Каприз дочери босса - Джеймсон Бронуин - Страница 3

Парис осторожно выпустила лацканы из рук. Машинально их расправила. Сложила губы в подобие улыбки.

— Если передо мной образчик того, что я упустила шесть лет назад, то мне повезло, — протянула она.

Его глаза опасно сверкнули, пальцы вцепились ей в плечи.

— Желаете ознакомиться и с другими?

Беспокойное ощущение предвкушения омыло тело Парис с головы до ног. Ее ноги подкашивались.

Она могла поклясться: единственное, что удерживает ее, — его руки на ее плечах.

Но он не поцеловал ее. Вместо этого медленно провел языком по ее нижней губе, потом откинулся назад, сверкнул зубами и объявил:

— На вкус чистый мед!

Рот Парис открылся сам собой, она тут же закрыла его.

— Отчего бы такое могло случиться? Слишком много времени провела с леди Памелой или бедным стариной Тедди?

— Эдвард вовсе не бедный!

— Нет? — Он приподнял одну бровь. — Банкрот, но не бедный. Интересная постановка вопроса. Тогда почему же ты сбыла его с рук?

Парис помотала головой, перебарывая смущение.

Он злится! Потому что она сбежала шесть лет назад?

Потому что ему не понравилась ее прическа? Или потому что она бросила жениха?

— Думаешь, я оставила его из-за банкротства? — переспросила она медленно. И чуть не рассмеялась над комичностью той ситуации.

Да, она сбыла беднягу Тедди с рук из-за финансов.

Он хотел ее денег, денег отца, чтобы спасти свое тающее состояние. Он и жениться-то на ней пожелал именно по этой причине.

Если бы выражение лица Джека хоть немного смягчилось, она могла бы немало сообщить ему о старине Тедди. Но его рот сохранял жесткую линию, в глазах плескалось презрение, поэтому она вздернула подбородок, словно воздвигая линию обороны.

— Я могу купить десяток таких, как Эдвард.

— Твой папочка может.

— Если ты желаешь быть предельно точным. — Она пожала плечами с безразличием, которого на самом деле не ощущала.

— Почему ты вернулась домой? Исполнить роль наследницы?

— Я не собираюсь никого играть, — сказала Парис тоном не менее резким, чем боль в ее груди. Она никогда не изображала из себя ни жертву, ни победительницу. — Я приехала домой, потому что отец предложил мне работу.

Джек фыркнул.

— Какую?

Парис не знала. Она не позволяла себе сосредоточиться на мысли, какую пользу может принести отцовской корпорации. Достаточно того, что он попросил ее помочь.

— Возможно, в твоем отделе найдется подходящая должность.

У него в глазах что-то промелькнуло. Хорошо, хорошо, хорошо…

— Вообще, если подумать, мне должно понравиться работать у тебя. Надо обсудить с папой. — Парис понимала, что говорит высокомерно, но посчитала это оправданным ответным ходом на его выпады относительно игры в наследницу.

Он долго глядел на нее взглядом темным и непроницаемым. Потом развернулся на каблуках и удалился, помедлив только, чтобы выслушать прощальный выкрик Парис:

— Надеюсь, увидимся, Джек. В офисе.

Рука его задержалась на ручке двери всего на секунду, не более. Потом он рванул дверь и, не оглянувшись, не сказав ни слова на прощанье, оставил Парис беситься от неудовлетворенности. Ей хотелось метнуться вслед за ним, швырнуть что-нибудь в удаляющуюся спину, даже если это будет всего лишь требование вернуться и продолжить препирательства.

Раздраженно выдохнув, она развернулась и увидела в зеркале свое отражение. Парис едва не расхохоталась, хотя положение вряд ли можно было назвать юмористическим. Вид ее полностью соответствовал настроению.

Встрепанное чудо в перьях.

Пропали уроки матери по созданию строгого, неприступного образа. В ее мечтах у Джека все еще были смеющиеся глаза цвета молочного шоколада и быстрая усмешка, от которой сердце екало, замирая где-то в горле.

Неужели она всерьез считала, что четыре года работы в качестве правой руки отца его не изменят?

Нет. Она ожидала перемен, боялась их, страшилась, что, встретив его взгляд, снова почувствует, как уходит земля из-под ног, как и шесть лет назад, когда она влюбилась в него, по уши погруженного в работу.

Она отвернулась от зеркала и вздернула подбородок.

Человек, которым стал Джек Меннинг, не заслуживает ни сожалений, ни страстных вздохов. Он заслуживает только ее персону в штате своих сотрудников.

Прелестная фантазия, Парис.

Шансы, что отец даст ей любимую работу, равны шансам встретить человека, который будет любить ее саму. Совершенно нулевые.

Глава 2

Джек снял трубку, стоило только мобильному телефону звякнуть, и, удерживая его плечом около уха, начал натягивать кроссовки.

— Очень хорошо, что я тебя застал, — без вступления начал Кей Джи. — Боялся, ты торчишь в своем потогонном гимнастическом зале.

— Проспал.

— Бывает. Появишься утром в конторе?

— Ненадолго.

— Хорошо. — Скорее утверждение, чем похвала. Тогда у меня в десять.

Джек стиснул замолчавший телефон в руке и отшвырнул его.

Без обращения, не интересуясь, может ли он встретиться и устроит ли его десять часов!

Злобно потряс головой, смахнул со лба испарину и направился ко входной двери. В десять у него полным ходом должны идти переговоры с Дэном Лиманом, подрядчиком, занимающимся электрооборудованием для проекта Милсон-Лендинга. Изменения в расписании сомнут день Лимана, а сегодня, между прочим, суббота. Выскочив на дорогу, он в который раз задал себе вопрос: сколько еще времени будет мириться с самодурством шефа?

Ответ был прост. Где еще подросток, бросивший школу при первой возможности, мог добраться до главного кабинета на восемнадцатом этаже? Кто поставит торговца, который не может похвалиться выдающимися достижениями, руководить миллиардными проектами?

Он соглашался с повелительным тоном Кей Джи, потому что этот сын свиньи разбирался в строительных делах как никто другой. Джек понял это с самого начала их совместной работы, когда тот взял его под свое крыло, ожидая в ответ усердной работы и лояльности. Джек соглашался со всеми требованиями босса, ., до последнего времени.

Всего несколько месяцев — даже меньше, если повезет, — и он уйдет. Уйдет на два года позднее, чем планировал, но больше никаких отсрочек, искусно подстраиваемых Кей Джи. Настало время пуститься в собственное плавание.

В конце длинной пробежки Джек свернул на пустынную в такое раннее утро дорогу и помчался по ней длинными скачками. Он предпочитал гимнастический зал. Милое дело — постучать по боксерской груше. Но сегодня утром сигнал будильника он проспал. Бегать ему не слишком нравилось, но он обязан дать телу нагрузку, а свои обязательства он всегда выполняет. Джек бежал и думал об успокоительном трении кожи о кожу и о том благословенном выходе энергии, которая может выплеснуться только одним способом.

Да, постучать по груше сегодня — то, что надо. Гораздо лучше, чем взбивать подушку, как он делал две последние ночи, с момента появления Парис Грентем, с ее задранным кверху носиком, фальшивой улыбкой и холодными глазами. И ножкой, обжигающей руку сквозь гладкий шелк чулка, и пальцами, цеплявшимися за пиджак, и мягкими губами, ищущими…

Джек ругнулся и провел удар в пустоту прохладного утра комбинацией «справа-снизу».

И какого черта он ее поцеловал?

Он не думал тогда. Это была реакция на давние разочарование и огорчение, непреодолимое желание стереть с губ ее искусственную улыбку.

Реакция на тщетные воспоминания, которые нельзя больше было оставить в дальнем углу памяти, воспоминания, тревожившие его, не дававшие спать спокойно. Воспоминания-мечты, в которых она танцевала на столе в коротенькой юбочке и сапожках выше колена, глядя на него сквозь гриву спутанных волос не холодными, как сталь, а дымчатыми жаркими глазами. И под ободряющие выкрики толпы расстегивала кофточку, не отрывая от него взгляда, бросая ему вызов: посмей, мол, остановить.

Он посмел.

Стащил со стола, ощущая, как ее тело прижимается к нему, мягкое, податливое. Мечты-воспоминания о ее губах, теплых и сладких, на его коже. Ее слова и откровения, его неспособность принять их.