Конторщица-2 (СИ) - Фонд А. - Страница 48

Я чуть не зашипела от моральных и физических истязаний, но наткнувшись на осуждающий взгляд Риммы Марковны, покорно сунула ноги в почти кипяток.

Когда с инквизиторскими экзекуциями были покончено, и я уже покорно лежала в кровати, размякшая, полностью деморализованная, укутанная в два одеяла, в шерстяных носках и в теплой пижаме, дверь скрипнула, и кто-то вошел в комнату.

— Тётя Лида, — пропищал тоненький детский голосок.

— Что Света? — мне было трудно повернуть голову из-за кокона из одеял и я не могла видеть ее лица.

— А ты теперь взаправду будешь моей мамой или это понарошку только?

Ну, Римма Марковна, я тебя убью! Дай только хоть чуток оклемаюсь…

Чтобы не волновать ребенка, я выполнила педагогический трюк по методу мудрого учителя Шалвы Амонашвили — переключила внимание Светки на более важный вопрос, а именно — спросила, правду ли все соседи говорят, что в синем чемоданчике Риммы Марковны тайно находится новая прекрасная кукла, которую она планирует подарить какой-то неизвестной злой девочке? Светка, с негодованием вскрикнула и убежала восстанавливать справедливость. Бедная Римма Марковна, я ей теперь сочувствую. Характер у Светки примерно, как у Элеоноры Рудольфовны, или у стаффтерьера (что в принципе, одно и то же), только еще хуже (так как добавляется еще и ум Валеева).

Из дальних комнат донеслись возмущенные крики Светки и оправдывающееся бормотание Риммы Марковны, я мстительно усмехнулась и с чувством выполненного долга спокойно уснула. Сон вышел рваный, как вата: я то проваливалась поминутно в невнятные сновидения, то просыпалась, пока перед глазами не всплыли события того вечера.

А вчерашний вечер закончился тем, что я самым позорным образом «поплыла». Мы вроде нормально так сидели, пили чай и разговаривали о будущем Светки, когда Валеев прямо посреди своей фразы вдруг нахмурился и потрогал мой лоб:

— Лидия Степановна, да вы горите вся! У вас же температура какая!

— Ерунда, — отмахнулась я, стараясь не стучать зубами.

— Ничего не ерунда, — возразил Валеев не терпящим возражения тоном. — Вы заболели. То-то я смотрю, вас трясет. Это не шутки. Вам нужен уход и лечение. А здесь, в этой комнате, сквозняки, да и условий никаких. В общем так, сейчас же собирайтесь, у меня во дворе машина, поедем ко мне… будем вас спасать.

Я выпучила глаза и отрицательно замотала головой с максимальной категоричностью.

— Что? — нахмурился Валеев. — Дома только Римма Марковна со Светланой, а Юлия ушла еще позавчера. Так что не беспокойтесь.

Я с независимым видом пробормотала что-то в типа, «и ничего я не беспокоюсь», как Валеев сказал отвратительно строгим голосом:

— У вас пять минут, Лидия Степановна. — И ухмыльнулся.

Бороться и протестовать сил уже не было, я и сама понимала, что здесь мне капец будет, поэтому стала собираться. Но собиралась я долго. Во всяком случае — больше пяти минут. Минут семь-восемь, если быть точной. В общем, собирать мне было нечего: так, побросала кое-какие личные вещи, зубную щетку там, и прочее барахлишко, зато прихватила задание Щуки и синие папки. И, и само собой, пишущую машинку. Просто принципиально тянула время, чтобы не пять минут.

Валеев взглянул неодобрительно, вздохнул, отобрал машинку (сам всё нес), и мы поехали к нему.

Продолжение я помню, как в тумане, температура стремительно росла, и я уже слабо соображала и ни на что не обращала внимание. У Валеева я попала в цепкие руки Риммы Марковны, вызвали врача. Хотели везти в больницу, но Римма Марковна отбила. В результате меня посадили на больничный, приписали постельный режим и кучу всяких порошков (фу, горькая гадость!) и микстур (тоже фу, вдобавок еще и отягощенных народной медициной Риммы Марковны).

В общем, вчера мне было так плохо, что ой. Всю ночь Римма Марковна не отходила от меня, пичкая лекарствами, и замучила окончательно. Сегодня с утра мне стало капельку легче. И я решила, что вполне могу печатать, но Валеев увидел и науськал Римму Марковну, так что поработать мне не дали. На мои слабые попытки объяснить, что работу нужно сдать категорически до обеда, он сначала скептически отмахнулся, но, видя, что я сдаваться не собираюсь, забрал всю пачку актов и сказал, что отдаст своим четырем секретаршам-машинисткам, они напечатают, причем еще лучше, чем я, и до обеда все документы будут переданы Щукиной лично в руки.

Ну, раз так, то и ладненько. Я спорить не стала. Дала им всем почувствовать, что они меня хором победили.

Сама же решила дождаться, пока Валеев уедет на работу и сесть допечатать протоколы с синей папки под номером тридцать шесть. Вот такая я коза.

Но Римма Марковна, которая, очевидно, получила четкие инструкции от Валеева, подсуетилась — то ноги парить, то горчичники ставить, в общем, день пролетел, как и не было. И протоколы я не сделала.

А время идет.

Придется работать ночью, когда все уснут.

С такими мыслями я успокоилась и незаметно меня вырубило. Проснулась уже поздно вечером, часов десять было. И беспокойство завладело мной:

— Римма Марковна! — позвала я хриплым голосом.

Соседка появилась моментально (под дверью она, что ли караулила?) и с тревогой потрогала мой лоб. Не найдя признаков температуры, она не успокоилась, пока не сунула мне градусник под мышку и только тогда спросила:

— Что, Лида?

— Я совсем забыла с этими соплями! Завтра же мы с Горшковым должны развестись!

— Вот и замечательно, — расцвела соседка.

— Римма Марковна, вы не понимаете! — не согласилась я и аж закашлялась. — Мы же не договорились на какое время. Зная Горшка, он придет, пятнадцать минут за углом постоит и уйдет. А потом скажет, что, мол, я сама виновата, сама не пришла, когда он был. И потом опять всё заново придется.

— Ой, — всплеснула руками Римма Марковна. — И что же делать?

— А вот это я бы хотела спросить у вас с вашим замечательным Василием Павловичем, — стервозным тоном заявила я, — раз вы меня этими порошками поили, от которых я проспала весь день. И что теперь делать, Римма Марковна? А?

Старушка заметалась по квартире, с причитаниями. А я решила собираться в коммуналку на Механизаторов. Переночую там, заодно не позволю Горшку улизнуть от развода.

В комнату постучали и вошел Валеев.

— Что за паника такая, Лидия Степановна? — спросил он.

— Вам Римма Марковна разве не передала? — нелюбезно закашлялась в ответ я.

— Передала, конечно же, — не стал лицемерить Валеев, — она мне теперь всё передает.

Я с негодованием чихнула в ответ.

— Ловко я ее у вас увел, правда? — похвастался Валеев, а я решила не обращать внимания и продолжила собираться.

— Кстати, акты Щукиной передали, — отчитался Валеев, — она была раздосадована, но постаралась не подавать виду, так по крайней мере мне потом рассказывала Вера Алексеевна.

— Кто такая Вера Алексеевна? — спросила я, лишь бы заполнить паузу.

— Мой заместитель, — пожал плечами Валеев.

— Ясно, — вздохнула я, упаковывая пилюли в сумочку. — А где вы работаете?

— В советской прокуратуре, — ясным взглядом посмотрел на меня Валеев.

— Да ладно! — не поверила я.

— Шучу я, шу-чу, — согласно кивнул Валеев, — в цирке я работаю.

— А вот это уже больше соответствует истине, — одобрила я. — Но так всё же?

— Лидия Степановна, — пресек мою попытку собраться Валеев, так и не ответив на вопрос, — так куда это вы намылились в таком состоянии и на ночь глядя?

— В переулок Механизаторов, — ответила я и пихнула в сумочку еще и градусник.

— Не понял? — нахмурился он, — вы еще не выздоровели, а уже решили вернуться в свои сквозняки…

— Василий Павлович, — зло отрезала я, — вы еще не сочетались со мной фиктивным браком, а уже заколебали меня своими распоряжениями и запретами! Думаю, мне стоит пересмотреть прежние договоренности.

— Лидия Степановна, — нахмурился Валеев, — оставьте этот детский сад. Этой ночью у вас температура была под сорок, еле-еле мы вас выходили. А теперь вы решили себя окончательно погубить!