Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine - Страница 118

— Дай продохнуть… — оторвавшись, восклицает светловолосая, продолжая также влюбленно смотреть в синие зрачки Космоса, — знаешь, что я помешанная, и пользуешься этим!

— Главный сумасшедший тут я, мне в кайф эта мания…

— Греки говорили, что любовь-мания — это недолговечное наказание…

— Штамп в паспорте сказал, что пидора твои греки!

— Люблю тебя! Не отвечай, знаю, что будешь со мной спорить на этот счёт…

— Можно я ещё разок скажу, что ты у меня самая потрясная!

— Не ври…

— Без дураков!

— Хорошо, поверила!

— У тебя просто выбора нет…

***

Тома проводила вечер под скучное вещание телевизора, невольно проваливаясь в сон, когда его звуки на мгновения стихали. Передача «Добрый вечер, Москва», несмотря на сменяющиеся картинки, не могла скрасить её положения, а Фил задерживался, не предупредив заранее. После съёмок он не заехал домой, но днём Тамара была слишком занята — трели телефона она могла бы просто не услышать.

Звонок от Оли Суриковой, которая не знала, куда делся Белов, не пришедший на примерку в ателье, довершил догадку, что муж пропадает где-то вместе с друзьями. Посоветовав скрипачке думать о марше Мендельсона, Тома понадеялась, что все разговоры на сегодня завершились. Но можно ли быть уверенной в этом, если первое место в записной книжке занимает фамилия Голикова?

Отвечая на бурный поток речи Софки, Филатова не теряется. После очередного нелестного разговора с матерью, Софе невмоготу оставаться дома. А Тамаре будет с кем скоротать время под чашку чая, хоть Софка и будет говорить о своей жизни не в мирном русле. Долго, с активной жестикуляцией и эффектными паузами, как прирожденная актриса. Жалко, что талант прозябает в стенах юридического института. Но у всех свой жребий…

— Думала, Том, что он сам признается. Утро было, но не спалось, — и если кто-то женится, заводит крепкие семьи и живет припеваючи, то такая удача не улыбалась Софе рядом с Пчёлой, — и решила поговорить, что он там в своей «Метле» потерял, и с кем, и он ли это был вообще! Но Витя же у нас птица свободного полета, ты что!

— И ты убежала, как сайгак? — жалобы Софки, её переживания и подозрения имели под собой плотную почву. Филатовой сложно подбирать нужные слова, и поэтому она просто дает подруге возможность выговориться. — Ой, Софа! С плеча рубишь…

— Догонять не стал, мы гордые, и дел у нас по горло, — мрачно заключает Софа, — а домой пришла, мать в истерику, давай на меня орать! Что все гублю, институт к херам давно пошел, и что Милославского… Мать его, поменяла на рожу бандитскую, вот что она мне кинула! Отец по мне все понял, сказал — помиримся, остынем. Тут Лизка звонит, квелая, как тухлая малина, договорились, что в институт не пойдем… Ну… Я ей все выложила, и слово за слово!

— Погоди, ты и с Лизой поссорилась? — и этого Тома никогда не поймет, потому что Софа и Лиза прекрасно ладили, и понимали друг друга без лишних объяснений. И тут… — Ты что? Не сходите с ума, девочки!

— Эта Холмогорова от мужа нахваталась, уши прикрыла, — Лиза никогда не скрывала от Софки, что Пчёла — не ревностный борец за институты семьи и брака. — Надоели, говорит, предупреждали! Пришлось в институт свалить, а вернулась под бурление говн! Сбежала, когда на чай снова приехали Милославские с выводком-переростком. Смотрит на меня, пытается допросить о чём-то, а я не могу… Смотрю на него, а вижу Пчёлкина! Два придурка… на мою голову!

— И что теперь, Софкин? — Томка и сама была в стане предупреждающих. Два года назад, когда Голикова влюбилась по уши в брата Лизы, будущая жена Фила остерегала подругу от скольких поворотов. Но грабли всегда манили Софу своим начищенным блеском.

— Фиг бы его знал, Томка, но ладно бы «Метла», я бы перетерпела.

— Софа… — Тома заранее знает, в какое русло подруга сворачивает, — не унижайся!

— Дьяволята играют на скрипке без заминок, — и скрытый факт новой симпатии Пчёлы, о которой никто не говорил вслух, злил его девушку больше всего, — и в курсах я, что не права, но ненавижу её! Не… на… ви… жу…

— Только недавно вы с Олькой прекрасно ладили…

— Она и сейчас так думает, а что я скажу? Олька, прикинь, а в тебя мой бабник влюбился! Не видит она ничего, а мне на свадьбу эту идти тошно! Добра не будет!

— Не спеши судить, где добро, а где спряталось зло…

— Ага, затаилось с автоматом за пазухой, и ждёт случая, чтоб перестрелять всех к чертям собачьим…

— Не все так мрачно, Софа…

— В такое время живём…

— А сейчас успокоилась, — наливая очередную порцию чая подруге, Тома подвигает ближе к Софке хрустальную вазу с «Мишками на севере». Брюнетка, обратив свой зеленоглазый взор на подругу, легко улыбается, радуясь, что хоть с кем-то, кроме отца и Томы, она сегодня не повздорила. — В двери ключ шумит, слышишь?

— Я, наверное, поеду! Все-таки перед папкой неудобно!

— Куда ты? Звони родителям, скажи, что у нас осталась… — такое решение представлялось Томке самым рациональным, — а Фил сегодня живет на кухне, я же спинным мозгом чувствую, что он в стекло…

— Тоже верно, — в самом деле, домой совсем не тянуло, — спасибо…

— Обращайтесь, Софа Генераловна!

— Что бы я без тебя делала, служба спасения?

— Пристрелила бы своего Пчёлкина к чертовой бабушке!

— За такое и суд оправдал бы…

— Боюсь представить!

Через минуту в коридоре малосемейки Филатовых будут раздаваться тяжёлые мужские шаги и добродушный, но хмельной смех. Все мысли Томы оправдались: её Валерка слегка перебрал. В детали его бессвязной речи Тома не вдавалась, и не без помощи Софы боксер был перемещён на кухню, ближе к холодной воде и открытой форточке. От стакана «Нарзана» Филатов и впрямь смог говорить отчетливее, почти серьезно смотря на девушек, и то и дело повторяя:

— Заживе-е-ем, — Валера громко икнул, да так, что Томе показалось, как зашевелились стены их крохотной кухни. — Белый… в нарды поиграл! Кто б знал, что Пчёла наведёт на перчика? А, Софа?

— Пей, пей… — Софа помрачнела при упоминании фамилии Вити, и поэтому, постучав мужу по спине, Тома пытается сосредоточить его на стакане воды. — Помедленнее, не залпом…

— Сёдня не ахти уже так, — на лице у Филатова выражение вселенского облегчения, он подпирает согнутым кулаком свою щеку и продолжает глуповато улыбаться жене и Софке, — а ты, Генер… Генераловна, будь здорова! Слыхала, чё твой удумал?

— Молодец какой, — хоть где-то этот шмель приносил пользу, — поверю на слово…

— Так, понятно… — Тома аккуратно снимает с могучих плеч Филатова куртку, понимая, что ему пора укладываться. — Раскладушку достава-а-ай! Пошли, пошли…

— Куда денусь? — медленно вставая, и, расправляя свои лопатки, будто крылья огромной птицы, Фил смутно доходит до того, что, наверное, мог сболтнуть что-то лишнее. А если у Софки-дружочка проблемы, они с Томкой не будут её расстраивать и уж тем более прогонять. — Чайку налейте! В башке шумит от этого «Мартеля»…

— Надо меньше пить… — неутешительно замечает Софа, снова зажигая газовую

плитку, и доставая из буфета самую большую кружку.

— А лучше просто не надо… — добавляет Тома, надеясь, что Фил не рухнет прямо на стол, потому что его нещадно клонило в сон. — Валер, продержись пять минуточек!

— Д-д-д-д-ве, — Фил практически трезво оценивает свои возможности, — и испаря-я-я-я-юсь…

Хмельной Валера даже не расстраивал. Через пятнадцать минут мужчина уснёт, и из кухни будет разноситься только скрип старой раскладушки и сонное кряхтение. Тома напомнит подруге, что родители беспокоятся, и Софа позвонит домой, прекрасно зная, что родители не спят, и отец, взявший трубку, подкупит её голосом, как в детстве, полным заботой и внимания, которого порой ей так не хватало.

— Дочка, ты остынь, — чиновник надеялся, что с возрастом дочь научится реагировать на все не так эмоционально, — и все сойдётся, это обещаю.

— Папка, — уверяла Софа Константина Евгеньевича, надеясь, что он не будет удручать себя на её счёт, — а в который раз? Триста первый?