городах местные и не на таком ездили...

Что до людей, то опять же — никакой разницы. Одинаковые лица, одинаковые желания и поступки. Когда вопрос выживания стоит превыше всего, то все люди становятся одинаковыми, и не важно, где они живут, в гетто начала двадцатого века или же на нижнем уровне города-муравейника двадцать второго...

— Мужчины на заработках, — поясняет мне Рико после вопроса о том, почему вокруг одни женщины и дети. — До вечера тут будет тихо. Ну что, пойдем дальше?

— Куда дальше, капо?

— Походим по острову, посмотрим, что да как, может, что и подвернется...

Но ничего так и не подвернулось. Ни одного зеваки с карманами, полными звонких монет и тем более ни одного банка, который можно было ограбить и моментально разбогатеть. Весь остальной Нью-Йорк мало чем отличался от Маленькой Италии. Все тот же мусор и все те же суровые лица прохожих, которые за цент готовы кого угодно удавить.

Гетто, она и в Африке гетто. И не важно, кто в этом гетто живет, итальянцы или негры.

Да, в своих поисках «где бы поработать» мы забрели в район, где живут негры. Видно свернули куда-то не туда. Но и никаких проблем бывшие рабы нам не доставили, отголоски рабства все еще живут в их разумах и до вольницы угнетенного народа двадцать первого и тем более двадцать второго века им еще далеко, если она, конечно, тут будет, эта «черная» вольница. Другой мир — совсем другая история, может и не будет никаких бунтов против «белых» угнетателей, тысячелетиями державших «черных» за скот. Ну, это по словам «черных» опять же, а тот факт, что их собственные царьки и продавали их направо и налево по всему миру уже никого и не волнует... Но здесь все еще не так плохо, здесь еще есть пресловутая «власть белых», местные не смотрят в нашу сторону и уступают дорогу, чуть ли не в ноги кланяются...

А так все как везде, мусор, грязь и вонь испражнений, я уже и не рад такой прогулке....

О! обоняние вернулось! И как я этого раньше не заметил!

На квартале черных наша разведка и закончилась, дальше только небольшой порт, расположенный на острове, да и все, мы, считай, дошли до самой южной части Манхэттена. Обратный путь до Маленькой Италии оказался неожиданно долгим — подвело мое состояние, на которое наложилась долгая прогулка, с каждым шагом приходилось делать все больше и больше остановок на отдых, все же половину дня уже ходим по улицам, Солнце уже в зените.

— Куда теперь? — позади азиатский район, примостившейся к Италии с юга и востока.

— Поближе к центральным улицам, пройдемся по ним! — отвечает Рико.

Центральные улицы это как раз то, что мне и нужно, где, как ни на них, попрошайничать?

Ничего кроме как просить милостыню в нынешнем состоянии я просто придумать не мог. И тут у меня был козырь в рукаве в виде последствий лихорадки, всяким калекам и прочим убогим ведь больше подают? Осталось найти хорошее место, чем я и занимался все это время. Смотрел по сторонам и оценивал, но рабочие кварталы для дела совсем не подходили — там за нечаянно показанный медяк готовы прирезать, что уж тут про благотворительность говорить? В любом случае мне именно так и показалось, единственным местом, где можно было хоть что-то заработать, были самые разнообразные церкви, храмы и святилища с алтарями. Но там уже были свои просители, да и разгар рабочего дня совсем не то время.

А вот центральные улицы мне понравились!

Вся та же грязь, но меньше, отсутствие мусора и множество дворников, что в меру своих сил чистят улицы. Запах стал совсем другим — к вони сточных канав добавились нотки парфюма и выпечки пополам с удушливым дымом автомобилей и мотоциклов. Именно тут я впервые увидел местный мотоцикл на бензиновой тяге и влюбился в сие чудо техники. В прошлой жизни мне все больше приходилось ездить на технике четырехколесной и гусеничной, да и нет просторов на нижних уровнях в муравейниках, чтобы там можно было разогнаться по прямой и понять, для чего же ты отвалил тридцать тысяч юникредитов и что такое полторы секунды до сотни. Здесь же до таких скоростей все еще далеко, но мотоциклиста и его стального коня с функцией дымовой завесы и с громоподобным воем такое не огорчало — на фоне всех остальных автомобилей и тем более гужевых повозок он буквально был живой ракетой, несущейся, по словам стоящих рядом со мной прохожих, сразу на тот свет. Видимо и для местных такие бешенные скорости и игра в шашки с повозками, автомобилями и пешеходами, были в диковинку, вон как одни кричат нехорошие слова в сторону наездника, а вторые радостно улюлюкают, наслаждаясь зрелищем. Рико тоже впечатлился, вон как глаза загорелись, а ведь тут от силы километров сорок-пятьдесят в час, не больше! Понравилось и мне — хоть сам не ехал, но адреналину привалило, как будто увернулся от пулеметной очереди! А может быть на самом деле понравилось именно Богдану, все же он теперь часть меня.

— Куплю себе такой! — говорю я, почему бы и не порадовать своего внутреннего мальчишку? — Буду так же гонять!

Рико в ответ лишь рассмеялся, но и сам наверняка захотел прокатиться. Оно и понятно — это тебе даже не автомобили, которые чуть быстрее лошади, это — весчь!

— Купит он, а как же! — встрял в наш разговор какой-то мальчишка примерно наших лет. — Ты сначала одежку приличную купи, а потом о мотоциклах думай! Оборванцы!

Говорил он на английском, поэтому мне пришлось перевести его слова Рико, для которого знание мной еще одного языка не стало откровением — он уже привык.