Мефистон. Кровь Сангвиния - Хинкс Дариус - Страница 51

Хесбон начал смеяться сквозь сросшийся рот. Он не выдержал вида чуждого существа, выскользнувшего из его же тела, и хора воплей, доносящихся из чудовищной пасти. Рассудок оставил его; теперь драгуну казалось, что он тоже летучая рыба, как и это парящее в воздухе создание. Он обмяк на скамье и лишь хохотал, глядя, как все новые дьявольские твари вылезают из его изувеченного тела.

Закатив глаза и запрокинув голову, Зорамбус довольно вздохнул, а затем вернулся к своему занятию, продолжив усердно чертить письмена на коже Хесбона, пока вокруг не появился целый зверинец потусторонних скатов с синей кожей. Вскоре в шатре собралось множество кружащих и скачущих в воздухе демонов, и призыватель рухнул на пол, совершенно обессиленный, а кошмарная стая вырвалась на склон горы. К тому времени, как разум Хесбона окончательно распался, он парил в океане синей мерцающей плоти, едва замечая ликующий смех Принца, направлявшего верещащих чудовищ в битву.

Но осознал свое безумие драгун, лишь когда увидел, что рядом с Зорамбусом появляется человек. Несмотря на все увиденное за последние минуты, генерал понял, что это создание просто не может существовать в реальном мире. Маленький и худой, будто скелет, человек был облачен в простую черную рясу. Он сошел бы за монаха, если бы не голова, видневшаяся из-под глубокого остроконечного капюшона. Она больше напоминала длинный и изогнутый череп хищной птицы с черными пустыми глазницами. Однако сильнее всего Хесбона ужаснула не странная морда монаха, а причудливость его движений. Монах то появлялся, то исчезал, будто старые кадры на сломанном проекторе. Он мерцал и дергался, приближаясь к Зорамбусу и отбрасывая бесчисленные тени, создающие дюжины ложных образов, словно бы кадры накладывались друг на друга. Одна из его рук заканчивалась цепкой птичьей лапой, другая же была подобна извивающейся и шипящей серебристой змее.

Хесбон попытался закричать — в этот раз с такой силой, что кожа на его лице начала рваться.

При виде незнакомца Зорамбус побледнел и согнулся в глубоком поклоне:

— Мой господин, надеюсь, что на сей раз представление пришлось вам по вкусу.

— Игра окончилась и началась, — ответствовал монах. В его голосе слились сразу несколько октав: от рокота подземных недр до инфразвукового вопля. — Клинок был виден, незрим. Почти в руках.

— Ливия в крепости? — Похоже, Извечный Принц ужаснулся этой мысли.

— Она добралась до святилища.

— Нет, — прошептал Зорамбус, выглянув через входное отверстие разорванного шатра на кипевшую снаружи битву, — Нет! — заорал он и вцепился в волосы с такой силой, будто намеревался содрать с себя скальп. — Это должен быть я, мой господин. Я. Девчонка не может послужить вам. Она — дура.

— Дура, которая обставила тебя и обставит с добычей! — прогремел и провизжал монах.

— Никогда! — воскликнул Извечный Принц.

Он обернулся к Хесбону и изверг поток непонятных слов. Драгун взорвался. Демоны вырвались из его плоти и, завывая, бросились на стены непокорной крепости.

Глава 18

Крепость содрогалась. С каждым грохочущим орудийным выстрелом по залам и криптам проходила дрожь. Даже в глубочайших склепах, куда дозволялось входить лишь сестрам самого высокого ранга, стены сотрясались и стонали, будто проклиная захватчиков. С потолка со стуком падали камни.

Святая Офиуса быстро шла по петляющим коридорам, шепча молитвы и освещая себе путь фонарем. Она коротко кивнула стражницам, стоявшим у дверей ее кельи, и те расступились, пропуская госпожу. Святая захлопнула за собой дверь, надежно заперла ее изнутри, несколько раз проверила замки и лишь тогда обернулась.

Ее холодная мрачная келья была почти пустой. Ничто не украшало стылые каменные стены, да и мебели было мало. Она свела руки на груди в знак аквилы, склонилась перед алтарем, занимавшим большую часть аскетичной комнаты, и зажгла маленькую свечу. Алтарь представлял собой обычный металлический столик, на котором располагалась грубо вырезанная из дерева фигурка человека с крыльями и мечом. Офиуса выкрасила бóльшую часть фигурки в темно-красный цвет собственной кровью, но лицо представляло собой белую маску с двумя кровавыми отпечатками пальцев вместо глаз.

— Астра Ангелус, — прошептала святая, и в глазах ее заблестели слезы. — Ты так близок. После всех этих лет, Мефистон, ты услышал меня. И пришел. Сошел к нам со звезд.

Она откинула вуаль, не сводя напряженного взгляда с деревянной статуи, и стала ждать ответа. Свет свечи омыл ее изуродованное лицо.

Как и всегда, прошло несколько мгновений, но святая терпеливо ждала, пока наконец маленькая статуя не начала двигаться. Она дергалась и лязгала, словно механическая игрушка, постепенно оживая, а затем подалась вперед, уставившись на нее кровавыми глазами.

— Конечно же, я услышал тебя, Офиуса. Исполненные такой праведности молитвы могут пронестись через десятки Галактик. Я услышал каждое слово так же ясно, как если бы ты прошептала их мне на ухо. Сам Бог-Император уверил меня, что ты не подведешь. И ныне твои труды близятся к завершению. Всего через несколько часов я прибуду к тебе, и тогда исполнится все, ради чего мы боролись. Благодаря твоей преданности и храбрости.

— Отступники не смогли и не смогут даже приблизиться к вратам. — Слезы текли по освежеванной плоти святой. — Мы легко удержим их, пока ты не придешь, дабы забрать клинок.

Дрожа и вибрируя, деревянная фигурка потянулась, чтобы прикоснуться к ее сжатым рукам.

— Твой вере уготовано еще одно недолгое испытание, Офиуса, — сказал он.

— О чем ты? — прошептала женщина, с трудом дыша от волнения. — Я сделаю все. Все, что потребуется от меня, лорд Мефистон. Скажите, что вам нужно? Просто скажите, и я исполню. Я пойду на любые жертвы. Я…

— Ты и так уже делаешь все необходимое, дитя мое. — Деревянный человек показал на дрожащий потолок, с которого сыпалась пыль. — Я лишь хочу предупредить тебя, что битва не будет столь краткой, как ты думаешь.

— Эти гвардейцы едва ли достойны смерти под нашими орудиями, Астра Ангелус, — нахмурилась святая. — Не думаю, что погибнет хотя бы одна из моих Сестер. Мы легко отправим их в бездну, мой господин, ведь ересь лишила их рассудка. У такой армии нет сил взять Вольгатис. Это безумие. Они гибнут сотнями и не доживут до рассвета.

— Я и не ждал меньшего от Адепта Сороритас, но речь идет не о драгунах. Испытанием станут не гвардейцы, но те, кто придет за ними.

Офиуса уже собиралась задать вопрос, но затем покачала головой, гордо вздернув подбородок.

— Я не страшусь ничего, Астра Ангелус. Мы удержим врата до твоего прибытия, что бы отступники ни бросили против нас. Когда ты придешь в Вольгатис, я буду готова, как и обещала.

— Я знаю, — ответил деревянный человек. — И всегда знал. Мы грезили, грезим и будем грезить.

— Мы грезили, грезим и будем грезить?.. Что это значит, мой господин? Это молитва?

— Ничего, — ответила кукла, с резким щелчком тряхнув головой.

Похоже было, что деревянный идол за что-то рассердился на себя.

Офиуса еле заметно отодвинулась от стола, уловив в обращавшемся к ней голосе что-то незнакомое. Ее разума коснулась холодная тень, словно бы она вспомнила то, что скрывала от себя, предпочтя забыть. Слова заронили в ее душу зерно страха, пусть святая и не могла дать ему имя.

— Ты боишься? — спросила фигурка. — Это было бы ожидаемо. Император и я просили и попросим от тебя многого, требуя держаться, пока планета погружается в безумие. Я знаю и знал, что грядущая битва станет суровым испытанием. Если бы ты захотела или хочешь, я мог бы возложить это бремя на другого.

— Нет! — воскликнула Офиуса, взяв себя в руки и отринув сомнения. Затем она заговорила тише: — Нет, Астра Ангелус, я не боюсь. Не лишай меня своей веры теперь, когда мы так близко. Я буду звать тебя, пока не отдам тебе в руки Окаменелый меч. Я буду звать тебя так же, как звала все эти годы.