Видишь Суслика? (СИ) - Шрайбер Фил - Страница 9

По пути в столовую он ловко направил Хомячка в объятия преподавателя словесности, ищущего жертву для выступления перед новыми членами клуба любителей поэзии, а сам двинулся в сторону лазарета.

«Где ж ты, моя повелительница клизм?»

Предмет тщаний где-то скрывался. Пришлось довольствоваться малым и жаловаться дежурному врачу – сухопарому офицеру лет пятидесяти – на кровопотерю и общую слабость.

В принципе, Суслик не особо симулировал. Физическая оболочка оказывала легкое сопротивление подселенцу, что сказывалось на общем самочувствии. Врач оказался профессионалом – пощупал пульс, измерил давление, посветил фонариком в глаза и без лишних вопросов немедленно возложил засиявшие зелёным светом ладони на приболевшего курсанта. Затем поставил Суслику капельницу с физраствором и дал проглотить несколько таблеток. Те немедленно вогнали ослабленное тело в сонливость, и Суслик с блаженной улыбкой растянулся на кушетке.

Проснувшись к вечеру, Сулик обнаружил, что он опять всё проспал! В медицинском кабинете сидели, чаёвничали, и душевно беседовали наглая хомячья морда и милая Ласка. Сердце забилось быстрее, и кровь снова прилила в голову. Суслик ни разу не испытывал столь противоречивых чувств. Хотелось одновременно кого-то убить, нарвать цветов и подарить букет, подраться с Хорьком, Хомяком и еще десятком курсантов, палить в небо из автомата, забиться под одеяло от смущения – последнее от весьма типичной физиологической реакции.

– Ара-ара! Фудзивара-кун изволил проснуться, как это замечательно! – заметила Ласка. Бархатистость и сексуальная хрипотца в её голосе ощущались почти физически.

Помощь пришла, откуда не ждали. Хомячок мгновенно переместился прямо поверх Суслика, кажется, применив при этом запретные магические техники. Залез на кровать с ногами и уперся тому в грудь кулачками.

– Яой! Уиии! – восторженно запищала Ласка, хлопая в ладоши.

«Отвали, я не такой!» – вопил внутренний голос из норки в голове, где недописанные сонеты и посвященные женщинам возвышенные самурайские хокку путались с возмущением и протестом, придавая стихам едва заметный налёт базарной ругани.

А Хомячок распалялся всё сильнее. Его лицо алело, а отсутствие любой растительности на щеках и подбородке, вкупе с большими оленьими глазами, делало его удивительно похожим на девушку-травести.

– Где же фотоаппарат?! – Ласке пришлось встать и изогнуться, чтобы добыть искомое с верхней полки. Ей частенько приходилась делать фотографии последствий инцидентов с курсантами, так что оборудование всегда было под рукой.

Случайный взгляд в ту сторону только усугубил физиологические реакции Сусликова тела, что, несколько позже, и обнаружил не в меру усидчивый Хомячок!

– Я так волновался за тебя, аники! Я чуть не расплакался, когда тебя искал по всей школе, – вопил он, тряся Суслика. – А если бы снова случилось страшное, и я не успел, как в тот раз?! Что бы я без тебя делал?! – Хомячок побледнел и приготовился заплакать.

Но тут он заметил, что случайно опёрся на какой-то странный бугор, выросший под одеялом. Пронзительно взвизгнув, Хомячок моментально спрыгнул с кровати Суслика – а вдруг у него перелом и это торчит обломок кости, которую он случайно сместил. НАДО БЫЛО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ!

Руки Хомячка – медленно для него самого, но до ужаса быстро для всех остальных – потянулись к одеялу. Суслик, не сразу заметивший эти поползновения, отчаянно вцепился в одеяло. Но затаенный ужас в его глазах был принят за предсмертное выражение, практически закат души! Преисполнившись сил, словно древний герой, разрывающий пасть Голиафу (Хомячок был не силен в истории), «спаситель» сдернул одеяло.

Одновременно случилось несколько событий. Суслик густо-густо покраснел. Позади Хомячка раздался грохот – это Ласка, тянувшаяся за фотоаппаратом и опасно балансировавшая на стуле, обернулась и грохнулась на пол.

– Аааааан-н-ники, – заикаясь, бормотал алеющий Хомячок. – Ты это… не подумай… Я, к-к-ко-конечно не т-т-та-такой… Но я не смогу тебе отказать! – неожиданно выкрикнул он и бросился к двери.

Дверь не пожелала открыться наружу, так как была порядочной дверью и имела только одну ориентацию. Что не помешало Хомячку снести её и вывалиться в коридор.

Лежащий на кровати абсолютно голый Суслик являлся статуей самому себе. Все его мысли занимало две вещи – когда, наконец, прекратиться этот мощный стояк, и как вернуть улетевшее в угол одеяло.

Лазарет походил на поле боя – на полу лежала Ласка, из разбитого носа которой тонкой струйкой сочилась кровь; рядом валялись обломки фотоаппарата. Хомяк, который после встречи с дверью заработал шишку во весь лоб, тоже не подавал признаков жизни.

Единственным плюсом данной ситуации стал задравшийся халатик Ласки, обнажающий затейливое кружевное бельё прелестницы.

«Белые… Да ещё и кружевные!.. Я не такой, ура!» – успел подумал Суслик перед тем, как в очередной раз вырубиться.

Примечание к главе 4

Дзигокудаю (地獄太), в японской мифологии – богиня смерти, владычица загробного мира Дзигоку и судья женщин-грешниц.

Глава 5 «Сто сарацинов я убил во славу ей»

После эпичного перфоманса врач расщедрился и добавил Суслику ещё неделю на реабилитацию. Он так и не представился, а Суслик не смог вспомнить его имени, как ни пытался.

Также врач достаточно сухо порекомендовал юному пациенту не частить в лазарет, а то ему и комиссию устроить могут... При этом он красноречиво покосился на зардевшуюся Ласку.

Врач размашисто подписал лист и вручил Суслику. На период реабилитации под страхом отъезда в реанимацию ему категорически запрещалось следующее:

– бегать по лестницам;

– прыгать с балконов;

– заниматься общей физической подготовкой без инструктора;

– заниматься специальной физической подготовкой;

– участвовать в тренировках и соревнованиях по боевым искусствам;

– участвовать в драках, самовольных отлучках и прочих нарушениях внутреннего распорядка.

Особое место в этом списке занимали подозрительные контакты с лицами женского пола. Небольшая ремарка под этим пунктом недвусмысленно намекала, что это – самый простой и верный способ вылететь из кадетского корпуса и бесповоротно испортить себе жизнь. На горизонте замаячил грозный Фудзивара Тэрумаса, и Суслик непроизвольно поёжился.

Присутствовавший при этом Хомяк бесцеремонно заглянул в список, хмыкнул и громко прошептал:

– Ярэ ярэ, да если бы все эти правила соблюдали! Так у нас пол курса выгнать надо. За то, что все эти безобразия нарушают.

– Кадет Минамото! – внезапно рявкнул врач. – Смирно!

Хомячок вытянулся во фрунт, копируя бравого солдата Швейка.

– Вы ставите под сомнение установленный распорядок?

– Никак нет!

– Так-то лучше. – Врач повернулся к Суслику. – Медицинские предписания понятны, кадет Фудзивара?

Суслик тоже вытянулся во фрунт, вид при этом имея лихой и придурковатый, своим звонким мальчишеским голосом отрапортовал:

– Так точно!

– Вопросы есть?

– Никак нет!

– Обращаю ваше внимание на последний пункт.

– Намерений таких не имел, ни в чем таком замечен не был!

Лицо врача вытянулось. Такой ответ он слышал первый раз за всю свою военную карьеру – а служил он долго.

– Разрешите идти, – пискнул Хомячок.

– Идите…

Оба развернулись на сто восемьдесят градусов и чётким уставным шагом промаршировали за дверь.

Оказавшись в коридоре, они рухнули на скамью, и зажимая рты, согнулись в пароксизме смеха. Выражение лица врача, озадаченного выходкой Суслика, ранее ни в чём таком, действительно, не замеченном, было бесценно. Хомячок ликовал – он наконец-то разбудил в товарище тягу к шалостям. Но он не мог и предположить, что будет дальше!

Отсмеявшись, Хомячок потащил друга в любимейшее место всех кадетов, преподавателей и даже командования – в столовую. Пробегая по лестницам, они прыгали через ступеньки, обгоняя друг друга, а Суслик даже показал Хомячку мастер-класс. Он пробежал по стене и взобрался на следующий пролёт, не касаясь ступеней. В общем, сразу же нарушил все предписания, и не собирался на этом останавливаться. Резвясь и дурачась, они миновали пустые пространства между лазаретом и учебным корпусом. И наткнулись на Хорька со свитой.